Чекисты рассказывают. Книга 5-я - Марченко Анатолий Тимофеевич - Страница 36

Генерал по-прежнему проводил субботние вечера в кругу семьи, по-прежнему наслаждался любимыми пирожками и все чаще задумывался: неудачи начались в последние годы, когда вернулся сын.

Сколько раз посылались за это время надежные офицеры на советскую землю. А в ответ — ни звука. А теперь еще эта история с послом.

— Вы чем-то расстроены?

— Нездоровится, милая Александра Семеновна.

— Может быть, вам спеть какой-нибудь романс?

— Если можно, «Сомнение» Глинки или «Не искушай».

Нетрудно было заметить, каким настороженным взглядом он посмотрел на сына.

Рассказывает Наталья Афанасьевна — жена и боевая подруга чекиста Николая Абрамова:

— Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было, было... А потом наш «милый друг» полковник Александр Браунер, долго подбиравший «ключик» к Николаю Федоровичу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла — это дело рук Николая. Однако улик у него не было, а одних предположений для такого серьезного обвинения, конечно, недостаточно. Но Браунер все же добился, чтобы Николая Федоровича отстранили от работы в РОВСе. Наша жизнь в Софии все более усложнялась. Стало невмоготу. Тогда Николай Федорович не на шутку «обиделся» на окружение отца, донимавшего его «необоснованными» подозрениями, поговорил с генералом, и мы решили покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и нас, и генерала, и Браунера, и политическую полицию. Но тут из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении главного руководителя РОВСа генерала Миллера. И наша поездка сорвалась. Во всех белогвардейских газетах в Париже, Берлине, Софии на все лады дискутировался один вопрос: не является ли сын генерала Абрамова чекистом? Не он ли повинен в похищении генерала Миллера? Николая Федоровича арестовали. Полковник Браунер допрашивал его с пристрастием, применяя меры «третьей» степени: избивал чулком, наполненным мокрым песком. Николай Федорович выдержал эту пытку. Через неделю его выпустили из тюрьмы и предложили покинуть Болгарию. В газетах было сообщено, что он высылается из страны. И здесь разыгралась еще одна история, которая могла окончиться трагедией, но, по счастливой случайности, этого не произошло. Полковник Браунер выделил для сопровождения нас двух агентов тайной полиции. Эти агенты получили приказ: уничтожить Николая Федоровича при переходе границы.

Бесценную услугу Николаю оказал подпольщик чичо Славчо. Через него стало известно о злодейском замысле Браунера. Было решено через него же подкупить этих агентов полиции.

Это удалось, и мы благополучно приехали в Париж.

Парижская белогвардейская газета «Последние новости» встретила нас статьей под сенсационным заголовком: «Новая драма в РОВСе. Сын генерала Абрамова — большевистский агент».

В ней сообщалось, что «Николай Абрамов, сын генерала Ф. Ф. Абрамова, председателя болгарского отделения РОВСа, уличен в тайных сношениях с большевиками, арестован и выслан из Болгарии...» Несколько месяцев, пришлось пробыть в Париже — не так легко было уехать оттуда. И наконец, большая радость — мы в Москве, среди своих людей. Не надо оглядываться и ждать удара в спину. Но долго жить спокойно нам не пришлось. Не прошло и двух лет — началась война с германским фашизмом. Николай Федорович тотчас же обратился с просьбой послать его на фронт. Однако ему предложили с группой чекистов отправиться не на фронт, а в Одессу, в распоряжение уже находившегося там Владимира Александровича Молодцова, впоследствии Героя Советского Союза. Там они должны были, обосновавшись в одесских катакомбах, создать партизанский отряд. Поначалу все шло нормально. Николай Федорович вместе со своими товарищами участвовал в диверсионных и других боевых операциях.

Он погиб в 1941 году. Ему было всего 32 года.

Вот несколько строк из его последнего письма от 11 сентября 1941 года, адресованного Наталье Афанасьевне и ее матери Александре Семеновне:

Больше писем от него не было.

Литературная запись Б. Любимова

Горячее дыхание фронта Краснодар ощутил в начале августа 1942 года. 24 июля немцы вторично взяли Ростов, и положение наших войск на южном направлении стало катастрофическим. Создавалась реальная угроза Северному Кавказу. Двумя мощными клиньями фашистские войска устремились в широкие задонские и кубанские степи, нацеливаясь одним из них на Грозный и Баку, вторым — на Краснодар, Новороссийск и Туапсе. Гитлеровское командование приступило к осуществлению своего плана под кодовым названием «Эдельвейс»...

В ту пору я возглавлял один из оперативных отделов краевого управления НКВД. Коллектив отдела был укомплектован опытными, знающими свое дело кадрами. Надо сказать, что до прибытия в Краснодарский край я работал в Москве, в центральном аппарате. Весной 1940 года был переведен в Сочи. Через полгода назначили на новую должность в Краснодаре, и я засел здесь, как говорится, основательно и надолго.

Возглавив отдел, с головой ушел в работу, тем более что была она интересной, требовала соответствующей подготовки, знаний и умения разбираться в отраслевой экономике, технологии, производстве. Словом, дел хватало. В одном только Краснодаре было свыше двадцати крупных промышленных предприятий, таких как: завод имени Седина, нефтеперегонный № 5, завод измерительных приборов, сельскохозяйственных машин и т. д. Крупными промышленными центрами были Краснодар и Новороссийск с его цементными заводами и большим портовым хозяйством. Вторым Грозным считались районы нефтедобычи края — Майкопский, Нефтегорский, Хаджинский. Но еще до того, как я вник во все тонкости нового дела, грянула война.

Часть предприятий подлежала эвакуации в глубинные районы страны, другие в срочном порядке должны были перестроиться на выпуск военной продукции, третьи — резко увеличить производство. Теперь условия нашей работы диктовались обстановкой военного времени и нуждами фронта. Были у чекистов и другие заботы.

Однажды через месяц или полтора после начала войны меня вызвали в крайком партии к первому секретарю товарищу П. И. Селезневу. Поскольку мне неоднократно приходилось бывать у него, такой вызов был в порядке вещей. Однако Петр Ианнуарьевич совершенно неожиданно завел разговор не о промышленности а о... «зеленых»[4].

— Вы человек знающий, приехали к нам из центра, помогите «прикинуть»: что можно сделать для нашего будущего подполья и партизанской войны? Где лучше заложить партизанские базы и тайники с продовольствием, одеждой и, конечно же, оружием и взрывчаткой? И как осуществить это в строжайшей тайне, чтобы, как говорится, комар носа но подточил? Подумайте, может, нам стоит позаимствовать опыт «зеленых»? Они умело и успешно действовали здесь в гражданскую и против красных, и против белых. Поезжайте в Новороссийск и там в архивах посмотрите, как укрывались и снабжались в горах их отряды, где базировались, какова была их численность. Иногда не грех поучиться и у врага.

К тому времени уже вышло постановление ЦК партии «Об организации борьбы в тылу вражеских войск», и, хотя фронт был от нас далеко и казалось совершенно невероятным, что он может сюда когда-нибудь прийти, озабоченность секретаря крайкома была мне понятна, и я отнесся к этому поручению со всей ответственностью. Побывал в Новороссийске в краеведческом музее, внимательно изучил архивные материалы о «зеленых», съездил на места и пришел к выводу, что партизанить на Кубани можно в лесистых предгорных и горных районах, есть где заложить и базы. И хотя нынешняя война не гражданская, но кое-что из опыта «зеленых» позаимствовать следует. Обо всем этом я доложил П. И. Селезневу. Он одобрил мои наметки и соображения. Правда, лично мне заниматься этим делом не пришлось. Партизанские базы и тайники закладывали Петр Лукич Печерица, зам. председателя крайисполкома, и другие товарищи из партийного актива. Но всякий раз, когда судьба забрасывала меня потом в тот или иной партизанский отряд, на партизанскую базу, я ощущал и свою причастность к этому делу. Партизанские базы и тайники с продовольствием выручали в критический момент не только партизан, но и регулярные части нашей армии, позиции которых располагались в труднодоступной гористой местности и где со снабжением было туго.