Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания. - Фоер Джошуа - Страница 11

Чтобы понять, почему этот мнемонический трюк работает, вам стоит ознакомиться с одной странной разновидностью забывчивости, названной психологами «парадоксом Бейкера/пекаря[31]»[32]. Выглядит это так: исследователь показывает один и тот же портрет мужчины двум людям и одному испытуемому говорит, что на снимке пекарь, а другому — человек по фамилии Бейкер. Через несколько дней экспериментатор показывает тем же двум людям ту же фотографию и спрашивает о связанном с ней слове. Тот, кому говорили, что изображен пекарь, вспоминает это намного чаще, чем тот, кому называли фамилию. Почему же так? Одно и то же слово. Но одно забывается, а другое — нет.

Когда вы слышите, что мужчина на портрете — пекарь, этот факт внедряется в существующую у вас в голове целую сеть идей о том, что значит быть пекарем: этот человек печет хлеб, носит большой белый колпак и вкусно пахнет, когда возвращается домой с работы. Фамилия же Бейкер вспоминается лишь потому, что вы помните лицо человека. Эта связь непрочна и быстро разрушится, а имя отправится в мир утерянных воспоминаний. (Когда слово крутится на кончике языка, это, скорее всего, обусловлено тем, что мы имеем доступ не ко всей нейронной сети, «содержащей» идею, а лишь к ее части.) Но когда речь заходит о профессии, множественные нити вытянут это воспоминание, вернув его к жизни. Даже если вы не помните поначалу, что мужчина был пекарем, все равно вокруг него будет виться хлебный дух, или вам покажется, что его лицо как-то связано с белым колпаком, или вы вдруг вспомните о булочной по соседству. Очень многие узлы в этом переплетении ассоциаций могут привести к воспоминанию о профессии мужчины. Секрет успешного выступления на соревнованиях по запоминанию в дисциплине «имена и фамилии» — и запоминания имен и фамилий в реальной жизни — обращать Бейкеров в пекарей или Фоеров в четверки. Или Рейганов в лучевые пистолеты[33]. Просто, но эффективно.

Я попытался воспользоваться этой техникой, чтобы запомнить имя оператора, следовавшего с камерой за Эдом и Лукасом всю эту неделю. Он представился Джонни Лаундесом.

— Мы зовем его Паундс[34]-Лаундес, — встрял Эд. — В школе он был верзилой.

В детстве у моего старшего брата было прозвище Джонни, поэтому я закрыл глаза и представил их вместе, рука к руке, пожирающими фунтовый кекс[35].

— Знаешь, мы тебя можем и другим приемам научить, — сказал Эд и, полный воодушевления, посмотрел на Лукаса. — Я вот тут думаю, сможем ли мы добиться того, чтобы он победил на чемпионате Америки?

— Сдается мне, что вы невысоко цените американцев, — сказал я.

— Как раз наоборот. Просто у них не было правильного тренера, — ответил Эд, снова оборачиваясь ко мне. — Полагаю, ты сможешь выиграть чемпионат следующего года, если будешь тренироваться по часу в день. — Он взглянул на Лукаса. — Так?

Лукас кивнул.

— И Тони Бьюзен так думает, — сообщил я.

— О да, многоуважаемый Тони Бьюзен, — фыркнул Эд, — Он и тебе пытался впарить идею, что мозг — это мышца?

— М-м… да.

— Любой, кому известны свойства мозга и мышц, знает, что это сравнение попросту смехотворно, — эта фраза стала первым намеком на сложные и запутанные взаимоотношения Эда и Бьюзена. — На самом деле тебе очень нужен я в роли тренера, наставника, менеджера… и духовного проводника.

— А ты что с этого получишь? — спросил я.

— Удовольствие, — с улыбкой ответил Эд. — А еще, раз уж ты журналист, я бы не отказался, чтобы, когда ты будешь описывать свой опыт изучения мнемотехник, умудрился дать понять, что я тот самый человек, которому любой может доверить тренировать свою дочь в Хэмптонсе[36], скажем, за целую кучу денег в час.

Я рассмеялся и пообещал подумать. Честно говоря, меня не увлекала идея тратить по часу в сутки, разглядывая игральные карты, запоминая страницы случайных чисел или делая всю ту умственную гимнастику, которая требовалась для превращения в «интеллектуального спортсмена». Я никогда не отрицал, что являюсь ботаном — я был капитаном школьной команды, участвовавшей в викторинах, и долгое время носил часы-калькулятор, — но такие тренировки — это чересчур даже для меня.

Но все же мне было любопытно узнать о возможностях собственной памяти, да и Эд меня заинтриговал, так что я рассмотрел его предложение.

Все интеллектуальные спортсмены, которых я встречал, утверждали, что любой способен улучшить свою память — что способности Ш. есть в каждом из нас. Я решил проверить, так ли это. Той ночью, вернувшись домой, я обнаружил в почте короткое письмо от Эда: «Так что, я буду твоим тренером?»

Хотя родиться курицей — и так весьма сомнительное удовольствие, еще хуже родиться петухом. С точки зрения птичника, петухи бесполезны. У них жилистое мясо, они не могут откладывать яйца и агрессивны по отношению к курам, на которых ложится весь тяжкий труд по обеспечению нас пищей[37]. Профессиональные птичники относятся к петухам как к обрезкам ткани или металлолому, бесполезному, но обязательно присутствующему при любом производстве, побочному продукту. Поскольку зачастую петухи могут объесть всех других обитателей птичника, важно избавиться от них как можно быстрее. Но здесь возникала проблема, которая была сопряжена с большими затратами и которая в течение многих столетий мучила птицеводов: невозможно определить пол цыпленка до тех пор, пока ему не исполнится от четырех до шести недель, когда у цыплят начинают появляться характерные перья и такие вторичные половые признаки, как гребешок. С виду они все одинаковы — комочки пуха, которые нужно кормить и обихаживать, что недешево.

Это оставалось проблемой вплоть до 1920-х гг., когда нашлось ее решение. Группа японских ветеринаров сделала важнейшее открытие: под хвостом цыпленка находится комбинация из складок, отметин, пятен и шишечек, которые обычному человеку кажутся случайными, но при должном прочтении могут сообщить специалисту пол однодневного цыпленка. После того как об этом открытии рассказали на Всемирной конференции птицеводов в 1927 г. в Оттаве, оно произвело революцию в индустрии и в итоге снизило цены на яйца по всему миру. Профессиональные определители пола цыплят, вооруженные навыком, на оттачивание которого уходят многие годы, стали одними из самых ценных сотрудников в агропромышленности. Лучшими из лучших были выпускники школы «Дзен-Ниппон», специализирующейся на подготовке специалистов по определению пола цыплят, — стандарты обучения там были такими жесткими, что только 5–10 % студентов получали аккредитацию. Но те, кому удавалось окончить эту школу, получали не менее $500 а день и, подобно лучшим бизнес-консультантам, летали по миру от птицефермы к птицеферме. Так диаспора японских определителей пола цыплят рассеялась по всему миру.

Определение пола цыпленка — тонкое искусство, требующее сосредоточенности дзен-буддиста и ловкости рук нейрохирурга. Птицу зажимают в левой руке и осторожно стискивают, чтобы птенец опорожнил кишечник (если сжать слишком сильно, то все кишки цыпленка вылезут наружу, после чего птенец погибнет, а его пол станет уже не важным). Большим и указательным пальцем определитель пола переворачивает цыпленка и раскрывает крошечный клапан, за которым скрывается отверстие клоаки — узкого выводного отверстия, где размещены гениталии и анус. Чтобы сделать это надлежащими образом, ногти должны быть тщательно подстрижены. В простых случаях — тех, которые определитель пола может объяснить, — он высматривает так называемую «мушку», размером с булавочную головку. Если мушка выпуклая, то птенец — мальчик и отправляется налево, а если вогнутая или плоская — то это девочка и помещается с правой стороны. Это простые случаи. На деле доказано, что новички могут научиться определять «мушку» всего после нескольких минут тренировок. Но в 80 % случаев форма «мушки» неявная и нет ни одной отличительной черты, на которую определитель пола мог бы сослаться.