Магия в скорлупе - Доунер Энн - Страница 2

• Предыдущая
• 2/35
• Следующая

— Послать виверну за лисой? Шум вышел бы жуткий, а нашей новой королеве не понравится, если ее вечерние молитвы прервутся таким образом. В любом случае, возможно, и не было никакой лисы — мне это просто почудилось. Но ты можешь проверить сама. — Он махнул рукой в сторону голубятни.

Фебрис наморщила нос:

— Конечно, я верю тебе на слово, Гидеон.

Она повернулась и ушла со двора.

Гидеон посмотрел ей вслед, понимая, что обмануть ее не удалось. Она сообщит все Кобольду. Нельзя терять времени.

Волшебник бросился в свою комнату. Аппарат для привлечения виверн чрезвычайно сложный. Придется работать почти всю ночь. Но если он станет упорно трудиться, все будет готово за час до зари, когда привораживающие чары сильнее всего.

Он пошел коротким путем через огород и именно там увидел загадочное сияние, исходящее от дынных грядок. У Гидеона екнуло сердце.

Нельзя было перепутать: следы от когтей точно принадлежали Уикке. И нельзя было ошибиться, увидев расплывчатое кольцо света, маслянисто мерцающее и тихо жужжащее, подобно прялке. Гидеон со стоном опустился на землю. Дракониха прошла через это кольцо света, бывшее чем-то вроде входа в волшебную кроличью нору, ведущую сквозь пространство и, что гораздо хуже, — время.

Он начал просовывать руку в эту дыру, но остановился. Бесполезно было бросаться за Уиккой, не подготовившись. Маг вернулся к себе и в течение часа убирал реторты с зельем и волшебные книги под замок, для пущей уверенности налагая на него защитные чары.

Уикка не могла выбрать для побега более неподходящий момент. На носу были ежегодные экзамены по полетам у молодых драконов, нужно наконец разрешить спор между людьми и троллями о правах на разработку копей и устроить пышный пир в честь гномов-посланников. И кто будет вместо него председательствовать на очередном заседании Верховного Суда Гильдии? У него едва ли оставалось время на собственные занятия генеалогией демонов или усовершенствование универсального противоядия. Последняя партия этого снадобья сделала придворного дегустатора невесомым на целую неделю. Теперь-то Гидеон понимал, почему его предшественник бросил все и удалился в провинцию разводить пчел.

На верхней полке свернулась двухголовая змея, а рядом с ней сиял под стеклянным колпаком холодный голубой огонь, горевший без воздуха и топлива. Это были его близкие друзья: змейка Оуроборос, старая, как само время, и Игнус — разумный огонь.

Гидеон отложил дорожный мешок, подошел к волшебному огню, поднял стеклянный колпак и протянул пустой кошель. Игнус слетел с полки в него. Чародей защелкнул кошель и положил в карман. Затем потянулся за Оуроборос. Змейка скользнула в рукав и обвила руку хозяина. В шве была маленькая дырочка, сквозь которую она могла выглядывать.

Осталось придумать, как объяснить королю свое внезапное исчезновение. Маг испортил два листа бумаги, прежде чем нашел подходящий предлог: вызов на чрезвычайное собрание Гильдии Мастеров Волшебных Искусств. Гидеон знал, что Кобольд быстро распознает ложь, но надеялся к тому времени вернуться вместе с Уиккой и успеть помешать любым попыткам лишить его положения Королевского Чародея. Он искусно сложил записку в виде голубя, произнес несколько слов на волшебном языке и проследил, как бумажная птичка полетела прямо в окно королевской опочивальни.

Он выпустил на волю тритонов и налил в блюдце сливки на тот случай, если Уикка все-таки скрывается где-то в замке.

— Замкнись! — приказал он двери и, когда засов послушно задвинулся, закинул мешок на спину и отправился к кроличьей норе.

— Почему мне нельзя поехать с тобой? — спросила Теодора Оглторп, сидя на отцовской кровати. Она старалась, чтобы голос прозвучал сердито, но оказалось, что трудно одновременно ворчать и любоваться пластмассовыми вампирскими зубами в зеркале над комодом.

Мистер Оглторп складывал гавайские рубашки и спортивные носки в видавший виды чемодан, покрытый таким слоем скотча и старых дорожных наклеек, что под ними едва можно было разглядеть потертую кожу. Ярко-оранжевый ярлык со словом «КАРАНТИН» был не до конца содран.

Большинство отцов сказало бы: «Додо, это слишком опасно», или: «Ты еще мала», или: «Ты будешь мешать», но мистер Оглторп подошел к комоду и, вытащив стопку маек и трусов, спросил дочь:

— Ну, если ты хочешь устроиться на работу в экспедиции, скажи мне, что ты умеешь. Вы говорите по-лаосски, мисс Оглторп?

Теодора отрицательно покачала головой.

— Ты можешь поставить палатку ровно за десять минут? А если палатку снесет, сделать бамбуковый шалаш?

Теодора сняла пластмассовые клыки и, держа их в руках, притворилась, что кусает ими покрывало на кровати, как терьер-вампир.

— Нет.

— Ты можешь приготовить обед на двадцать человек из угря и полкило риса, причем угря надо поймать самой?

Теодора почувствовала, что краснеет.

— Нет, но я могла бы делать пластмассовые слепки со следов, как ты учил меня прошлым летом, и помогать проверять ловушки для насекомых и упаковывать образцы.

Энди Оглторп сел на кровать рядом с дочкой. Он был высоким, с длинными сильными руками и ногами бывшего бейсболиста. Взяв у Додо вампирские зубы, он, не вставая, положил их на комод.

Теодора перевела взгляд с отца на свое отражение в зеркале. Она знала, что ничуть не похожа на него. В раннем детстве она была почти рыжая, как и отец, но, став старше, потемнела, так что все пожилые тетушки со стороны Оглторпов сказали, что она пошла в Гринвудов — родню с материнской стороны. Это означало, что у нее были мамины темные волосы и карие глаза, но она далеко не такая хорошенькая, как мама. Теодора невольно нахмурилась и откинула назад густые волнистые волосы.

— Видишь ли, дело вот в чем, — сказал отец, взяв ее за руки, — на эту экспедицию отпущено очень мало денег, поэтому каждый, кто едет, должен уметь делать все или почти все: ремонтировать джип, пользоваться коротковолновым передатчиком, лечить змеиные укусы, играть в покер. Ты можешь быть очень полезна, Додо, но ты еще многого не умеешь.

Девочка почувствовала, как в ней поднимается волна протеста, и подавила готовый сорваться отчаянный крик: «Это несправедливо!» В доме Оглторпов можно сердиться и даже повышать голос, но ни при каких обстоятельствах нельзя хныкать.

— А Мадлен Силверферн папа берет с собой, — тихо сказала она.

Как только у нее вылетели эти слова, лицо мистера Оглторпа стало непроницаемым. Он выпустил ее руки и встал.

— Ну, мы же знаем, кто ее отец, да? Иди надоедать Микко и дай мне собраться.

Теодора медленно пошла по холлу в кухню, где Микко готовила обед.

Микко появилась в их доме четыре года назад, когда Додо было семь лет и мистер Оглторп поместил в газете объявление, что требуется няня. Девушка жила в комнате рядом с кухней со своим голубоглазым котом Фрэнки. У Микко были длинные прямые светлые волосы и темные миндалевидные глаза. И она вовсе не была японкой. В действительности ее звали Мишель Колодни. Теодора знала это, потому что нашла нянины водительские права в сушилке для белья, но та просила называть ее Микко.

Все это было очень таинственно, но пытаться проникнуть в эту тайну оказалось бесполезно, она либо меняла тему разговора, либо рассказывала какую-нибудь фантастическую историю, которая едва ли была правдой. Не могла же она на самом деле сбежать из школы и поплыть на грузовом судне на Таити. Девочка была почти уверена, что Микко выдумывала, когда говорила, что ее мама — цирковая акробатка, а папа — врач и они познакомились, когда ее мама упала с трапеции, а папа склонился над ней, как раз когда мама открыла глаза, придя в сознание. Впрочем, экономка Оглторпов действительно могла сделать простой кувырок назад.

Однажды Вэл, подруга Теодоры, спросила, не думает ли она, что ее папа и Микко влюбятся друг в друга и поженятся. Додо размышляла целую минуту и сказала, что нет. Она просто не могла себе представить, как Микко пьет кофе в старом зеленом махровом халате, вместо того чтобы наслаждаться чаем в кимоно, разрисованном белыми журавлями.

• Предыдущая
• 2/35
• Следующая