По лезвию катаны - Логачев Александр - Страница 1

• 1/66
• Следующая

Представление началось без опоздания и прочих малосимпатичных неожиданностей. Сперва по внутренней трансляции объявили «творческую готовность номер один», потом к публике вышел маэстро анонсер и, стоя посреди арены в круге света, раскатисто объявил в микрофон: «Пр-р-ред-ставление начинается!!!», оркестр вжарил во всю духовую медь цирковой марш и, как говорится, п-а-ашел черт по бочкам. Начали.

Артем в парадном выходе был не задействован. А кабы и был задействован, то на сей раз параду-алле все равно пришлось бы обойтись без него. Какой к лешему парад, какое к дьяволу «алле», когда на кону стоит судьба всего цирка.

Истина открылась, как оно обычно и бывает, внезапно — будто кто сзади кирпичом по темени шарахнул. И случилось это при следующих обстоятельствах. Задетая локтем, скатилась по столу катушка черных ниток, упала на пол. Артем нагнулся за ней, увидел в углу гримерной лохматые заросли паутины, паука, деловито снующего меж черными точками засохших мух… и застыл в неудобной позе, потому что какая-то мысль вдруг стала пробиваться наружу с настойчивостью цыпленка, долбящего клювом скорлупу. Взгляд накрепко, как крючок за корягу, зацепился за паучье хозяйство. Наконец скорлупа треснула — мысль вылупилась, снизошло озарение.

— Муха с бляхой, и как я раньше не дотумкал?! — выпрямившись, спросил Артем у своего отражения в зеркале. И постучал себя кулаком по лбу, как бы в наказание за недогадливость. Однако, как известно даже даунам, лучше поздно, чем никогда.

Все то, о чем он напряженно размышлял на протяжении последних недель, получило наконец простое, внятное и единственно верное объяснение. Кусочки мозаики сложились в целостную картину. Обрывки разговоров, обмолвки выпивших коллег, печальная история коверного Жоры Астахова, полная загадок и вопросов смерть в автокатастрофе жонглера Тофика Гажиматова, визит следователя ФСБ, с каждым днем все более нарастающее в цирке напряжение, инфаркт администратора Погребельского, необычно тщательный досмотр на китайской таможне, которым руководили люди из Интерпола, наконец таинственное исчезновение канатоходца Ипатова — все состыковалось. И теперь, после того как он понял, что же собственно происходит и к кому ведут все нити, Артему приходилось лишь удивляться прежней своей слепоте и недогадливости.

Все, больше он ждать не мог. Он должен был немедленно убедиться в собственной правоте. Или же… в неправоте. Артем выскочил из гримерки, как из горящего дома, так и не закончив переодеваться к номеру.

В коридоре царила обычная для представлений суета. Кто-то куда-то пробегал с выпученными глазами, кто-то кого-то разыскивал, хватая за руки всех подряд «не видели случайно?», у пожарного щита кто-то чихвостил «раздолбаев-механиков», на этот раз отличившихся тем, что забыли зарядить аккумуляторы кара из номера «Собачий поезд». В небольшом закутке, забросив ноги на холодные батареи, растягивали мышцы сестры Маша и Галя из номера «Чудеса на брусьях», здесь же кто-то из черноусых джигитов Арчила Гвазава, сидя на пожарном ящике с песком и раздраженно цокая языком, чинил ножны бутафорского кинжала.

Артем прижался к стене, пропуская униформистов, которые катили к выходу на арену «Царь-пушку» — реквизит к номеру иллюзиониста Харламова, известного по афишам как факир Исаак Тортон. Пушка стреляла конфетти и необходима была лишь для отвлечения зрительского внимания. Артему эта пушка была хорошо знакома, потому что ему доводилось, и не единожды, подменять запойного харламовского ассистента. Охо-хо, кого только Артем не подменял за свою цирковую жизнь! Вот разве что в звериные шкуры не переодевался. Но все еще впереди…

С арены доносилась бравурная музыка, сопровождаемая хлопками в ладоши, — то китайские зрители дружно подхватили и добросовестно отбивали музыкальный ритм… А эт-то что еще за уши?

— Кыс, кыс! — позвал Артем.

Из-за груды пестро раскрашенных дюралевых цилиндров высунулась откормленная кошачья морда.

— Филька! — узнал Артем.

Ну еще бы не узнать, когда цирк тебе — дом родной. Если вырос при цирке, волей-неволей познакомишься со всем звериным поголовьем, даже всех многочисленных кошек клоуна Хухлачева научишься различать по хитрым усатым мордам. Более того — будешь в курсе особенности их характеров. Скажем, вот этот вот толстый, черно-белый котяра по кличке Филька отличается редкостной обидчивостью. Чуть что не по нему, котяра убегает от Хухлачева, шатается где вздумается, прогуливая выступления на арене. Однако Хухлачев прощает любимчику все его выходки. Похоже, слинял котяра и сегодня, в очередной раз на что-то обидевшись. Может быть, на то, что его покормили не первым из котов.

— Опять свинтил, подлец? — подмигнул зверюге Артем. — Ну, будет тебе сегодня!

Кот в ответ зевнул во всю пасть, мол, шел бы ты своей дорогой, двуногий и бесхвостый, и вновь спрятался за цилиндры.

Уйти своей дорогой Артему удалось, лишь когда униформисты наконец провезли мимо него свою бесконечную пушку.

— Эй, Темыч! — окликнули его из курилки. — Заворачивай к нам, новость расскажем!

Курилка располагалась возле прохода к клеткам, и здесь причудливо перемешивались запахи табака и зверинца. Сейчас в курилке дымили жонглеры-эксцентрики братья Безруцкие, дрессировщик тигров Михалыч, кто-то из конюхов и метательница кинжалов Матильда Гримальди. Окликнула его как раз Матильда.

— Некогда, Маша! — бросил Артем, приветственно махнув рукой. — После загляну!

Неизвестно, какую новость собирались ему сообщить, но уж точно куда ей до той, какую мог бы сам Артем рассказать курильщикам. «А ведь кто-то из дрессуры или из тех, кто кормит зверей, обязательно должны быть замазаны, — пришло в голову Артему. — Между прочим, та же Матильда в последнее время слишком сблизилась с тигровиком Михалычем и под этим предлогом слишком часто стала бывать в зверинце, и время их сближения как раз совпадает с началом всех бед и странностей, обрушившихся на родной цирк. И не оттого ли Матильда заигрывает со мной, что ей поручили разузнать, как много мне известно и отчего я проявляю такой пристальный интерес ко всей этой истории?» Впрочем, сейчас не до подобных мелочей. Оставим, оставим. Сейчас надо нанести удар в самое черное сердце, раздавить паука, засевшего в центре паутины.

Артем вышел во двор, заставленный трейлерами и легковыми машинами. Двинулся узкими проходами между выстроившимся в ряды цирковым автотранспортом. Остановился возле фургона с нарисованными на нем цветными шарами, которые держит за веревочки огненно-рыжий клоун. Под подошвами кроссовок проскрипели три металлические ступени лесенки. Артем взялся за ручку, потянул дверь — та была не заперта. В мозгу огнями над темной ареной вспыхнула мысль: «А все-таки хорошо будет, если я ошибся. И просто здорово — если вообще никто из цирковых не причастен». С этой мыслью Артем шагнул внутрь и закрыл за собою дверь.

В вагончике солировал запах грима, забивая все прочие запахи. Зураб Червиченко, фигурирующий на цирковых афишах под сценическим именем «клоун Батон», сидел перед зеркалом. Коверный уже был в клоунском костюме (в широких желтых штанах с одной помочью, зеленой рубахе и в длинных башмаках с загнутыми носками), он гримировался. Как раз прилаживал на голову лохматый рыжий парик.

— Иду, иду! — не оборачиваясь, прокричал Зураб.

• 1/66
• Следующая