С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/70
- Следующая
Постепенно начала сдавать дыхалка, все-таки, если Куско находится на высоте 3360 метров, а мы все поднимаемся, значит, до четырех тысяч, наверное, уже добрались. Как там у Высоцкого: «Здесь вам не равнина, здесь климат иной». Только человеческое сердце все то же. У меня — городское, равнинное, поэтому так и страдало, зато у Пабло и Боба местное, высотное. Оба чувствовали себя в Андах вполне комфортно.
Через пятнадцать минут подъема пот опять начал лить градом, застилая глаза. Вытереть его не было возможности — потеряешь равновесие. Хотя в какой-то момент мне стало даже все равно, скачусь я вниз или не скачусь и что там будет с моими костями вперемешку с костями крысолова.
А Боб и Пабло снова ушли вперед, и их уже не видно. Вероятно, давно добрались до какой-нибудь площадки наверху и блаженствуют. Ну почему Господь не создал и меня индейцем? Глаза от пота разъедает, будто какой-то кислотой, но все равно, словно мираж в пустыне, вижу наконец, как мои попутчики сидят где-то там наверху, беззаботно болтая ногами. Наверное, наслаждаются моим изможденным видом. И только потом приходит мысль, что, если я их вижу, значит, и моим мучениям скоро наступит конец.
Вот и площадка. Почти падаю, сбрасываю с плеч рюкзак с псиной, вытираю пот с лица и слышу не издевательские, а, наоборот, сочувственные вопросы: «Ну ты как, живой?» И умиротворяющее: «Дальше тоже нелегко, но так трудно уже не будет».
Чувствуешь себя будто у стоматолога, который удалил тебе нерв и обещает, что дальше все будет не так мучительно. Уже хорошо.
Но все равно обидно: я постоянно тащусь сзади. Голова сама ищет что-то утешительное и почти сразу же находит.
Вспоминаю слова одного нашего офицера, который много лет проработал в Перу. «Перуанский солдат — явление уникальное. Если говорить о его выносливости, то, скажем, наш по сравнению с ним просто ничто. Причем я имею в виду не новобранцев, а отлично подготовленного бойца, даже спецназовца. Слабость перуанцев в другом. Не хватает самостоятельности, способности перестроиться в нестандартной ситуации. Воюют до тех пор, пока не убьют командира. А дальше теряют боеспособность и рассыпаются, как горох из дырявого мешка. Никто не берет на себя инициативу. Можно этому учить до бесконечности, но характер не переломишь. Исключения бывают, но они-то и становятся офицерами. А у нас и рядовой останется в одиночку — все равно сам себе командир. Конечно, и в нашей истории бывало разное, вспомни сорок первый, но обычно дерутся русские до последнего».
Своим спутникам я, разумеется, ничего об этом не сказал, но на душе, признаюсь, стало как-то легче, будто я выиграл у них матч-реванш. И я тоже начал болтать ногами.
А что? Нерв уже удалили. Вокруг немыслимой красоты горы, и ты все-таки, пусть из последних сил, но выдержал. А это дорогого стоит.
Утешало и то, что впервые за время нашего путешествия я увидел явные признаки утомления и на лице перуанцев. Пот с них, может, лил не так обильно, как с меня, но не без этого. Старик снял наконец свой пиджачок, хотя так и не расстался со свитером, а Боб упал на тропу, раскинув руки и ноги — классическая поза боксера, получившего тяжелый нокаут.
Впрочем, довольно скоро оказалось, что «железный» Боб просто расслаблялся. Энергично вскочив на ноги, индеец стал внимательно всматриваться в пейзаж и удовлетворенно заметил:
— А на этом участке я уже бывал. И гнездо кондора недалеко. Предлагаю еще немного прогуляться.
И слово-то какое выбрал: «прогуляться»! Убил бы, если бы были силы.
Выручил старик. Все-таки то ли колено, то ли возраст напомнили о себе.
— Нет, — возразил он, — сначала обед, потом короткий сон, а к вечеру, когда жара спадет, с удовольствием двинемся к твоему кондору.
Парадом командовал он, поэтому Боб, уже с энтузиазмом бивший копытом, был вынужден заняться костром и обедом. Мне, естественно, такое важное дело доверить не могли: а вдруг я сожгу те немногие запасы, что тащил на своей спине Боб. И это было правильно, потому что, услышав слова о послеобеденном сне, даже не поев, я уже начал клевать носом.
Вечерняя «прогулка» изрядно затянулась, но после дневного сна, да еще к вечеру, когда уже само солнце начало готовиться к ночлегу, идти было намного легче.
Спать мы устраивались при свете звезд. А на следующее утро мне предстояла — куда денешься, если сам напросился, — вместе с Бобом фотоохота на самое знаменитое в Перу пернатое существо.
Немного о кондоре.
Андский кондор (Vultur gryphus) — одна из самых крупных птиц мира. Кроме латиноамериканцев — а птица обитает не только в Перу, но и в ряде других стран Южной Америки, через которые проходят Кордильеры, — мало кто видел кондора, как говорится, «живьем», то есть в его природной среде обитания. Полет кондора фантастически красив. Он парит на огромной высоте — до пяти тысяч метров, размах его крыльев превышает иногда три метра, да и сам по себе он не какой-нибудь «гадкий утенок». Словом, это чрезвычайно впечатляющее зрелище.
Добраться до гнезда кондора, а именно это и являлось нашей с Бобом целью, во сто крат сложнее, чем увидеть вблизи его самого.
Причин тому несколько. Во-первых, иногда кондор пролетает и ущельем, то есть не на такой уж большой высоте. Я сам не раз смотрел на кондора сверху вниз. Да и вообще не стоит забывать, что кондор питается падалью, а потому периодически просто вынужден опускаться на землю. Его зрению может позавидовать любая птица: увидеть какого-нибудь мертвого ягненка с высоты пять тысяч метров способен, пожалуй, только он. А вот за живой добычей кондор, в отличие от какого-нибудь беркута, охотиться не может — подвел Господь. Когда Творец создавал птицу, он наделил кондора крючковатым, вполне пригодным для охоты мощным клювом, но забыл загнуть на его лапах когти. Такими когтями ничего толком не ухватишь.
Если повезет, кондора можно увидеть даже сидящим на земле. А гнездо он сооружает на высоте от трех до пяти тысяч метров, да еще где-нибудь на самом краю скалы. Поэтому кондор, снятый издалека в полете, — вещь обыкновенная. Но любой кадр, изображающий гнездо кондора, уникален. Потому Боб и жаждал сфотографировать именно гнездо кондора, для чего и притащил в своем и без того безмерно тяжелом рюкзаке профессиональный «кодак».
Мы много с ним говорили об этой затее и даже мечтали о том, как нам удастся рассмотреть вблизи не только само гнездо, но еще и немалого размера яйцо. Или, того лучше, птенца. Шанс, конечно, невелик, потому что кондор откладывает яйцо (всего одно) раз в два года, но все же — а вдруг? Стоило рискнуть.
О том, что самка кондора — а это тоже немалых размеров птица, да к тому же с таким же, как и у самца, мощным клювом, — может защищать своего птенца, мы как-то не подумали. Видимо, потому, что отправились лишь на фотоохоту и никого не собирались обижать. Тем более яйцо или птенца. Нам обоим даже в голову не могло прийти хоть пальцем тронуть птицу, занесенную в Международную Красную книгу. Намерения у нас были самые безобидные. Вот только забыли заранее послать об этом телеграмму кондорам.
Как показали дальнейшие события, это было ошибкой. Боб позже шутил, что нам надо было лезть наверх к гнезду с белым флагом, а еще лучше с плакатом, предупреждающим, что мы из партии «зеленых».
Действительно, откуда маме кондора было знать, что это лишь визит вежливости.
Где конкретно искать гнездо кондора, Боб толком не знал, он лишь еще в прошлом году обратил внимание на то, что именно в этом месте постоянно кружит то один кондор, то пара.
А пара кондоров — это уже семья, причем на всю жизнь: партнеров кондор не меняет. Так они до смерти и смотрят влюбленными глазами друг на друга. С перерывом, разумеется, на обед. Разница лишь в том, что у самца глаза карие, а у самки красноватые. И единственного птенца, который появляется на свет раз в два года, семейная пара оберегает, как и любые родители, трясущиеся над своим драгоценным чадом. В общем, идея Боба лезть наверх к гнезду с белым миротворческим флагом была не такой уж плохой.
- Предыдущая
- 35/70
- Следующая
