Последний сон разума - Липскеров Дмитрий Михайлович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/78
- Следующая
Она шептала в ухо мужа так жарко и влажно, что у того замучилось и затомилось в паху и, вспомнив, что завтра суббота, он с удовольствием выполнил супружеский долг, отведя на сие занятие добрых полчаса, отчего жена была преисполнена благодарности и заснула затем сладко. Последнее, о чем она подумала — не подслушивала ли Елизавета их стонов и вскрикиваний, так как девица вступила в полосу полового дозревания, выступившего обильными прыщами на лбу…
Илья вышел из подъезда и направился к свалке, решив зашвырнуть коробку с дохлой крысой в самые ее зловонные недра. Было уже темно, горела лишь часть фонарей, в сторону города, а по направлению к свалке темень сгущалась, и татарин подумал, что крысу надо было просто спустить в мусоропровод. Но также он подумал, что мусоросборник чистят редко, а за это время крыса разложится и долго будет пахнуть в подъезде мертвой сладостью… Уж лучше на свалку…
Он побрел по тропинке, проложенной старателями, иногда чувствуя, как под ногами похлюпывает, и уже было собрался остановиться, размахнулся коробкой с крысой на полушаге, как что-то вдруг подхватило упаковку из его рук и, захлопав крыльями, унеслось куда-то в ночь.
Илья даже не испугался. Он стал как вкопанный и запрокинул голову кверху, словно желая что-нибудь разглядеть или учуять носом, но все было тихо, и лишь пахло кисло — привычной помойкой.
Илья было уже повернул к дому, как вновь услышал хлопки птичьих крыльев, а затем что-то больно чиркнуло его по правой щеке, а в самое ухо коротко зашипело.
— У-у, шайтан! — рассердился Илья и потрогал оцарапанное лицо, по которому струйкой стекала кровь. — Шайтан!..
Держась за щеку, наклоня голову, он поспешил по тропинке восвояси, но тут с разных сторон раздалось похлопывание крыльев, тах-тах-тах, которое в мгновение приблизилось, и опять что-то острое чиркнуло его по бритой голове, очень больно, отчего татарин ойкнул и ускорил шаг.
— Вороны! — внезапно понял он. — Почему они не каркают?
Включи сейчас кто-нибудь прожектор и направь его в сторону помойки, этот созерцатель застал бы странную картину. Через свалку бежал старый человек, прикрывая голову руками, а над ним молчаливо вилась туча черных ворон, каждая из которых стремилась зацепить острым клювом какую-нибудь часть тела спешащего, отчего тот взмахивал, отбиваясь, локтями или резко отшатывался.
Но никто прожектора в сторону свалки не направлял, а потому Илья бежал сквозь темень, слегка подвывая, так как одна из тварей откусила ему кусочек мочки уха и унесла его плоть в поднебесье.
— Брысь! — шикал татарин и уже видел спасительный рубеж, за который вороны обычно не совались. — Брысь!!!
Никто не заметил, как окровавленный человек поднялся в лифте в свою квартиру и устремился прямиком в ванную комнату, где осмотрел себя в зеркало, найдя лицо истерзанным вороньими клювами, а одежду попорченной птичьими когтями.
Он некоторое время сидел на краю ванны, отдыхая и восстанавливая дыхание, потом, решив умыться, открутил ручку крана до отказа, но горячая вода не пошла, как, впрочем, и холодная.
Илья более не ругался, а принял свою судьбу, какая она есть на этот момент, и внезапно решил отправиться в карьер, умыться в искусственном пруду.
Татарин достал полотенце, завернул в него кусок мыла и, прихрамывая, вновь погрузился в лифт, спустивший его к первому этажу. Подъезд предлагал своими распахнутыми дверьми выход в темную, почти непроглядную ночь, куда и устремился раненый Илья.
Он пошел кружным путем, дабы не рисковать и не подвергнуться второму нападению взбесившихся ворон. К слову, он совсем не злился на птиц. Обходя всякие железяки, встречающиеся по дороге, он чувствовал лишь саднящие царапины на теле и кровь, спекшуюся вокруг ран. Ему очень хотелось умыться!
Воды он не увидел, а почувствовал водоем носом — прохладный в эту осеннюю ночь, но такой привлекательный, способный принести телу облегчение.
Внезапно вышла луна, и татарин, задрав к небу голову, обнаружил, что сегодня полнолуние и на земном спутнике отчетливо видны рытвины, совсем как на лице человека, переболевшего оспой.
Илья опустил голову и засмотрелся на лунную дорожку, пересекшую воды карьера от одного берега до другого, и ему внезапно, почти до физической боли в теле, захотелось погрузиться в эту прохладу по горло и поплыть.
Это желание было столь странным, столь неожиданным для старого татарина, так как с момента гибели Айзы, уже много десятков лет, он никогда и нигде не купался. Ни в морях, ни в речках. А тут вдруг такая непреодолимая сила потянула его к воде, что он стал незамедлительно раздеваться, складывая одежду на большой валун, вросший наполовину в песок. Он снял рубаху, цокнув языком, когда ткань оторвалась от раненного места, затем брюки и, на мгновение замешкавшись, трусы.
И опять-таки, если бы был свидетель, то он бы увидел бледное голое тело старика, стоящего возле самой кромки воды. Тело было освещено лунным потоком, и подглядывающий удивился бы многообразию не только свежих ран на руках и ногах, но и огромных белых рубцов по всей груди и спине старика, словно тот в давние времена побывал в лапах медведя или был изрешечен осколками.
Единственное, чего бы не разглядел наблюдающий, — кривой ухмылки старика с взблескивающим из челюсти золотым зубом.
Татарин поднял руки, словно крылья, и старым лебедем зашел в воду по щиколотку. Вода была холодна, но ее свежесть возбуждала в Илье желание поскорее погрузиться целиком; однако он его удержал, стараясь растянуть удовольствие до последнего, и стоял так, пока щиколотки не привыкли к прохладе…
Затем он шагнул по колено, опять оборотил лицо к луне, большим желтым шаром возвышающейся над мирозданием, и зачем-то прошептал в ее сторону слова благодарности, и были они на татарском языке.
Вдруг он почувствовал, как какая-то рыбешка коснулась его ноги, и ощущения от этого сложились приятные, как от ласковой щекотки, и тогда старик шагнул в воду по пояс. Его пах обожгло осенью, а плечи сложились почти к ушам…
Так он стоял несколько минут, привыкая к холоду, а потом увидел туман, ползущий над самой кромкой воды, ватными клочками, пиротехническим дымом обволакивая тело.
Это луна выпускает туман, — подумал Илья. — Туман — это лунная борода, так как небесный спутник очень стар и мудр, а оттого у него обязательно должна быть борода.
Где-то на середине водоема взыграла рыба. Она выпрыгнула из воды и шлепнула серебряным телом о поверхность.
Как хорошо, — подумал татарин.
И вдруг то тут, то там из воды стали выскакивать рыбки, плескаться, кто выше выпрыгнет, словно старались искупаться в иной среде, в лунном свете. Через мгновение над озером все заблестело серебром, и тысячи металлических отражений ослепили глаза Ильи. Он шагнул на сей раз широко, остановив свое тело, когда вода достигла кадыка, который поднялся при этом под самую челюсть, невольно открывшуюся от сказочного зрелища рыбьего танца, и потекли в открытый рот туманные вереницы, опускаясь внутрь души ароматами отцветающего времени, запахом умершей листвы и терпкостью лесных костров.
— Ах! — произнес Илья, когда стайка рыбок запрыгала возле самого его лица, касаясь тельцами щек, а некоторые, самые отважные, проносились в полете над бритой головой, царапаясь нежными животиками о жесткую поросль.
Откуда здесь такие рыбы? — подумал Илья напоследок. — Здесь же только бычки водятся…
Еще он подумал незначительно о том, что мыло осталось на берегу, но тут же забыл и об этом…
Ему было очень хорошо. Его тело расслабилось, он весь созерцал вибрирующий вокруг него мир, сам завибрировал, испытывая небывалое счастье всеми органами, всеми клеточками, и от всего этого, от небывалого восторженного подъема решительно сделал последний шаг в непроглядную глубину, нырнул и превратился в рыбу…
2. УЧАСТКОВЫЙ
Капитан Синичкин, сорока четырех лет, участковый милиционер Пустырок, получивший капитанское звание всего шесть недель назад, обход своей территории начинал обычно со свалки, которую начальник отделения майор Погосян называл не иначе, как рассадником криминогенной заразы, портящим все показатели почти благополучного района.
- Предыдущая
- 8/78
- Следующая
