Игрок - Sabatini Rafael - Страница 35

• Предыдущая
• 35/65
• Следующая

Она опять попыталась освободить свои руки.

— Раз мы собираемся стать союзниками… — ее голос прервался.

— Конечно, союзниками. Но больше, гораздо больше, чем просто союзниками. Позвольте доказать вам свою преданность, свое обожание. Какое нам дело до этих изменников, когда мы вместе?

— Не надо говорить так, мсье.

— А как еще сказать это? И почему не надо? Мы должны быть верны только друг другу, разве нет? Ах, Катрин! — он, наконец, отпустил ее руки, но только для того, чтобы обнять ее и, не обращая внимания на ее сопротивление, притянуть к себе.

Побелевшая, дрожащая, с мольбой в глазах, она упиралась руками ему в грудь и умоляла его успокоиться и отпустить се.

— Мне не следовало приходить сюда, — говорила она. — Я должна была знать, что рискую. Не заставляйте меня жалеть о своем доверии к вам.

Он резко отпустил ее, отодвинулся и встал.

— Как вы можете быть одновременно такой доброй и злой? Вы понимаете мои самые мелкие нужды, — он указал рукой на пачку денег, — и в то же время отвергаете самые глубокие, — он встал перед ней на колени. — Ах, Катрин, у вас есть жалость? Видя меня у своих ног, вы отталкиваете меня? Даете мне денег! Боже, неужели вы думаете, что я буду благодарен вам за них, когда вы лишаете меня всего остального, лишаете себя? Я был благодарен вам сначала, думая, что это будет залогом вашей любви, ответом на страсть, которая обуревает меня.

— Тихо, тихо! — уговаривала она его, как ребенка. — Так нельзя…

— Нельзя! — взорвался он. — Тогда все погибло. Зачем жить, если нельзя прислушаться к своему сердцу? Катрин, дорогая Катрин, во всем мире нет ничего более важного для меня сейчас, а вы говорите, что это нельзя, — и вновь его руки обхватили ее, голова прижалась к ее груди, и, хотя она и напряглась, но больше не пыталась освободиться. — Не стоит этим мучить себя, — продолжал он, — если моей жене и вашему мужу угодно изменять нам, то ведь и мы можем отплатить им той же монетой.

Он поднял свою голову и придвинулся к ней, жадно ища ее губ. Она попыталась закрыться. Взволнованная его порывистой страстью, тяжело дыша в его объятиях, она пыталась освободиться.

— Если бы… Если бы я только точно знала, что они изменили нам. Если бы я могла быть уверена.

— А вы все еще сомневаетесь в этом?

— Да. Ведь у нас нет доказательств. Ведь все это пока лишь наши предположения, — потом она добавила еще более решительным тоном: — Я честная женщина и мне не хочется становиться иной. Только… только доказательство измены Джона могло бы изменить меня. Если б я была уверена в этой измене, то мне стало бы все равно. Но пока что я не могу считать себя оскорбленной женой, мстящей за свою честь, — она вырвалась из его объятий. Казалось, она окончательно развеяла свои сомнения. С силой оттолкнув его от себя, она поднялась. — Ваша записка напугала меня, но вместе с тем она дала мне надежду, что вы нашли тот путь… путь к предотвращению этой измены. А раз это не так, то зачем вы снова заставили меня прийти сюда?

Орн понял, что ему попалась женщина, которая, несмотря на все свое легкомыслие, любила мужа достаточно, чтобы удержаться от нарушения супружеской верности. Но и поняв это, он, распаленный, продолжал настаивать:

— Я просил вас прийти сюда, чтобы вы узнали о случившемся со мной.

— И это все?

— Но мне было необходимо, мне было крайне необходимо увидеть вас до моего отъезда.

Она не обратила на его слова никакого внимания.

— Могу я, по крайней мере, рассчитывать, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы увезти графиню вместе с собой?

Он посмотрел на нее своими темными влажными глазами с печальным упреком.

— Вы мучаете меня! — пожаловался он. — Мне ужасно больно наблюдать, что все ваши чувства поглощает только этот ваш непутевый муж.

— Я беспокоюсь также и о своей чести, как вы могли бы заметить. А теперь позвольте мне уйти. Скажите только, где вас найти, если вы понадобитесь мне.

Он вздохнул и провел рукой по лбу.

— Я поеду в Со завтра.

— Но ведь вас высылают не туда?

— Нет. Но я должен рискнуть, чтобы быть поближе к вам, на случай, если понадоблюсь, о чем я постоянно молю Бога.

— Но вы будете там в опасности.

— Буду счастлив, если хоть это вызовет ваше желанное для меня беспокойство, — он пожал плечами, как бы отмахиваясь от грустных мыслей. — Если меня вышлют из Со до того, как вы позовете меня, я дам вам знать.

Она опустила голову и поблагодарила его. Надевая на голову капюшон, она сказала:

— Посветите мне, пожалуйста, на лестнице.

Он не шевельнулся. О чем-то раздумывая, он смотрел на нее блестящими глазами.

— Уже! Вы покидаете меня прямо сейчас. Ах, позвольте мне насладиться вашим присутствием еще несколько мгновений. Я ведь даже не знаю, когда в следующий раз увижу вас. Не спешите так.

Ее тревога усилилась от этой ураганной мольбы, она испугалась за себя. Его рука стянула с ее головы капюшон, который она собралась завязать. Потом он снова обнял ее.

— Нет, нет, — умоляла она.

Но его объятия были столь крепкими, что она была не в силах бороться.

— Ах, Катрин, Катрин, не отвергай меня.

Парализованная, не в силах пошевелить руками, в полуобмороке от ужаса, она почувствовала, как он оторвал ее от пола и легко перенес через комнату.

— Ради всего святого, отпустите меня, — слабо простонала она. — Ох, это низко, низко!

Его ответом был только страстный шепот:

— Тихо! Тихо!

Он донес ее до дивана и опустил на него. В этот момент его руки ослабили свое давление на ее тело, и, словно ожив, она сделала попытку освободиться от него.

Они упали, борясь так яростно, что не слышали, как стукнула входная дверь.

И только когда на лестнице раздались спотыкающиеся шаги и хриплый голос, тянувший какую-то мелодию, он замер и отступил от нее на шаг, прислушиваясь. Ее же этот шум, страшный в любое другое время в таком месте, наполнил чувством облегчения.

Орн грязно выругался и после секундного замешательства побежал к дверям, чтобы успеть запереть их. Но он не успел. Только он остановился возле них, как они рывком распахнулись, и толстый, безвкусно одетый мужчина средних лет встал на пороге, щурясь от света.

Зрелище, которое он увидел — задыхающийся и бледный граф и сидевшая на диване дама, лихорадочно приводившая в порядок свои измятые одежды — вызвали на раскрасневшемся лице полковника де Миля ухмылку.

— Кажется, я помешал, — хмыкнул он. Он хотел заговорить солидным тоном, но не удержался и хихикнул. Пройдя шаг или два на нетвердых ногах, он снял шляпу и поклонился.

— Serviteur ^[59], мадам.

Он виновато повернулся к Орну:

— Черт бы меня побрал, господин граф, но я забыл, что ты здесь.

— Черт бы тебя побрал, пьяница, — ругнул его Орн.

— Ты чертовски невежлив. Но мне наплевать на все это.

Они свирепо уставились друг на друга. Катрин увидела, что путь к выходу освободился. Трясущимися руками она натянула свой капюшон на голову, закуталась в плащ и поспешила к выходу. Орн хотел остановить ее, но задел полковника.

— Отойди в сторону, пьяная собака.

Но обиженный оскорблениями де Миль навалился на него своей тушей, не давая шевельнуться:

— Виноват, если помешал. Я уже сказал. Виноват. Поругай меня за это, если хочешь. Я это тебе прощу. Но не будь невежлив. Не говори, что я пьян. Не называй меня собакой. А то я укушу тебя, — по-прежнему не давая Орну сделать ни шагу, он тупо засмеялся. — А из-за чего ты так разнервничался? Из-за бедной молоденькой курочки? Ха! Да пусть идет, если хочет. Не держи ты их насильно никогда. Я так не поступаю. Это некрасиво. Пусть идет.

Звук отъезжающей кареты сказал Орну, что ее уже не догнать. Он злобно обругал де Миля.

Потом он отошел в сторону и засмеялся.

— Ты был ужасно некстати, Миль. Но, может быть, это сейчас не так уж и важно. Она еще успеет отбросить свою робость. Подождем другого случая.

• Предыдущая
• 35/65
• Следующая