Сержант милиции - Липатов Виль Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая

Машина тебе служит, ты – машине: гайку подвернуть, узлы смазать, то, се проверить, доглядеть, предупредить… Одним словом, сложно это – отношения живого человека с бездушной машиной!.. Я сижу, значит, на обочине, машина у меня, значит, с опорой «поцеловалась» так, что… плакать хочется!.. В этот день, пожалуй, впервые я и понял, что люблю автомобили, что – простите за хвастовство – из меня со временем настоящий водитель выйдет… Вмятина и царапина на голубом лаке – пустяки, если со стороны глядеть, а если с обочины дороги да с водительскими правами в кармане – несчастье!.. И может быть, именно в тот день, когда «поцеловался» с металлической опорой, во мне и родился автоинспектор… С тех пор много времени прошло, таких я дорожных происшествий насмотрелся, что трудно словами передать, но до сих пор на покалеченный автомобиль равнодушно смотреть не могу… Что? Ну, знаете ли! О врачах тоже говорят, что они со временем привыкают к смерти; врачи это отрицают и правильно делают, так как к смерти равнодушным быть нельзя… Не знаю я такого автоинспектора, который бы на дорожное происшествие со смертельным исходом с равнодушными глазами поехал, нет такого человека, который бы не почувствовал ужаса, когда среди искореженного металла… Давайте не будем об этом! Ночь длинная, бог знает, что еще случиться может, а суевериями страдают не только летчики и моряки… Нет, люблю я машины, всей душой хочу, чтобы не было с ними происшествий, чтобы не сидели на обочине водители и не испытывали желания плакать, глядя на вмятину и царапину на голубом лаке…

Усы. Да, точно вы заметили: когда волнуюсь, усы тереблю. Они у меня еще новенькие, я к усам только привыкаю, хотя без усов… С ними забавная история произошла. Отпустил я усы, поносил немножко, думаю: дай-ка пойду к фотографу, при усах запечатлеюсь и фотографию родителям пошлю… Они у меня хорошие! Мать Мария Евтуховна – домохозяйка, всю жизнь семье отдала, всех нас вынянчила и вырастила. Отца у меня Кондратом Остаповичем зовут, он плотником работает, и, говорят, неплохо работает, если треть домов в деревне его топор знает… Ну, шагаю в субботу к фотографу, улыбку по его заказу выстраиваю и, как загадывал, посылаю фотографию домой. Одно письмо получаю из дома, второе, третье, четвертое – нет в них ни слова об усах, словно я их и не отпускал. В чем дело, думаю, неужели мои старики так слабы глазами стали, что и сыновних усов не приметили, а потом получаю письмо от сестренки Галки, и она мне в нем осторожненько намекает, что не понравились мои усы родителям… Я, конечно, не обиделся, поулыбался только, а потом все-таки в письме спрашиваю: «Мама и папа, почему вам мои усы не нравятся?» Ответ на это письмо я получил неделю назад, до сих пор ношу в кармане, если хотите, фонариком подсвечу и прочту… «Дорогой, родной наш сынок Миша, здравствуй! Миша, сразу сообщаем тебе, что все мы живы-здоровы, что у нас все в порядке. Сегодня получили от тебя письмо, которое ты писал четвертого числа, и сразу даем ответ. Миша, из твоего письма мы поняли, что ты…» Это я пропущу, здесь они меня хвалят, а вот дальше… «Миша, ты пишешь, что нам не нравятся твои усы. Миша, не в том дело, что не нравятся, но с усами ты показываешься старшим, пожилым парнем, а ты ведь еще молодой, походи без усов, они тебе еще надоедят, ведь к этому ты подходишь, годы идут. Вот как женишься, тогда дело другое, можешь усы заводить…» На этом месте почерк матери кончается, отцовская рука дальше идет… «Миша, поскольку ты хорошо знаешь своих родителей, что у нас с матерью всегда хорошо и дружно и мы всегда пишем тебе вместе, то я тоже насчет усов такое мнение имею, что рано еще усы носить. Вот женишься, тогда носи на здоровье…» Ну, и так далее. Вот какая история с усами вытанцовывалась… Ребята до сих пор проходу не дают: «Женись или пошли брить усы!»

Любовь. Вот так это было, если с самого начала рассказывать, а если с начала не рассказывать, то и говорить не о чем, но вот что интересно – откуда вы знаете об этой истории? Земля слухами полнится?.. Нет, не обижаюсь я на ребят, если они вам об этом рассказали, – они от чистого сердца, они за меня переживают, без них мне трудно было бы… Один в кино не пойдешь и вот часто слышишь: «Михась, хватит возле окна сидеть, пошли прогуляемся!» То один, то другой, то третий… Так вот как это было, если с самого начала рассказывать… Написал я как-то очередное письмо родителям, в нем справку посылал – не помню уж, для какой надобности, – и поэтому письмо не в ящик бросил, а зашел в почтовое отделение, чтобы заказным отправить. Стою в очереди, жду, к окошечку в стекле приближаюсь. Сидит за ним девушка – темноволосая такая, ловкая, быстрая, – письма принимает, марки наклеивает, штампы ставит. Смотрю я на нее, пока очередь движется и ничего особенного не замечаю. Красивая – так красивых девушек теперь много, ловкая – и таких немало, вежливо улыбается – так и такие встречаются, как говорится, в сфере обслуживания. Одним словом, девушка как девушка; таких я, может быть, сто раз встречал, но вот подходит моя очередь, я конверт в окошечко протягиваю, она его у меня принимает и, естественно, на меня смотрит… Вот здесь-то такое происходит, что я тогда не понял, и до сих пор не понимаю, и никогда, наверное, не пойму… Ну совсем у нее обыкновенные глаза – темные и веселые, – а у меня в груди ощущение, словно к сердцу мягкое и теплое прикоснулось… А она письмо берет, марки на него наклеивает, что-то пишет, а у меня – звон в ушах, точно только чувствую, что глупо улыбаюсь и… «Валентина! – кричит кто-то. – Валентина, что там у тебя стряслось?» Ну, прихожу я в себя… Оказывается, девушка мне квитанцию дает, а я ее не беру, оказывается, на меня вся очередь орет и напирает, а я не слышу и не чувствую… Беру я квитанцию, плачу деньги, осторожненько из очереди выбираюсь, выхожу на крыльцо, и – черт знает, что со мной творится!.. Когда письмо на почту нес, день был обыкновенный, а теперь – нет и нет! Солнца не видать, а оно светит, музыки не слыхать, а она звучит… Входил на почту – была обыкновенная почта, а теперь… Дворец! Шел раньше по обыкновенной улице, а теперь – проспект… Воробьи чирикали, а теперь поют! Мать честная – что со мной творится? Ну, постоял я на крыльце, успокоился немножечко и на работу пошел. И опять – все другое! Что ни начну делать, получается ловко и споро, точно не работаю, а фокусы показываю, на кого ни посмотрю – не человек, а чудо; с кем ни поговорю – умница, мудрец, добряк, красавец… Целый день у меня голова так кружилась, словно я только что бокал шампанского выпил… Ну дальше все понятнее и проще стало – понял я, что со мной произошло, и… На следующий день я опять на почту иду, покупаю у Валентины конверты, на третий день – марки, на четвертый день – конверты, на пятый – опять марки, а на шестой – это я точно помню! – она на меня так глядит, что ясно: поняла, почему это мне каждый день конверты и марки понадобились… Тогда я три часа на почте сижу, жду, пока ни одного человека в здании не останется, и – эх, была не была! – приглашаю Валентину в кино. «Нет, – говорит, – я сегодня занята. Я, – говорит, – домашними делами занята, и вообще мы с вами незнакомы, а я с незнакомыми в кино не хожу…» Мне это нравится: она мне правильно и хорошо отвечает, и без всякой обиды ухожу, а назавтра – вы сами понимаете! – снова возвращаюсь. «Разрешите пригласить вас в кино, меня Михаилом зовут, работаю я шофером там-то и там-то, пойдемте в кино…» Она опять отказывает. Мне это опять нравится, но только дело тем кончается, что приходит вечер, когда мы с Валентиной первый раз идем в кино… Луна, звезды, река, улицы – ног под собой не чую, что говорю, не знаю, как с улыбкой справиться – тоже… и пошло! Начинаем мы встречаться с Валентиной почти каждый день, затем я ее со своими родителями знакомлю, она меня – со своими, а потом и такой день приходит, который на всю жизнь памятен. «Я тебя люблю, Валентина!» – «И я тебя люблю, Миша!» Счастье это такое, что его описать нельзя, рассказать о нем невозможно – так я и пытаться не буду, а только скажу, решаем мы с Валентиной жениться. Любим друг друга, молодые, здоровые – сто лет жить и радоваться! Сообщаем мы о своем решении родителям, они довольны, как в старину говорилось, благословляют нас, а мы говорим, что жизнь будем начинать самостоятельно… Это мы с Валентиной заранее так договорились, чтобы и от моих родителей, и от ее жить отдельно. «Правильно! – говорят родители. – Это вы правильно решили, чтобы самим на ноги поскорее встать, чтобы всегда только вместе быть!» И надо же так случиться, что как раз в это время я получаю письмо от школьного товарища из Харьковской области. Мы с ним много лет дружили, и вот он пишет: «Михайло, приезжай, есть хорошее место, сразу квартиру дают, и машины хорошие…» Показываю я письмо Валентине, она читает и радуется: «Сразу квартиру дают… Поезжай, Миша, устраивайся, а я приеду…» Ну до чего же все хорошо и ладно получалось! Поехал я к другу, быстро устроился на работу, сообщил начальнику, что хочу жениться, и… Поверить трудно: мне отдельную квартиру дают, хотя квартирный вопрос – еще трудный вопрос… А Валентина почти каждый день пишет: «Родной, любимый, скоро приезжаю…» Я ей каждый день тоже по десять страниц пишу, тоже – «родная, любимая»! Ну до чего же все хорошо и ладно получается!.. Теперь я немного помолчу, вы, пожалуйста, дайте мне сигарету, я говорил, курить не научился, но дым пускать умею… Спасибо! Спички есть, спички я всегда с собою вожу – так, на всякий случай, мало ли что может на трассе случиться… Ну, продолжаю!.. Вот он и приходит день, когда начинается то самое, о чем вам ребята рассказали… Не получаю я от Валентины писем один день, второй, третий. На четвертый, естественно, телеграмму посылаю: «Сообщи здоровье», – но ответа не получаю. Бегу я тогда на междугородный телефон, вызываю Валентину к телефону – никто не является… Заболела? Умерла? «Нет, – говорит мне по телефону моя мама. – Не заболела она, сыночек, и не умерла, а куда-то уехала, а куда, даже ее мать не знает, как ей Валентина об этом не сообщила… Только сказала, что через месяц напишет…» Разговаривал я с мамой в час ночи, вышел с переговорного пункта на улицу – не узнаю! Не улица, а трущоба, не небо, а перья и клочки какие-то, не дома, а черт знает что… Уехала! Куда? Почему? Зачем? Я плохо помню, что происходило в те пять дней, пока самое тяжелое в своей жизни письмо не получил… То ли я эти пять дней работал, то ли не работал – вспомнить не могу, хотя ни единого дня не пропустил. Жил как в тумане, как в дыму жил, а потом… потом – письмо. Оно такое короткое, что я его только два раза прочел, порвал тут же, а вот до сих пор дословно помню: «Ты, Миша, удивишься, что тебе пишет не Валентина, а ее сестра Надя. Извини, но Валентина не твоя, она вышла замуж и уехала с мужем в Пятигорск. Миша, прости Валентину…» Вот так! Крепкие вы курите сигареты, очень крепкие… С тех пор пять с лишним лет прошло, а я… Я ни с одной девушкой не встречался, мне никто не нравится, мне каждую минуту в Пятигорск хочется… И это знаете? Да, было такое. В семьдесят втором году выпросил я досрочно у начальника месячный отпуск, поехал в Пятигорск… Фамилию ее мужа я тогда уже знал, через адресное бюро, узнал, где Валентина с мужем живет, телефона у них не оказалось, так я… На четвертый день вижу: идет одна! Я улицу перешел, сзади иду, потом окликаю: «Валентина!» Обернулась, узнала, побледнела. «Здравствуй, Валентина!» – «Здравствуй, Миша!» – «Как живешь, Валентина?» – «Хорошо живу, Миша, ребенка имею…» Недолго мы с ней разговаривали – минут десять, но я понял: неплохо ей живется! Ну и слава богу! Хорошо, говорю, что ей хорошо живется… И муж у нее неплохим человеком оказался, как мне кажется… Разве могу я Валентину осуждать, если до сих пор люблю, если без нее жить не могу, если усы отпустил, коли жениться и не думаю… Нет, осуждать ее только со стороны можно! Вот и сестра ее второе письмо посылала, просила еще раз Валентину простить… Я рад за Валентину, если ей хорошо живется… Нет, все-таки никогда я не научусь курить! Не затягивался, а во рту такое творится, словно кислоты нахлебался…

• Предыдущая
• 2/4
• Следующая