Робин Гуд - Линн Эскотт - Страница 2

• Предыдущая
• 2/47
• Следующая

– А ты кто такой? – вызывающе отозвался он.

В течение нескольких секунд они молча смотрели друг на друга. Хотя юноша понимал, что этот высокий мускулистый человек является опасным противником, но он подавил в себе страх. Смело выдержал он его взгляд.

Снова раздался голос Робин Гуда:

– Известно ли тебе, что охота на королевских оленей запрещена под страхом смертной казни?

– Я это знаю. Но неужели тебе самому ни разу не случилось пустить стрелу в оленя?

– Дерзкие замечания тебе не помогут, – притворяясь суровым, ответил Робин Гуд. – Говори, кто ты такой?

– Сын своего отца. А теперь, раз я тебе ответил на твой вопрос, отойди в сторонку. Я хочу прикончить этого оленя – мне нужно жаркое на обед.

Он сделал несколько шагов, но Робин преградил ему дорогу и, скрестив руки на груди, воскликнул:

– Стой, мальчуган! Ни шагу дальше, если тебе дорога жизнь!

Юноша недоумевающе взглянул на него.

– Что тебе нужно? Денег? Но ты ошибся в своих расчетах: денег у меня нет.

Снова шагнул он вперед, и снова раздался оклик:

– Стой!

– Не желаю я стоять! – гневно крикнул подросток. – Если ты не уйдешь с дороги, я тебя заставлю отступить!

С этими словами он выхватил меч, а Робину пришлось последовать его примеру. Помимо своего желания, изгнанник должен был отражать нападение запальчивого мальчугана. Вскоре он убедился, что имеет дело не с новичком, хотя юноша мог быть опасным противником для такого опытного фехтовальщика, как Робин Гуд.

Перейдя в наступление, Робин выбил у него меч, который отлетел шагов на десять. С минуту юноша стоял неподвижно, видимо, ошеломленный; затем простер руки и крикнул:

– Ну, что ж! Убей меня! Ты победил, а я не прошу пощады!

Робин Гуд расхохотался и спрятал меч в ножны.

– Смелый мальчуган, но слишком задорный! – сказал он. – Не мешает сбить с тебя спесь. Ты вторгся в мои владения и должен засвидетельствовать мне свое почтение.

– Да разве Шервудский лес – твои владения? – удивился юноша.

– Да, я здесь хозяин. А вот и мои помощники!

В ответ на его призыв из-за деревьев вышли трое. Юноша воззрился на Маленького Джона.

– Клянусь святым Губертом, вот так великан! – воскликнул он. – Мой дед высокого роста, но с тобой ему не справиться.

– А кто твой дед, мальчуган?

– Зовут его франклин[1] Торед из Коллингхэма.

– Клянусь небом, я о нем слыхал! Говорят, он неплохой человек, хотя и франклин. Добро пожаловать, если ты его внук!

И Маленький Джон так крепко пожал юноше руку, что у того слезы выступили на глазах.

– А теперь засвидетельствуй свое почтение Робин Гуду, нашему начальнику и защитнику всех, объявленных вне закона, – продолжал гигант.

– Робин Гуд! – ахнул юноша.

– Он самый, – с улыбкой отозвался Робин.

– Прости меня, я не знал, с кем имею дело. Я – Альрик, внук Тореда Коллингхэмского. Приветствую тебя, Робин.

– Добро пожаловать в Шервудский лес. Приглашаю тебя отобедать с нами. Сегодня каждый, кто забредет в этот лес, должен быть моим гостем.

– Но сначала расскажи нам, как ты сюда попал, – вмешался Элен-э-Дэл. – Я уже рассказал свою историю, Альрик, и ты должен последовать моему примеру.

– Верно, – подтвердил Робин Гуд. – Но мешкать нечего; дорогой ты нам все расскажешь, а если мы не прибавим шагу, то опоздаем на пир.

Альрик хотел было отвязать привязанную к дереву лошадь, но Робин Гуд остановил его, сказав, что и о лошади и об убитом олене позаботятся его люди.

Они отправились в путь. Впереди шел Вилль Рыжий. Пробираясь сквозь заросли и пересекая поляны, он, казалось, руководствовался какими-то приметами, невидимыми для постороннего человека. Изредка на пути им попадались люди – хмурые угольщики и свинопасы. Робин Гуд кивал им головой и шел дальше. Иногда он обменивался с ними условными знаками или несколькими словами, имеющими какой-то тайный смысл, после чего крестьяне снова скрывались в чаще. Все это не ускользнуло от внимания Альрика, который начал понимать, что здесь, в Шервудском лесу, Робин Гуд действительно является важной особой.

Дорогой Альрик рассказывал своим новым друзьям о себе. Дед его Торед жил в Коллингхэме, где был у него замок и участок земли – все, что осталось от некогда большого поместья. Франклин – как его называли – вел уединенный образ жизни и почти никогда не выезжал из своего замка. Питая ненависть к норманнам, он окружил себя людьми чисто саксонского происхождения.

В ту эпоху норманнами англичане называли людей не только норманно-французского, но и англо-норманнского происхождения, а также фламандцев и брабантцев. После завоевания Англии норманнами[2] народная масса осталась англо-саксонской, тогда как первую роль в государстве играла норманнская знать, говорившая на норманно-французском наречии и кичившаяся своим происхождением. В первые десятилетия английские бароны отнесены были на второй план – все лучшие поместья норманнский король отдавал своим соплеменникам, самые выгодные должности также переходили к норманнам. Нередко норманнские графы, пользуясь своим высоким положением, силой отнимали у английских аристократов родовые замки, и после завоевания английское дворянство ненавидело победителей. Но понемногу междоусобные распри английских и норманнских баронов ослабели: немало норманнских дворян породнились с английскими, и в дни правления Иоанна (брата Ричарда Львиное сердце) большинство баронов объединилось для борьбы с королем, забыв о своей национальной вражде в прошлом.

Иоанн благоволил к норманнскому дворянству, но приблизил он к себе только нескольких любимцев, а со своей массой английских и норманнских аристократов совершенно не считался. Деспот, коварный, злой и мстительный, он скоро возненавидел норманнских рыцарей, как ненавидел и английских, – возненавидел потому, что крупные вассалы не мирились с его деспотизмом. Таким образом он восстановил против себя не только англичан, но и норманнов, жестоко расправляясь с непокорными феодалами при помощи немногих своих фаворитов.

Еще с большей жестокостью расправлялся он с крестьянами, ремесленниками и горожанами. «Свободные люди» стонали от притеснений его ставленников. Интересы народа не совпадали с интересами английской и норманнской знати, но из баронов той эпохи никто не превзошел в жестокости ставленников Иоанна, которые считали себя в полной безопасности, опираясь на поддержку короля. И никто не притеснял свободных людей больше, чем королевские чиновники. Накипало раздражение как у баронов, так и у народа, бесправного и угнетаемого. Конечно, бароны восставали не против королевской власти – они восставали против произвола Иоанна, лишившего их многих привилегий, и во имя своих целей они нередко опирались на помощь крестьян и горожан, чтобы свести счеты с королем. А так как народ ненавидел облеченных властью ставленников короля, то он не отказывался в ту эпоху сражаться вместе с баронами против Иоанна.

Английский франклин Торед был одним из тех, кто не желал иметь дело со своими соседями норманнами. Пожалуй, эта неприязнь к норманнам могла навлечь на него гнев короля, если бы не было у него защитников при дворе – английских танов[3], которые с течением времени успели забыть о своей вражде к победителям или же считали более благоразумным поддерживать добрые отношения с власть имущими. Такой точки зрения придерживался Эдуард, тан Боддингтонский, близкий друг франклина Тореда.

Эдуард свободно говорил на языке норманнов, носил норманнскую одежду и оружие. Часто бывая в Коллингхэме, он полюбил Альрика и, к великому неудовольствию старого Тореда, обучил его норманнскому языку. Хотя предки Эдуарда сражались при Гастингсе[4] под знаменем Гарольда, но тану чуждо было чувство национальной вражды.

• Предыдущая
• 2/47
• Следующая