Королева Камилла - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 21

Королева попросила устроить собрание у дочери лишь потому что дом Анны был самым просторным. Спигги, муж Анны, объединил гостиную, переднюю и кухню в одну большую комнату. В один прекрасный день, как следует повеселившись в караоке – баре, Спигги явился домой с кувалдой, купленной у нюхача, которому позарез требовалось раздобыть пару фунтов на дозу клея, и снес все стены.

Закончив ломать, он сказал, глядя сквозь облако густой пыли на открывшиеся просторы:

– Вот, теперь никакая срань не застит вид.

Ему пришлось подпереть потолок досками и жердями, и спустя три года подпорки так и стояли на своих местах, но Анне, кажется, это не мешало.

Пропуская королеву в гостиную, Спигги произнес стандартное предупреждение:

– Лиз, смотрите, столбы.

Комната была бестолково меблирована вычурным антиквариатом и разным хламом.

которым Спигги словно обрастал всякий раз, стоило ему пройти по улице. Королева выбрала кресло с высокой спинкой и отказалась от предложенной Спигги скамейки для ног. Спигги всегда будил в ней какое‑то беспокойство, так что королева поспешила отвести глаза и завести беседу с Гаррисом и Сьюзен, которым велела не бегать между столбами.

– Энн спустится через минуту, – пробормотал Спигги. – Она постригает волосы в носу.

Шум и возня у входа возвестили о прибытии Чарльза и Камиллы в сопровождении трех собак. Когда в комнату спустился стаффордширский бультерьер принцессы Анны по кличке Спайк, он стал шестой собакой в компании.

Лео решил, что ему не пристало лаять, как остальной мелкоте, и тут же заработал похвалу.

– Лео, ты такой умничек, – сказал ему Чарльз.

Встав у газового камина с фальшивыми дровами и регулируемым синим пламенем, принц обратился к королеве:

– Как ты, мам?

– Катастрофически устала, ужасный выдался день, – ответила королева.

По ее лицу Чарльз пытался понять, что на самом деле королева чувствует на пороге смерти. Он не ожидал, что мать раскиснет, но в такой ситуации она могла бы, по крайней мере, проявить хоть каплю обычной человеческой слабости. Он рвался как‑то утешить ее, обнять, заверить, что будет рядом, когда придет ее последний час. И обдумывал, как бы это все высказать, но, пока формулировал подобающее вступление, Камилла взяла королеву за руку и проговорила:

– Ваше величество, известие о вашей болезни уничтожило нас с Чарльзом. Сколько вам еще дают врачи?

– Я три года не была у врача. Я совершенно здорова.

Бедная мама, подумал Чарльз, она не хочет признавать.

Королева рассмеялась:

– Вайолет зашла ко мне, обливаясь слезами. Мистер Анвар уверил ее, что мне осталось жить считанные дни!

– А мне сообщил Маддо Кларк, – подхватил Чарльз.

– Так мы собрались не ради ужасной вести? – спросила Камилла.

Но королева не стала торопить события:

– Может, дождемся остальных?

Пока ждали, компанию пытался развлечь Спигги.

– У меня утром был реально шок, – начал он, хохоча. – Просыпаюсь, значит. Где– то часов семь было. Ну и мне, типа, захотелось. Вытягиваю руку и глажу Энни по животику. А у самого глаза не открываются еще, ну и говорю: «Энни, ты как насчет? Я бы да». Она молчит, но слышу, дышит тяжело, ну я скидываю трусья и уже готовлюсь хорошенько присунуть, но тут слышу: Энни внизу разговаривает с молочником. Глаза‑то открываю и вижу: рядом Спайк лежит. Я с кровати слетел, будто мне фейерверк в зад зафигачили. Нет, не думайте, я не против, чтобы собака спала в кровати, но если она спит в кровати, да еще, мать ее, башкой на подушке, это уж чересчур. Не знаю теперь, как проклятому псу в глаза смотреть.

Королева вымучила улыбку.

А Камилла позже заметила Чарльзу:

– У твоей сестры, должно быть, чрезвычайно волосатый живот.

Следующим прибыл принц Эндрю, выразивший надежду, что встреча не затянется, потому что у него дома Марсия Бойкотт «развила кипучую деятельность».

– С ней невероятно весело, мам, – сказал Эндрю. – Она тебе понравится. Почти интеллектуалка. Глубокая личность, как наш Чарли. Не знаю, что она нашла во мне, я, как вы знаете… ну, как это? Ну, это, животное‑то это, с очень маленьким мозгом.

– Медведь, – предположил Чарльз. – Ты медведь с очень маленьким мозгом из «Винни – Пуха»?

– Никогда не любил Винни – Пуха, – объявил Эндрю. – Сказать по правде, всегда считал его каким‑то тюфяком. А что до Кристофера Робина, так он явный будущий гомик.

– Ну как ты не понимаешь, Эндрю, – взялся убеждать его Чарльз, – все животные в Зачарованном лесу представляют человеческие архетипы… – Увидев озадаченное лицо брата, он продолжил: – Ну, они… представляют нас, людей.

– Тогда кто там ты? – спросил Эндрю.

Пока Чарльз думал, в комнату вошла Анна и вмешалась:

– Мне кажется, что Иа – Иа, ослик – неврастеник, согласен, Чарльз?

Чарльз заставил себя посмеяться вместе со всеми.

Следующими пришли принц Эдвард и София, графиня Уэссекская. Им выпала нелегкая доля жить через стенку от Маддо Кларка и семерых его буйных сыновей.

– Мы совсем без сил, – пожаловалась София. – Кларков выводок всю ночь устраивал кун – фу на лестнице.

– В армию бы всех, вот бы поумнели, – сказал Эдвард.

– Тебе, Эдди, армия ничего хорошего не принесла, – заметила Анна. – У тебя же, мать его за ногу, нервный срыв случился.

– Эдвард не любит говорить о своей службе в морской пехоте, – напомнила София.

– Своей недолгой службе, – добавила Анна.

– Энн, да ты преклоняешься перед всем армейским. – Эдвард не мог промолчать. – Тебе ведь не орали «Подъем!», не заставляли бежать тридцать миль под дождем в тяжелых ботинках, с полной выкладкой, с тяжеленным мешком за спиной, идти по пояс в ледяной воде, держа винтовку над головой. А потом, по возвращении в лагерь, тебе не приказывали набрать полные горсти грязи и вымазать стены, пол, кровать и свою парадную форму. Ты чуть не плачешь от усталости, а тебе говорят, что все в казарме должно быть вымыто, выстирано и выглажено к утренней поверке. Добавь еще, что меня напропалую задирали все кому не лень.

– О, ради бога, Эдди, перестань растравливать себя, – попросил Эндрю.

Но Эдвард продолжал:

– Если бы мне позволили после школы поступить в театр…

Он не договорил.

– Меня ужасно задирали в начальной школе, – сказал Чарльз. – Дело усугублялось тем, что директор называл меня, восьмилетнего мальчишку, «сэр».

Напряженную обстановку (даже Камилла принялась грызть ногти) решил разрядить Спигги, принявшись рассказывать, как на его глазах возле «Отрыва» подрались стриптизерша и миссис Анвар. К счастью, красочное повествование прервало появление принцев Гарри и Уильяма и их собак, Карлинга и лурчера Олтропа.

Спайк предупреждающе зарычал, давая понять, кто здесь хозяин.

Чарльз спросил Уильяма:

– Как дела на работе, мой мальчик? Удачно прошел день?

Уильям со вздохом ответил:

– Ну, если считать удачей залезание по шаткой лестнице, на ветру, с ледяными шестами в руках на высоту в сорок футов, то да, пап, наверное, удачно.

– А у меня выдался удачный день, – ухмыльнулся Гарри. – Валялся в постели и смотрел видео Паффа Дэдди.

Спигги остро чувствовал, что он здесь единственный простолюдин. Даже у собак, подумал он, надменный вид. Он скромно присел на краешек дивана и покачивал ногой. Он всегда нервничал в присутствии королевы.

Анна, не особо любезничая, подавала гостям чай с печеньем в жестяной банке. Спигги было приятно, что жена воспользовалась сервировочным столиком, который он подарил ей на Рождество.

За тринадцать лет можно было уже привыкнуть к тому, что он породнился с королевской семьей, но порой, когда вся монаршая родня собиралась вместе, как сейчас, Спигги казалось, что он видит сон и, проснувшись, обнаружит, что ничего этого больше нет. Он от многого отказался, женившись на Анне. Раньше Спигги кочевал по стране, занимаясь тем и этим: где‑то подасфальтирует, где‑то купит и перепродаст пару – тройку лошадей, где‑то устроит собачьи бои; менял легковушки на пикапы, а пикапы на грузовики. Он не привык выходить из дому без свернутых трубочкой тысячи фунтов в заднем кармане. Все это он оставил ради любви. «Мы с ней родственные души», – размышлял Спигги, глядя, как Анна катит столик от гостя к гостю, ловко объезжая собак и столбы – подпорки.