Выбери любимый жанр

Милая плутовка - Линдсей Джоанна - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Джеймс и сам подумывал о том, чтобы приударить за ней, хотя Энтони уже успел выразить свой интерес к Рослин. Когда они были совсем молодыми, то нередко из спортивного интереса принимались ухаживать за одной и той же женщиной. Победителем оказывался тот, на ком женщина раньше останавливала свой взор. Энтони у женщин имел репутацию дьявольски красивого и неотразимого, а Джеймс считал таковым и себя.

Тем не менее внешне братья разительно отличались друг от друга. Энтони был выше и стройнее, от бабушки он унаследовал черные волосы и темно-синие глаза. Такой же масти были Реган, Эми и, как ни досадно, собственный сын Джеймса — Джереми, который, что еще более досадно, был больше похож на Энтони, чем на отца. У Джеймса были вполне типичные для всех Мэлори белокурые волосы, зеленоватые глаза, крепко сбитая фигура. «Большой, белокурый и безумно красивый», — говаривала Реган.

Джеймс хмыкнул, вспомнив о милой племяннице. Его единственная сестра Мелисса умерла, когда ее дочери было всего два года, так что девочку вырастили и воспитали все братья. Они любили ее как дочь. Но сейчас она была замужем за этим прохвостом Иденом, и Джеймсу ничего не оставалось, как терпеть этого типа. Впрочем, Николае Иден уже сумел зарекомендовать себя образцовым мужем.

Опять же мужем. Но у Идена была причина. Он обожал Реган. Что касается Энтони, то он обожал всех женщин. В этом Энтони и Джеймс были одинаковы. И хотя Джеймсу сейчас исполнилось тридцать шесть лет, пока что не родилась еще женщина, которая могла бы заманить его в супружеские сети. Любить женщин и вовремя уходить от них — это было его кредо, которого он придерживался многие годы и не намерен был менять и впредь.

Глава 3

Иен Макдонелл был американцем во втором поколении, однако его шотландские корни заявляли о себе рыжими, морковного цвета, волосами и картавым «р». Зато он был начисто лишен шотландского темперамента: выглядел сдержанным и спокойным, каким, собственно, и был все сорок семь лет своей жизни. Однако накануне вечером и в первую половину нынешнего дня он по-настоящему раскрыл свой темперамент.

Будучи соседом Андерсонов, Мак знал их семью всю жизнь. Он плавал на их судах свыше тридцати пяти лет, начав в семилетнем возрасте юнгой у Андерсона-старшего и дослужившись до первого помощника капитана на судне «Нептун», владельцем которого был Клинтон Андерсон. По меньшей мере раз десять он отказывался от звания капитана. Подобно Бойду, младшему брату Джорджины, он не любил брать на себя ответственность. (Впрочем, юному Бойду неизбежно придется это делать.)

Пять лет назад Мак распрощался с морем, но остался при судах; теперь в его обязанности входило проверять исправность каждого судна «Скайларк лайн», возвратившегося в порт.

Когда пятнадцать лет назад умер старый Андерсон, а спустя несколько лет и его жена, Мак добровольно взвалил на себя заботу о детях, хотя был всего на семь лет старше Клинтона. Он следил за их воспитанием, не скупился на советы и обучал мальчишек, а если честно, то и Джорджину, всему тому, что знал о кораблях сам. Не в пример их отцу, который бывал дома между плаваниями не больше одного-двух месяцев, Мак мог провести на берегу до шести месяцев в год, прежде чем ветер странствий опять звал его в путь.

Как это обычно бывает, если человек предан морю больше, чем собственной семье, рождение каждого ребенка у Андерсонов отмечалось тем, что отец отправлялся в плавание. Клинтон был первенцем, и ему сейчас исполнилось сорок. Отец четыре года путешествовал по Дальнему Востоку, после чего родился Уоррен, который был на шесть лет моложе Клинтона, и Томаса от Уоррена отделяют четыре года, ровно а столько же — Дрю от Томаса. Дрю был единственным из детей, рождение которого совпало с пребванием отца дома. Объяснялось это тем, что жестокий шторм изрядно потрепал его корабль и вынудил вернуться в порт. Случившиеся за этим передряги задержали отплытие почти на год, и Андерсон стал свидетелем рождения Дрю и зачал Бойда, появившегося на свет спустя одиннадцать месяцев после брата.

А еще через четыре года появился на свет младший ребенок — единственная дочь. В отличие от мальчишек, которые бредили морем с детства и рано уходили в плавание, Джорджина оставалась дома и встречала каждый возвращающийся корабль. Поэтому неудивительно, что Мак был так привязан к девушке, ибо он провел с ней времени больше, нежели с кем-либо из ее братьев. Он отлично знал ее повадки и трюки, на которые Джорджина пускалась, чтобы добиться своего, и, конечно же, ему следовало быть непреклонным, когда ей пришла в голову эта неслыханная идея. И тем не менее сейчас Джорджина находилась рядом с ним, в баре одной из самых непрезентабельных таверн в порту.

Мак был бы весьма рад, если бы девушка все же поняла, что капризы завели ее слишком далеко. Она нервно озиралась по сторонам, словно щенок, и даже кортик, спрятанный в рукаве, не добавлял ей уверенности и спокойствия. Однако упрямство не позволяло ей уйти до тех пор, пока она не увидит мистера Уиллкокса. К счастью, она предусмотрительно оделась так, что в ней трудно было заподозрить женщину.

Ее тонкие, хрупкие руки скрывали огромные неряшливые перчатки, которые Мак никогда раньше не видел. Они были настолько велики, что ей с трудом удавалось поднимать кружку с элем, который ей заказал Мак. Картину дополняли брюки в заплатах и свитер. Одежда, одолженная у старьевщика, была ей катастрофически велика, зато не давала возможности обнаружить никаких подозрительных выпуклостей, если только девушка не поднимала руки. На ногах ее была пара собственных, уже не поддающихся ремонту ботинок. Каштановые волосы тщательно заправлены под шерстяную шапку, натянутую настолько низко, что она почти закрывала глаза.

Джорджина в этом наряде являла собой весьма жалкое зрелище, однако гармонировала с окружением гораздо больше, нежели Мак, одетый в собственную одежду, пусть не слишком изысканную, но тем не менее заметно превосходящую по качеству одежду находящихся в таверне матросов. По крайней мере до того момента, пока в дверях не показались два джентльмена.

Удивительно, насколько быстро можно заставить замолчать шумную, гомонящую таверну. В мгновенно наступившей тишине слышалось лишь тяжелое сопение да еще шепот Джорджины.

— Что это значит?

Мак не ответил, жестом призвав ее помолчать, во всяком случае, пока посетители пытались определить намерения и настрой вошедших. Очевидно, их просто решили проигнорировать. За столами снова загомонили. Мак взглянул на Джорджину: она сидела, опустив глаза.

— Это не те люди, которых мы ждем, но, судя по виду, господа. Сюда нечасто такие заглядывают, насколько я понимаю.

В ответ раздался шепот Джорджины:

— Разве я не говорила всегда, что у этих англичан надменности столько, что они не знают, что с ней делать?

— Всегда? — хмыкнул Мак. — Насколько я помню, ты стала это говорить с шестнадцати лет.

— Только потому, что раньше я об этом не знала, — недовольным тоном возразила Джорджина.

Она испытывала неприязнь к англичанам за то, что те силой увезли ее жениха; это раздражение не уменьшилось после окончания войны и вряд ли пройдет раньше, чем она заполучит парня назад. Однако свою неприязнь Джорджина не выказывала откровенно, во всяком случае, так полагал Мак. Вот ее братья, те не стеснялись почем зря слать проклятия англичанам уже задолго до начала войны, когда блокада европейских портов, начатая Англией, создала большие препятствия для торговли. Если кто по-настоящему и имел зуб на англичан, так это братья Андерсоны.

Лет десять подряд девушка постоянно слышала, что англичане — надменные выродки, и, хотя в то время это не особенно затрагивало ее, она могла слушать и сочувственно кивать братьям. Однако когда английский произвол затронул лично ее, все изменилось. Правда, она по-прежнему не высказывалась на этот счет столь горячо, как братья. Однако никто не мог усомниться в том, какое презрение и какую антипатию испытывала она ко всему английскому. Просто она выражала свои чувства в вежливой форме.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы