Пнумы - Вэнс Джек Холбрук - Страница 13

Время шло. Сколько дней пролетело таким образом, Рейт не знал. Море превратилось в реку, которая, в свою очередь, впадала в подземный канал, шириной пятнадцать-двадцать метров. Баркас плыл совсем бесшумно. Рейт предположил, что он двигался при помощи электрических полей, образовывающихся вокруг его киля. Перед ними мерцал слабый голубой свет, служивший ориентиром для управляющего сенсора баркаса. Когда голубой свет проплывал у них над головой, вдалеке всегда загорался новый. Изредка баркас проходил мимо пирсов и пристаней, а также мимо туннелей, ведущих в неизвестные удаленные уголки.

Рейт ел и спал. Как это иногда случалось, он потерял над собой контроль. Его миром были баркас, темнота, невидимая вода, присутствие Зэп-210. Так как у него оставалось много времени и сил, он поставил перед собой задачу изучить характер девушки. Зэп-210, в свою очередь, относилась к нему с недоверием, как будто не хотела раскрываться перед ним даже в разговоре – замкнутость и чопорная сдержанность, особенно по отношению к существу, имеющему не самые расплывчатые представления о сексуальных отношениях. Здесь дело еще и в природном инстинкте, как предполагал Рейт. Но имел ли он право рассказать этому невинному ягненку, как обстояло с этим дело на поверхности? С другой же стороны, он не был в восторге от перспективы объяснять Зэп-210 вопросы человеческой биологии.

Сама же Зэп-210, казалось, ни капельки не скучала. Она спала или смотрела в темноту, словно любовалась проплывающими мимо красивыми ландшафтами. Иногда Рейт составлял ей в этом компанию и не обращал никакого внимания на то, что она каждый раз педантично соблюдала расстояние между ними. Разговоры с ней никогда не носили нравоучительного характера. Относительно поверхности Зэп-210 придерживалась неизменных представлений; она боялась неба, ветра, отдаленности горизонта, бледно-коричневого солнечного света. Ее ожидания были мрачными: она готовилась к смерти под булавой какого-нибудь крикливого варвара. Рейт попытался развеять ее опасения, но вызвал этим только еще большее недоверие.

– Ты думаешь, мы ничего не знаем о поверхности? – с ехидством спрашивала она. – Зужма касчаи знают больше, чем кто бы то ни было; они знают все. Знания – это их жизнь. Они – это мозг Чая. Чай служит зужма касчаи телом и костями.

– А пнумеки? Как они вписываются в эту картину?

– Особи? Очень давно зужма касчаи поместили некоторых людей с поверхности в убежища. Несколько женских типов и несколько женщин-маток уже были там. Особи направляют свою старательность на полирование, и шлифовку камней, и выращивание кристаллов. Зужма касчаи заботятся о сохранении мира, и так будет всегда.

– А откуда произошли люди вообще, это тебе известно? Зэп-210 не проявила к этому никакого интереса.

– С Гхиана, откуда же еще?

– А они вам хоть рассказывают о солнце, звездах, других планетах в космосе?

– Они учат нас тому, чему мы обучаемся с наибольшим удовольствием: соблюдать этикет и хорошие манеры.

У Зэп-210 вырвался легкий вздох.

– У меня все это уже позади. Как бы все остальные сейчас мне удивились.

Насколько Рейт понимал, сейчас Зэп-210 больше всего заботилась о своем неестественном поведении.

Баркас продолжал плыть дальше. Голубое мерцание вспыхивало перед ними, становилось ярче, проплывало над их головами, оставалось позади, вдалеке загоралось новое голубое мерцание. Рейт заскучал и сделался неутомимым. Вокруг господствовала почти непроглядная темнота, которую оживлял лишь слабый луч света на носу. Женский голос Зэп-210, ничего не значащий для нее самой, стал действовать на его фантазию, его состояние стало напоминать ему эротическое влечение. Только здравый смысл удерживал его в определенных рамках.

«Как она может желать или возбуждаться, – спрашивал себя Рейт, – если отношения мужчина-женщина ей совершенно неизвестны? Неясные позывы, исходившие из ее подсознания, должны были казаться ей в какой-то мере отклонениями, словно самые плохие формы буйного поведения». Он вспомнил жизненную силу ее тела, когда она в воде держалась за него. Он вспомнил вид ее насквозь промокшей фигуры. Он стал задавать себе вопрос, не было ли правильнее дать свободный ход своим инстинктам?

По Зэп-210 нельзя было понять, чувствовала ли она что-то, кроме дурного настроения или плохих предчувствий. Часами она говорила тихим монотонным голосом о том, что она знала. Рейту казалось, что она вела удивительно монотонную жизнь, в которой полностью отсутствовали радостные, захватывающие и легкомысленные события. Он спрашивал себя, каковы же должны быть ее мечты; но об этом она помалкивала. Она могла отличать друг от друга своих приятельниц: по легким отклонениям в этикете и тактичности, которые для нее имели такое же значение, как «буйные» черты характера на поверхности. Ей были известны биологические различия между мужчинами и женщинами, но она, по-видимому, никогда не задумывалась над их причинами. «Все это было в высшей мере странно», – ломал себе голову Рейт.

«Укрытия» казались инкубатором для целого ряда неврозов. Рейт не решился об этом спрашивать Когда разговор начинал затрагивать такие темы, она всегда замыкалась в себе. Смогли ли пнумы каким-то образом отнять у пнумеков стремление к продолжению рода? А, может, они пичкали их успокаивающими средствами, наркотиками или гормонами, чтобы подавить в них эротические чувства и избежать перенаселения? Рейт осторожно задал несколько вопросов. Зэп-210 ответила на них невпопад и не придавая этому никакого значения, из чего Рейт сделал вывод, что она не имела ни малейшего понятия о том, о чем он говорил. Зэп-210 рассказывала, что время от времени некоторым особям убежища начинали казаться слишком спокойными. За это их отсылали на поверхность под свет солнца, пронизывающие ветры и пустые ночи. Они изгонялись в огромную вселенную и не имели права никогда больше возвращаться обратно.

– Меня удивляет, что я совсем больше не боюсь, – вслух думала она. – Может, во мне уже давно дремали предпосылки стать гжиндрой? Я слышала, что такие большие пространства сводят с ума. Я не хочу уж слишком подвергаться таким влияниям.

– Мы пока еще не так близко от поверхности, – напомнил ей Рейт. Зэп-210 только пожала плечами, как будто это было не так уж и важно.

Относительно способа размножения пнумов она точными знаниями не обладала. Она не была уверена, рассматривают ли они этот процесс как Тайну или нет, хотя такие предположения и высказала. Что же касается количественного соотношения пнумов и пнумеков, то такой информацией она тоже не владела.

– Вероятно, имеется больше зужма касчаи. Но многие из них никогда не показываются. Они остаются в потайных местах, где сохраняются ценные вещи.

– Что за ценные вещи?

И тут ничего конкретного Зэп-210 сказать не могла.

– История Чая намного длиннее, чем это себе представляют. Даже летописи не знают этого. Зужма касчаи же в этом отношении чрезвычайно педантичны. Они знают все, что происходило когда-либо. Они рассматривают Чай, как большую теплицу, в которой каждый предмет, каждое дерево, каждая скала представляют собой определенную редкость. Сейчас на Гхиане есть народы и с других планет – три различных вида, прилетевших сюда и понастроивших искусственные сооружения.

– Три?

– Дирдиры, кеши и вонки.

– А люди?

– Люди? – в ее голосе послышалась нерешительность. – Я этого не знаю. Может быть, люди тоже произошли на какой-то другой планете. Значит, тогда на Чае существует четыре различные расы. Но это произошло уже очень давно; странные существа часто приземлялись на Чае. Зужма касчаи не встречали их с распростертыми объятиями, но и не выгоняли. Они наблюдали, увеличивали свои коллекции, наполняли музеи Вечности, составляли свои архивы.

Неожиданно Рейт увидел пнумов совсем в другом свете. Создавалось впечатление, что в поверхности Чая они видели большую театральную сцену, на которой ставились великолепные, длившиеся в течение тысячелетий, драмы. Войны между старыми и синими кешами; нападение дирдиров, сопровождавшееся впоследствии контрударом вонков; всевозможные походы, битвы, поражения и полные уничтожения; возникновение городов, разрушение руин, возвышение и закат народов – все это объясняло, почему пнумы терпели чужие расы. С точки зрения пнумов, они украшали историю Чая. Рейт спросил у Зэп-210, воспринимает ли она Чай с такой же позиции. Девушка ответила ему одним из своих слабых равнодушных жестов. Нет, для нее это ничего не значило; для нее не имело большого значения ничего из происходящего на поверхности. Рейту неожиданно удалось заглянуть в глубь ее психики. Жизнь Зэп-210 была довольно безвкусным явлением, которым нужно было довольствоваться. Оставался страх перед неизвестным; радость превзошла силу ее представления. Он посмотрел на себя ее глазами: неожиданно привязавшийся, жестокий, хитрый, грубый и непредсказуемый; человек, с которым постоянно приходилось рассчитывать на худшее. «Несчастное создание, – думал Рейт, – доброе и бесцветное». Он с удивлением вспомнил, как она цеплялась за его шею. В тихом болоте черти водятся. В темноте, где его мысли не находили другого занятия, возникали фантастические картины, которые стимулировали его воображение и возбуждали в нем страсть. По этой причине Зэп-210, которая каким-то образом чувствовала это, с неприятным подозрением отходила подальше в тень и оставляла Рейта одного, и ему не оставалось ничего другого, как делать хорошую мину при плохой игре. Какие мысли могли кружиться в ее голове?