Игры богов - Анисимов Александр - Страница 16
- Предыдущая
- 16/121
- Следующая
Крылья на колоннах распахнулись, и Лумиан увидел под каждым из них широко открытый глаз. Белков почти не было, зато тонкий ободок радужки и круглый зеленый зрачок занимал его почти весь.
Сначала пришел страх, а потом…
Боль!
Страшная, нестерпимая боль корежила его тело, вырывая руки и ноги из сочленений, вколачивая голову в плечи и ломая позвоночник. Боль разрывала на части каждую мышцу и перемалывала кости, обращая их в пыль. Лумиан завопил, извиваясь, пытаясь вырваться из сковывающих его цепей, но тяжелый маслянистый металл был непреклонен. Кричать уже не осталось сил, но Лумиан кричал и все еще пытался вырваться из объятий ужаса. И последней его человеческой мыслью было: «Оказывается, боль — это тот же холод… я ненавижу холод…»
— Кажется, пришел в себя.
Он знал говорившего, но не мог вспомнить, кто это.
— Да, скоро силы вернутся к нему. Ему был известен и этот голос.
— Побыстрее бы, остальные уже давно готовы.
— Знаю, но мы не вправе торопить его. Теперь он вспомнил все. Он родился сегодня в недрах гор поднебесного мира. Он должен найти для бога Камень. Он — зверь, ищейка, получившая право делать все, что потребуется. Отныне он — Берхартер, когда-то безродная тварь, человек, Черный Монах, а теперь — правая рука бога. Девятый Черный Охотник.
Он не знал ничего о своей прежней жизни — ему это было не нужно. Он жил только настоящим: не было ни прошлого, ни будущего.
Цепи с треском лопнули, и Охотник, вскинувшись, сел. Не обращая никакого внимания на попятившихся от него людей в плащах, он принялся придирчиво осматривать себя. Подняв руку, он поводил ею из стороны в сторону, а затем сжал кулак, любуясь взыгравшими под кожей тугими узлами мышц. Коротко стриженые ногти впились в ладонь, но Берхартер не обратил на это внимания. Другой рукой Охотник начал ощупывать свое тело. Он ничуть не изменился — все та же широкая мощная кость, те же бугристые мускулы и покрывающие ноги жесткие курчавые волосы, те же узкие глаза и выдающиеся скулы.
Запустив пальцы под обручи железных оков, Охотник несколькими короткими рывками сорвал с себя остатки цепей и отшвырнул их в сторону, а затем поднялся на ноги и осмотрелся. Чуть поодаль стояли отец-настоятель Черных Монахов Гуарам, брат Шатрад и брат Вилонд. За их спинами столпились еще несколько человек, но никто из них не заинтересовал Берхартера.
— Брат Лумиан, как мне называть тебя теперь? — снова произнес настоятель, не поднимая глаз, смотря в пол, скрытый струящимся розовым туманом.
Берхартер медленно подошел к Гуараму и остановился напротив, с брезгливым любопытством взирая на отца-настоятеля. Как Лумиан мог почитать эту мразь? Охотник хищно улыбнулся и, вскинув руку, схватил Гуарама за горло, приблизив его лицо к своему. В голове отчетливо зазвучал глухой голос, рождающийся и умирающий в вечности: «У тебя есть право вспомнить последнюю обиду…»
Черный Охотник чуть прикрыл глаза и расслабился, вспоминая. Дверка, ведущая в прошлую жизнь, на миг приоткрылась и тут же снова захлопнулась, но этого было вполне достаточно, чтобы услышать: голос в его голове просил поквитаться с настоятелем за обиду. Когда же Охотник понял, в чем она заключается, его невольно разобрал смех. Безмозглый смертный! Прежнего владельца тела разгневало, что отец-настоятель без причины косо взглянул на него? Глупец, глупец! Обращать внимание на подобную мелочь — на это способны разве что люди.
Как бы там ни было, а он должен был выполнить последнюю волю монаха Лумиана. Перебросив отца настоятеля через плечо, Охотник осмотрелся еще раз и, заметив темный зев выхода, направился прямиком туда, не обращая внимания на вопли Гуарама и испуганные крики поспешивших вслед за ним братьев, предпочитавших держаться на почтительном расстоянии.
— Брат Лумиан… — Крик настоятеля внезапно сорвался на шепот, полный ужаса. — Что ты делаешь? Остановись, заклинаю тебя именем Незабвенного…
Охотник на миг замер и скосил глаза на дергающегося на плече Гуарама.
— Мое имя — Берхартер, мразь! И не забывай этого! — с презрением выплюнул новорожденный Охотник.
Пройдя короткую колоннаду. Охотник уперся в гранитную стену, перегораживающую проход. Не останавливаясь, он выбросил вперед правую руку, отчего каменный монолит, треснув, разлетелся на куски, обдав Берхартера и Гуарама облаком едкой пыли и осколками камня. Не ожидая, пока пыль осядет. Охотник шагнул сквозь облако и продолжил свой путь. Позади слышались встревоженные крики, но он ни разу не обернулся.
Остановившись перед первой же встретившейся дверью, Берхартер вырвал из подгнившего дерева четыре длинных ржавых гвоздя, лишь чуть ободрав при этом ладони, и, сжимая их в кулаке, прихрамывая, отправился дальше по коридору. Вскоре впереди показалась галерея, а за ней и главная пещера. При виде обнаженного человека, тащившего на плече отца-настоятеля, монахи бросали свои дела и, выпучив глаза, провожали Охотника взглядом. Самые смелые увязались за ним и даже пытались подбежать ближе, но идущие позади Старшие братья торопливо останавливали их, запрещая кому бы то ни было приближаться к Берхартеру.
Берхартер прошел через несколько залов и коридоров и оказался перед воротами, закрывающими выход из пещер. Тяжелый засов был пропущен сквозь кованые скобы, но Охотник одним ударом кулака переломил плотное черное дерево и пинком распахнул створки. В пещеру ворвался холодный ветер и яркий, ослепительный солнечный свет. Луч, ударивший Берхартеру в глаза, на миг зажег их желтым пламенем, а затем Охотник шагнул через порог и исчез в снопах света. Когда братья выбежали из пещеры следом за Берхартером, тот уже успел уйти далеко по тропе.
— Остановись, — выкрикнул настоятель, задергавшись и попытавшись освободиться из цепких объятий Девятого Черного Охотника, однако тот только криво ухмыльнулся и хохотнул, ускорив шаг, направляясь к отвесной, слегка припорошенной снегом каменной стене высившейся чуть дальше над тропой.
Бывший монах Лумиан, подойдя к стене вплотную, швырнул отца настоятеля в снег и ладонями принялся очищать камень от ледяной корки. Гуарам попытался отползти в сторону, но Берхартер ногой наступил ему на спину и уткнул лицом в снежную крошку.
— Безумец! — прокричал настоятель, приподняв голову. В голосе его теперь явственно слышался ужас. — Что ты собираешься делать, во имя Незабвенного?
— То, о чем попросил меня Лумиан, — рявкнул Охотник, которому надоели стенания Гуарама. Зажав заранее приготовленные гвозди в зубах, Берхартер рывком поставил отца настоятеля на ноги и прижал его спиной к скале. Схватив Гуарама за руку, он приложил ее к камню и, размахнувшись, пригвоздил ладонь настоятеля, разом пробив и плоть, и гранитный монолит. Настоятель завопил, рванувшись, но Охотник держал его крепко и, не тратя времени понапрасну, выхватил изо рта еще один гвоздь. Среди скал снова разнесся вопль, полный муки. Ринувшиеся было на помощь своему настоятелю, монахи замерли, так и не решившись подойти ближе. Гуарам уже больше не дергался: боль выбила сознание из его тела задолго до того, как длинные граненые ржавые гвозди прибили к камню и его ноги.
Берхартер вытер руки о плащ настоятеля и, развернувшись, широким шагом зашагал обратно в сторону пещер. Монахи при его приближении поспешно разошлись в стороны, испуганно косясь на Черного Охотника, не решаясь ни остановить, ни окликнуть его. Проходя мимо монахов, Берхартер окинул их тяжелым взглядом и мрачно улыбнулся. А потом он вернулся в пещеру: нужно было собираться — его ждали.
* * *
Наведавшись в кладовые. Охотник подобрал для себя подходящие по размеру штаны и куртку, подпоясался широким ремнем и натянул на ноги высокие — до колен — сапоги на толстых, обитых железом каблуках. Поверх куртки Берхартер надел меховой жилет на кольчужной основе — вещь довольно странную и мало распространенную, но Охотника она именно этим и привлекла. В последнюю очередь он накинул на плечи длинный кожаный плащ, крепящийся на плече простой стальной бляхой. На миг Берхартер пожалел, что в монашеской обители не было зеркал — ему захотелось взглянуть на себя со стороны.
- Предыдущая
- 16/121
- Следующая
