Братья Львиное Сердце - Линдгрен Астрид - Страница 14
- Предыдущая
- 14/33
- Следующая
— Бьянка, Бьянка, спасибо тебе за то, что ты там сидела, — сказал Юнатан.
Но больше у него не было времени слушать меня, он торопился. Он поцарапал дверь ногтями. Послышался тихий звук, как будто царапалась крыса. Но дверь тут же отворилась, и Маттиас заглянул в комнату.
— Наш маленький Сухарик все спит да спит, — начал он, но Юнатан прервал его:
— Принеси сюда, пожалуйста, Бьянку. Она должна улететь, как только стемнеет.
И он объяснил почему. Рассказал про Юсси. И Маттиас покачал головой, как делают старики, когда их что-то печалит.
— Юсси! Я знал, что это кто-то из Долины Вишен, — сказал он. — Потому-то Урвар и сидит теперь в пещере Катлы. Господи! Что за люди есть на свете!
Потом он пошел за Бьянкой и закрыл за собой дверь.
Здесь, у Маттиаса, для Юнатана было надежное убежище. Маленькая потайная комната без окон и дверей. Входить и выходить можно было только через дверцу, скрытую за буфетом. Никакой мебели, на полу один матрац и старый роговой фонарь, который тускло светил в темноте.
При свете фонаря я увидел, что Юнатан пишет письмо Софии:
«Проклятое навеки имя предателя — Юсси Золотой Петух. Быстрее займись им. Мой брат здесь».
— Бьянка прилетела вчера вечером, — сказал Юнатан, — чтобы сообщить, что ты исчез, отправился искать меня.
— Подумать только! Значит, София разгадала загадку, которую я написал на стене кухни. Ну, когда она пришла и принесла суп.
— Какую загадку? — спросил Юнатан.
— «Я ищу его далеко за горами».
Я рассказал ему, что я написал.
— Это чтобы София не волновалась, — объяснил я. Тут Юнатан засмеялся:
— Не волновалась, какой заботливый! А я? Ты думаешь, я не волновался, зная, что ты мотаешься где-то по горам Нангиялы?
Наверно, у меня был пристыженный вид, потому что брат поспешил меня успокоить:
— Дорогой мой, храбрый Сухарик, ну конечно, нам здорово повезло, что ты оказался в пещере! А еще больше повезло, что ты попал сюда, это просто счастье!
В первый раз он назвал меня храбрым, и я подумал, что если я и дальше буду так поступать, то, может, заслужу право носить фамилию Львиное Сердце и Юсси не посмеет называть меня трусишкой.
Тут я вспомнил, что еще я написал на кухонном столе. Про Рыжую Бороду, который хочет получить белых лошадей. Я попросил Юнатана приписать в письме еще одну строчку: «Карл говорит, что про Рыжую Бороду все неправда».
Я рассказал также, как Хуберт спас меня от волков, и Юнатан заявил, что всю жизнь будет ему за это благодарен.
Когда мы выпустили в полет Бьянку, на Долину Терновника спустились сумерки. Внизу, на склоне, а домах и во дворах стали зажигаться огни. Все вокруг казалось таким мирным и спокойным. Можно было подумать, что люди в этих домах сидели и ели вкусный ужин или разговаривали друг с другом, играли с детьми, напевали им песенки и были счастливы. Но мы-то знали, что это все не так, что вряд ли у них есть еда, что они вовсе не спокойны и рады, а несчастны. Люди Тенгиля, расхаживая по верху стены с мечами и копьями, старались, чтобы они не забывали об этом.
В окнах Маттиаса огонь не горел. В доме у него было темно и тихо, будто там не обитала ни одна живая душа. Мы находились не в доме, а в саду. Маттиас стоял возле угла дома, а мы с Юнатаном, взяв Бьянку, спрятались в кустах терновника, которых здесь была так много. Я так люблю эти дикие розы, их прекрасный, несильный, нежный запах. Но тогда я подумал, что теперь этот запах будет всегда напоминать мне, как мы с Юнатаном крались по кустам, как сильно колотилось сердце, как совсем рядом с нами, на гребне стены, вглядывались и вслушивались в темноту люди Тенгиля, изо всех сил стараясь услышать имя: «Львиное Сердце».
Юнатан слегка намазал себе лицо сажей и надвинул капюшон на глаза. Он был вовсе не похож на себя. И все же он каждый раз рисковал жизнью, выходя из укрытия в тайной комнате, из «бункера», как он ее называл. Сотни людей искали его день и ночь. Я знал об этом и велел ему быть осторожнее, но он только повторял:
— Ну и что, пусть себе ищут!
Ему нужно было выпустить Бьянку так, чтобы никто не увидел, куда она летит.
Каждый солдат охранял свой участок. Самым опасным для нас был толстяк, который прохаживался по гребню стены сразу за усадьбой Маттиаса.
Но Маттиас стоял с роговым фонарем возле угла дома и подавал нам условленные сигналы.
— Когда я опущу фонарь, — объяснил он нам, — вы должны замереть, это значит, что Толстый Дудик совсем рядом. А когда подниму, значит, он завернул за угол стены и болтает с другим человеком Тенгиля. Тогда вы поскорее выпускайте Бьянку.
Так мы и сделали.
— Лети, лети! — сказал Юнатан. — Лети, моя Бьянка, через горы Нангиялы в Долину Вишен. Да остерегайся стрел Юсси!
Не знаю, понимали ли голуби Софии человеческий язык, но мне показалось, что Бьянка понимала. Потому что она приложила клюв к щеке Юнатана, как будто хотела успокоить его, и полетела. В сумерках она белела, так опасно белела! Как легко мог Дудик заметить ее, когда она пролетала над стеной!
Но он не заметил ее. Болтая, он не увидел и не услышал ее. Маттиас стоял на карауле и не опустил фонарь.
Увидев, что Бьянка исчезла вдали, я вцепился в Юнатана и стал уговаривать его поскорее вернуться в дом. Но он не хотел идти. Просил меня немного подождать. Вечер был такой прекрасный, воздух такой прохладный! Так легко дышалось! Видно, ему не хотелось заползать в маленькую душную комнатушку. Как хорошо понимал его я, так долго лежавший взаперти на своем кухонном диванчике в городе.
Юнатан сидел на траве, обхватив руками колени, и смотрел вниз, в долину. Он казался совершенно спокойным, как будто собирался сидеть там весь вечер, сколько бы солдат Тенгиля ни топало по гребню стены позади него.
— Почему ты вздумал сидеть здесь? — спросил я.
— Потому что мне это нравится, мне нравится смотреть на долину в сумерках. Нравится, что прохладный ветерок касается моих щек. И эти дикие розы, которые пахнут летом…
— И мне тоже все это нравится, — согласился я.
— И еще мне нравятся цветы, и трава, и деревья, и луга, и леса, и красивые маленькие озера, — добавил Юнатан. — Мне нравится, когда солнце встает, когда оно садится, когда светит луна и сияют звезды, и многое другое, что я сейчас и не припомню.
— И мне все это тоже нравится, — сказал я.
— Это нравится всем людям, — продолжал Юнатан, — и если им ничего другого не нужно, скажи мне, почему они не могут спокойно любоваться всем этим? Почему должен явиться какой-то Тенгиль и разрушить это?
Ответить я не мог, и тогда Юнатан сказал:
— Пошли, лучше нам вернуться в дом!
Но сразу пойти в дом мы не могли. Сначала нам нужно было ждать сигналов Маттиаса и узнать, где обретается Толстый Дудик.
Стало совсем темно. Мы уже не могли увидеть Маттиаса, видели только свет его фонаря.
— Он поднял фонарь, значит, этот дурацкий Дудик отошел! — сказал Юнатан. — Пошли быстро!
Но только мы побежали, как фонарь мгновенно опустился, и мы резко остановились. Мы услышали топот скачущих галопом лошадей; потом лошади остановились и кто-то заговорил с Маттиасом.
Юнатан толкнул меня в спину.
— Иди туда! — прошептал он. — Иди к Маттиасу!
Сам Юнатан юркнул в заросли терновника, а я, дрожа от страха, пошел на свет фонаря.
— Да я только вышел подышать свежим воздухом, — говорил Маттиас, — больно хорошая погода нынче вечером.
— Ишь ты, хорошая погода! — ответил грубый голос. — Разве ты не знаешь, что после захода солнца нельзя выходить? Что это карается смертной казнью?
— До чего же ты строптив, дед! — сказал другой. — Между прочим, где этот мальчишка?
— Да вот он, — ответил Маттиас, потому что я уже подошел к нему.
И я тут же узнал обоих всадников, потому что это были Ведер и Кадер.
— А ты не собираешься нынче ночью отправиться в горы, чтобы полюбоваться лунным светом? — спросил Ведер. — Кстати, как тебя звать-то, плутишка? Ты мне этого так и не сказал.
- Предыдущая
- 14/33
- Следующая
