Затерянный среди зыбей - Ликок Стивен Батлер - Страница 3
- Предыдущая
- 3/3
— Консервный нож! — вырвалось у него. — О боже, консервный нож!
И он рухнул без чувств.
Тем временем я дрожащими руками вскрыл другой ящик. В нем были большие бутылки пива, плотно закупоренные патентованными пробками. Я вытащил их одну за другой. Когда появилась последняя, я взглянул в пустой ящик, вскрикнул: «Чем? Чем? О милосердный боже, чем их открыть?» — и замертво упал на капитана.
Наконец мы очнулись и увидели, что мы — все еще крошечная точка, затерянная среди океана. Нам даже показалось, что мы стали еще меньше.
Над нами простиралось сверкающее, медно-красное небо тропиков. Тяжелые свинцовые волны плескались у краев плота. А по всему плоту валялись банки с консервами и бутылки пива. То, что пришлось нам перенести в последующие дни, невозможно описать. Мы били и колотили по банкам кулаками. Мы дошли до того, что, рискуя вконец испортить банки, изо всей силы швыряли их о плот. Мы топтали их ногами, грызли зубами, осыпали проклятиями. Мы тянули и выкручивали пробки из бутылок, били горлышками о банки, примиряясь даже с тем, что можем разбить стекло и испортить бутылки.
Все было напрасно.
А потом мы целыми днями сидели молча, испытывая страшные муки голода. Нам нечего было читать, нечего курить, не о чем разговаривать.
На десятый день капитан нарушил молчание.
— Бросим жребий, Сбейсног, — сказал он. — Видно, дело идет к тому.
— Да, — мрачно отозвался я, — с каждым днем мы теряем в весе.
Перед нами вставала ужасная перспектива людоедства. Мы решили бросить жребий.
Я приготовил палочки и протянул их капитану. Ему досталась та, что подлиннее.
— Что она означает? — спросил он дрожащим голосом, колеблясь между надеждой и отчаянием. — Я выиграл?
— Нет, Трюм, — с грустью возразил я, — вы проиграли.
Не буду останавливаться на последовавших за этим днях — долгих безмятежных днях, проведенных на плоту. Силы мои, подорванные голодом и лишениями, понемногу восстанавливались. Это были, дорогой читатель, дни глубокого, безмятежного покоя, и все же, вспоминая о них, я не могу не пролить слез о том смельчаке, благодаря которому они были тем, чем были.
На пятый день удары плота о берег пробудили меня от крепкого сна. Я, видимо, слишком плотно поел и не заметил, как приблизился к земле.
Передо мною лежал круглый остров с низким песчаным берегом. Я сразу узнал его.
— Остров сокровищ! — воскликнул я. — Наконец-то я вознагражден за мой героизм!
Лихорадочно бросился я к середине острова. И что же я увидел? В песке зияла огромная свежевыкопанная яма, рядом валялся пустой кожаный чемодан, а на обломке доски, торчащей ребром, было написано: «„Покоритель пучин“, октябрь 1867». Так! Значит, негодяи заделали пробоину в трюме, направились прямо к острову, о существовании которого они узнали благодаря карте, столь неосторожно оставленной нами на столе в каюте капитана, и лишили нас с беднягой Трюмом честно заслуженного сокровища.
От обиды на столь черную неблагодарность у меня помутилось в голове, и я медленно опустился на песок.
Я остался на острове.
Там я жил, кое-как перебиваясь с песка на гравий и прикрывая наготу листьями кактусов. Шли годы. Постоянное употребление в пищу песка и тины подорвало мое некогда крепкое здоровье. Вскоре я заболел, умер и похоронил себя.
Что, если бы и прочие авторы морских рассказов последовали моему примеру!
- Предыдущая
- 3/3
