Собрание сочинений. Том 1 - Симонов Константин Михайлович - Страница 25

Ну хорошо, пусть не любим,

Пускай он больше вам не нужен,

Пусть жить вы будете с другим,

Бог с ним там, с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват

В том, что он отпуска не знает,

Что третий год себя подряд,

Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли

Пусть горьких слов, но благородных.

В своей душе их не нашли -

Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть

Немало женских душ высоких,

Они б вам оказали честь -

Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,

Чтоб облегчить тоску чужую.

От нас поклон им до земли,

Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,

От нас отторженным войною,

О вас мы написать хотим,

Пусть знают - вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,

Подчас в душе борясь с собою,

С невольною тревогой ждут

Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,

Теперь нас втайне горечь мучит:

А вдруг не вы одна смогли,

Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих

Мы вас пошлем. Вы клеветали

На них. Вы усомниться в них

Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,

Что душу птичью вы скрывали,

Что вы за женщину, жену,

Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш - он убит.

Все хорошо. Живите с новым.

Уж мертвый вас не оскорбит

В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,

Он не напишет, не ответит

И, в город возвратясь с войны,

С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить

Придется вам его - за то, что,

Наверно, с месяц приносить

Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут -

Письмо медлительнее пули.

К вам письма в сентябре придут,

А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,

Вам это, верно, неприятно -

Так я от имени полка

Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас

Презренье наше на прощанье.

Не уважающие вас

Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка

К. Симонов

1943

Последний кончился огарок,

И по невидимой черте

Три красных точки трех цигарок

Безмолвно бродят в темноте.

О чем наш разговор солдатский?

О том, что нынче Новый год,

А света нет, и холод адский,

И снег, как каторжный, метет.

Один сказал: - Моя сегодня

Полы помоет, как при мне.

Потом детей, чтоб быть свободней,

Уложит. Сядет в тишине.

Ей сорок лет - мы с ней погодки.

Всплакнет ли, просто ли вздохнет.

Но уж, наверно, рюмкой водки

Меня по-русски помянет...

Второй сказал: - Уж год с лихвою

С моей война нас развела.

Я, с молодой простясь женою,

Взял клятву, чтоб верна была.

Я клятве верю, - коль не верить,

Как проживешь в таком аду?

Наверно, все глядит на двери,

Все ждет сегодня - вдруг приду...

А третий лишь вздохнул устало:

Он думал о своей - о той,

Что с лета прошлого молчала

За черной фронтовой чертой...

И двое с ним заговорили,

Чтоб не грустил он, про войну,

Куда их жены отпустили,

Чтобы спасти его жену.

1943

Я помню в Вязьме старый дом.

Одну лишь ночь мы жили в нем.

Мы ели то, что бог послал,

И пили, что шофер достал.

Мы уезжали в бой чуть свет.

Кто был в ту ночь, иных уж нет.

Но знаю я, что в смертный час

За тем столом он вспомнил нас.

В ту ночь, готовясь умирать,

Навек забыли мы, как лгать,

Как изменять, как быть скупым,

Как над добром дрожать своим.

Хлеб пополам, кров пополам -

Так жизнь в ту ночь открылась нам.

Я помню в Вязьме старый дом.

В день мира прах его с трудом

Найдем средь выжженных печей

И обгорелых кирпичей,

Но мы складчину соберем

И вновь построим этот дом,

С такой же печкой и столом

И накрест клеенным стеклом.

Чтоб было в доме все точь-в-точь,

Как в ту нам памятную ночь.

И если кто-нибудь из нас

Рубашку другу не отдаст,

Хлеб не поделит пополам,

Солжет, или изменит нам,

Иль, находясь в чинах больших,

Друзей забудет фронтовых, -

Мы суд солдатский соберем

И в этот дом его сошлем.

Пусть посидит один в дому,

Как будто утром в бой ему,

Как будто, если лжет сейчас,

Он, может, лжет в последний раз,

Как будто хлеба не дает

Тому, кто к вечеру умрет,

И палец подает тому,

Кто завтра жизнь спасет ему.

Пусть вместо нас лишь горький стыд

Ночь за столом с ним просидит.

Мы, встретясь, по его глазам

Прочтем: он был иль не был там.

Коль не был, - значит, неспроста,

Коль не был - совесть нечиста.

Но если был, мы ничего

Не спросим больше у него.

Он вновь по гроб нам будет мил,

Пусть честно скажет: - Я там был.

1943

Мы летели над Словенией,

Через фронт, наперекрест,

Над ночным передвижением

Немцев, шедших на Триест.

Словно в доме перевернутом,

Так, что окна под тобой,

В люке, инеем подернутом,

Горы шли внизу гурьбой.

Я лежал на дне под буркою,

Словно в животе кита,

Слыша, как за переборкою

Леденеет высота.

Ночь была почти стеклянная,

Только выхлопов огонь,

Только трубка деревянная

Согревала мне ладонь.

Ровно сорок на термометре.

Ртути вытянулась нить.

Где-то на шестом километре

Ни курить, ни говорить.

Тянет спать, как под сугробами,

И сквозь сон нельзя дышать.

Словно воздух весь испробован