Йу с морских островов - Ли Юнас - Страница 4

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая

Это была огромная, отвратительная муха, она ползала по готовому борту, как будто искала там что-то, заглядывая в каждую щель. Добравшись до нижнего ряда, она уселась на киль и зажужжала, замахав крылышками. Затем снялась, постояла в воздухе над тем местом, на котором только что сидела, полетела и скрылась во тьме.

У парня сердце так и оборвалось.

И такой страх вдруг на него напал, такие сомнения. Ох, не к добру, знать, жужжала муха над килем лодки!

Взял он лампу, в другую руку — деревянный молоток и начал осматривать лодку, простукивая молотком, пока не закончил с первым рядом досок. Так он прошёлся по всей лодке от носа до кормы, внутри и снаружи. Ему уже все казалось в ней ненадёжным, до последнего гвоздика или стыка.

Но и остальное — и план, и размеры — тоже показалось ему вдруг никуда не годным.

Нос был слишком Велик, доски в днище лежали неправильно, все было криво, концы не сходились на стыках. Ему даже почудилось, что нос и корма взяты от двух разных лодок.

Во время этого осмотра, при котором у него весь лоб покрылся испариной, фитиль в лампе догорел, и Йу очутился среди кромешного мрака.

А дальше он уже себя не помнил.

Подняв над головой деревянный молоток, он распахнул дверь и забренчал боталом, которое неведомо как попалось ему под руку; вдруг сквозь звон-перезвон из темноты раздался голос:

— Уж не меня ли ты вызваниваешь, Йу, что так растрезвонился? Йу почувствовал, как за спиной у него пробежал сквознячок, а спереди в лицо пахнуло холодным ветром.

В глубине сарая на перевёрнутой лодке сидел кто-то в моряцкой куртке и плотно облегающей вязаной шапке с ушами, голова торчала на плечах какой-то лохматой шишкой. Йу вздрогнул. Сидевший перед ним был точь-в-точь похож на призрак, о котором он подумал в бредовом исступлении.

Тогда Йу схватил тяжёлый лодочный черпак и запустил в ненавистный образ.

Но привидение как ни в чем не бывало сидело на прежнем месте, хотя черпак пролетел сквозь него и, отскочив от стены, просвистел над головой бросавшего: ещё немного, и Йу лежал бы мёртвый.

Старик даже не шелохнулся и только зыркнул на него ехидным прищуром.

— Сгинь! Чур меня! — закричал Йу и плюнул в глаза нежити.

И в тот же миг в лицо ему шмякнулась, обжигая стрекалами, большая, толстая медуза.

— Получай обратно свой подарочек! — услышал из темноты ослеплённый парень.

Но когда Йу разлепил глаза, то увидел на берегу готовую лодочную верфь.

А на зеркальной воде, красуясь новенькими снастями, покачивался нарядный восьмивесельный бот, такой стройный и сверкающий, что, казалось, готов был раствориться в окружающем его сиянии.

Старик благодушно подмигнул, но прищуренные глаза сверкнули точно раскалённые угли.

— Я перевёз тебя в Хельгеланн, а теперь, как видно, надо оказать тебе помощь в твоём ремесле, — сказал он парню. — Но знаешь ли, кое-какую мзду я хочу за это получить. На каждой седьмой твоей лодке я сам буду ставить киль, и получится у нас лодочка с изъянцем, с небольшим, понимаешь ли, подвохом.

Тут у парня стиснуло горло — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он понял, что лодка была приманкой, а за нею зияла бездна, готовая поглотить его и захлопнуться.

— Неужели ты думал, что сумел меня провести и я за здорово живёшь уступлю тебе план моей лодки? — глумилась бездонная прорва.

Потом рядом скрипнуло, будто кто-то грузный поднялся с сиденья, и снова послышался смешок:

— Хочешь построить лодочку, бери в придачу и смертушку! Слушай, что я тебе скажу: если ты постучишь три раза молотком по килю, то будет тебе большая подмога в работе, ты построишь такую лодку, какой во всем Нурланне ещё никто не видывал.

В ту ночь Йу дважды брался за молоток и дважды его опускал и клал на место.

Но восьмивесельная красавица как наваждение стояла у него перед глазами, дразня зыблющимся в волнах отражением, — такая она была стройная, так блестела свежепросмоленными боками, так сверкала новёхонькой оснасткой! Йу даже занёс ногу и легонько толкнул её, чтобы полюбоваться, как стройное и нарядное судно, легко качнувшись, горделиво выпрямится на волнах, пленяя своими обводами.

И вот молоток стукнул по дереву — раз, и другой, и третий.

Так на Морских островах была построена первая лодка.

Однажды осенью весь народ высыпал на крайнюю оконечность мыса, и стало там тесно, как на птичьем базаре, — всем хотелось видеть, как Йу и его братья спустят на воду новую восьмивесельную лодку и сядут в неё на виду у всего берега.

На море гуляла зыбь, и лодка резала волны, разбрызгивая пену.

Вот она скрылась, вот вынырнула на гребень волны, точно морская птица, и стремглав понеслась, мелькая между мысов и шхер.

Глядя ей вслед, рыбаки, вышедшие на зимний лов, замирали с поднятыми вёслами. Такой лодки им ещё не доводилось видеть.

Но если в первый раз Йу удивил всех длинным восьмивесельником, то на следующий год в ту же пору завистливые взгляды рыбаков провожали широкую и крепкую лодку на пять пар гребцов.

И с каждым годом новые лодки, которые строил Йу, становились все лучше и краше.

Но самая последняя и большая, которая ещё стояла на стапеле, превзошла все предыдущие и мореходными качествами, и красотой.

Эта лодка была у него седьмая по счёту.

Йу приходил утром и уходил вечером. Но вот что удивительно — каждое утро он замечал, что за ночь лодка сама собой выросла! А красота её сделалась такой неописуемой, что оставалось только молчать и любоваться.

И вот, наконец, лодка была готова.

Охотников купить её было предостаточно.

А надо сказать, что в те времена над Хельгеланном владычествовал фогт[5], который совсем замучил жителей поборами, деньги за рыбный промысел и сбор гагачьего пуха он взимал двойным счётом и весом и не меньше того драл за церковную десятину.

Бывало, как пройдутся по домам его сборщики, после них ничего не останется — будто метла прошла.

Едва до фогта дошли первые слухи о новых лодках, как он сразу отправил на Морские острова посыльных разузнать, правда ли то, что ему говорили. Потому что фогт сам держал обширный рыбный промысел с несколькими становищами и на него работало много народу.

Посыльные воротились и рассказали ему обо всем, что сами видели. Фогт так загорелся от услышанного, что, еле дождавшись лета, самолично пустился в дальний путь и вскоре прибыл на Морские острова.

Нагрянул он нежданно-негаданно, как ястреб, и принялся терзать мастера Йу: и пошлину-то Йу утаил за ремесленный промысел, и десятину задолжал, а теперь, дескать, причитается с него одного штрафу по полмарки серебра за каждую лодку, которую построил.

Фогт так кричал на него и ярился, грозясь заковать в кандалы и отправить в Скровен[6], такие кары сулил мастеру, что у того в глазах померкло и белый свет показался немил.

Однако фогт уже побывал в гавани, объехал на лодке вокруг нового десятивесельного бота и, рассмотрев его со всех сторон, убедился, что судно и впрямь оказалось на заглядение; польстившись на него, он изобразил дело так, будто бы из милости согласен взять с мастера вместо штрафа его изделие.

Услышав предложение фогта, Йу сорвал с головы картуз и ответил, что другому бы отказал, а фогту отдаст своё судно с превеликой радостью.

Начальство село в бот и отправилось восвояси.

Что тут сталось! В доме у мастера стон и слезы; мать, братья, сестры — все ревут, жалеючи о потере.

А Йу залез на лодочный сарай, стоит на крыше, за бока держится и хохочет.

А как лето кончилось и наступила осень, пришло известие, что лодка, в которой ехал фогт с восьмерыми спутниками, без следа сгинула на пути через Вест-фьорд[7].

Но в те дни по всему. Нурланну началась замена старых лодок на новые, и такая пошла горячка, что Йу не поспевал сделать хотя бы десятую часть того, что у него просили.

• Предыдущая
• 4/6
• Следующая