Подняться на башню - Андронова Лора - Страница 2

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая

Осталось сказать немногое. Во-первых, я должен признаться, что всерьез завидую тем, кто будет читать эту книжку: вам еще только предстоит пережить радость встречи с новым талантливым автором и его текстами. Во-вторых, нужно констатировать: русскоязычная фэнтези жива и неплохо себя чувствует, если наряду с эпическими «кирпичами» и бесконечными глуповатыми пародиями в свет выходят и такие издания. А в-третьих… Знаете, просто интересно, что Лора Андронова напишет дальше. Ей, похоже, есть что сказать.

Александр Ройфе

Трактир был стар. Могучие потолочные балки почернели от времени, а стены, сложенные из толстенных бревен, выглядели настолько древними, что, казалось, были свидетелями сотворения Мира. В воздухе слоями плавал мглистый табачный чад. Крепкие хмельные пары шибали в нос уже на пороге, приятно кружили голову и смягчали мысли, вызывая желание развалиться на скамье, ухватить за ушко пробегающую мимо розовощекую служанку и потребовать себе самого лучшего темного пива, а к нему — ароматной копченой трески с рассыпчатой картошкой, пузатый горшочек с острой тушеной фасолью или цельного молочного поросенка, запеченного с яблоками и душистыми трапами.

Столы ломились от снеди. Веселые бородатые охотники на пушного зверя — основные гости трактира — с аппетитом налегали на кушанья, не забывая смачивать горло пенящимися напитками из глиняных кружек. И лишь за одним столом никто не впивался зубами в сочное мясо, никто не собирал хрустящей коркой луковую подливу со дна тарелки, не желая упустить ни одной лакомой капельки, никто не смаковал пирогов с белыми грибами — гордости трактира. Здесь неторопливо потягивали пиво двое мужчин, мирно беседуя между собой. Один из них — кряжистый краснолицый старец, морщинистый и седовласый, — был уже порядочно навеселе. Его собеседник пил мало, больше интересуясь разговором, чем содержанием своей кружки. Он был совсем молод, среднего роста и сложения самого обыкновенного. Мальчишески гладкое лицо обрамляли недлинные прямые волосы, перехваченные на лбу кожаной тесемкой; щеки были нежными, как у девушки, и только рот казался по-мужски жестким. В зеленовато-серых глазах таились веселые огоньки. Паренек был похож на незлого, немного неуклюжего волчонка, сующего повсюду любопытный нос.

— Дед, а дед? — Голос юноши почти тонул в хмельном гомоне.

— Ну, чего тебе?

— Расскажи еще про колдуна.

— Ну что о нем рассказывать-то? — Старик с трудом сфокусировал мутные глаза и огляделся. — Колдун — он и есть… Колдун.

Паренек нетерпеливо поерзал на жесткой скамье:

— Злой?

— Ну, вестимо, злой, какой же еще, дурень?

— А живет он где?

— Ну уж не в курятнике. — Старик с отвращением сплюнул. — В замке живет. Как есть в замке.

Перевернув опустевшую кружку, он треснул кулаком по столу, призывая служанку.

— А замок — он какой? — подергал его за рукав юноша.

— Да уж не такой, как курятник. Большой?

Старик важно кивнул:

— Ага. С гору. А то и поболе.

— И колдун там живет?

— Чего б не жить? В замке-то?

— А делает он что? Колдун? — Парень глотал пиво, не отрывая глаз от старика.

— Что делает, что делает… Колдунничает, знамо дело. — Дед двумя руками схватил принесенную служанкой кружку и сердито глянул на собеседника.

— А как, скажи, как?

Неторопливо порывшись в карманах, старик достал медную монетку и положил ее на поднос. Девушку как ветром сдуло.

— Ну, порчу на скот наводит. Ну и на людей тоже. Болести всякие. Младенца в колыбели подменить может.

Погоду испортить — засуху наслать или дожди непрестанные, — пояснил он.

— Зачем ему это? Колдуну-то?

— Ну, ты совсем дурной, что ль? Говорю же тебе — злой он. Колдун ведь. Ему от такого колдунничания сплошная польза и довольство. Честным людям слезы — ему радость. Все колдуны такие. Вот давеча коза у меня пропала. Прямо как сквозь землю провалилась. День искал, другой искал, сегодня йот тоже… — Старик неопределенно махнул рукой в сторону кухни. — Целый день ищу…

Юноша задумчиво сморщил нос:

— Дед, а для чего ему твоя коза?

— Как для чего? — Старик обиженно округлил глаза. — Да моя Веточка получше коровы будет. Молока дает — во! Залейся! Старуха сыр делать не успевает. А шерстка, какая., Ве-е-еточка… кормилица…

Старик неожиданно уронил косматую голову на руки и жалобно всхлипнул.

— Я теперь старухе своей на глаза показаться не могу: убьет как муху! — Он доверительно подвинулся поближе к юноше. — Тяжелая рука у нее, у старухи моей. Как вдарит словно поленом! Света белого невзвидишь. Говорит, проворонил козу, лопух старый, ищи теперь… Любит она козочку шибко…

Он потер шею и хмуро зыркнул на паренька:

— Зовут-то тебя как, отрок?

— Хёльвом.

— Хёльв, значит… Небось с деньжатами-то у тебя негусто?

Хёльв смущенно улыбнулся.

— Ты парень молодой, шустрый, может, подсобил бы старикам? Сходил бы к колдуну, попросил бы его отдать голубушку? Я б тебе пару монет подкинул, слово даю… Слово Кукиса-кузнеца, меня, значит. Дело-то пустяшное. Ну не отдаст — что уж поделать… Не судьба, стало быть…

Старик громко шмыгнул носом и привалился к плечу Хёльва.

— Не женись, друг Хёльв, как бы ни прижало — не женись. Верь мне, старику, от этих баб одно зло да морока. Как от колдунов, может, хуже даже. Колдун-то — он один, может, на всю округу, а баб — пруд пруди. Куда ни глянешь — всюду эти бабы, бабы, бабы… Бабоньки… Душеньки… Красавицы…

Кукис громко зевнул и отключился.

Некоторое время Хёльв просидел неподвижно, невольно вслушиваясь в булькающий храп кузнеца. Потом заглянул в опустевшую кружку, перевернул ее, потряс и разочарованно поставил на место. Дома — в университетском городе Гёднинге — его знала каждая мышь, и трактирщики не решались наливать ему хмельного.

— А что скажет ваша мать, госпожа Ханна? Ну как прознает? И вам не поздоровится, и мне.

Госпожа Ханна — управляющая денежными делами Университета — была дамой суровой и властной. Сына она держала на короткой привязи, желая вырастить из него великого ученого. На пятнадцатом году жизни Хёльв сбежал из дому, спрятавшись в купеческой повозке. Он хотел свободы, приключений и славы — всего того, о чем пели на студенческих вечеринках сладкоголосые менестрели.

От выпитого пива голова юноши звенела и гудела, мысли порхали как бабочки, перескакивая с одного предмета на другой, копошились, путались, и ко всему прочему откуда-то из глубины сознания доносились голоса. Один из них — вдумчивый, рассудительный — серьезно вещал: «Работенка и в самом деле непыльная, подумаешь — до колдуна дойти да попросить козу отдать, а то денег и в самом деле почти ни гроша».

«Ага, как же, так он тебе козу и отдаст. И еще золота в придачу отсыплет. С самоцветами. Целый мешок», — язвительно возразил другой голос.

«О чем ты вообще собрался толковать с этим злодеем? — возопил третий голос, — Тебя что, зря из лука стрелять учили? Надо ведь начинать когда-нибудь становиться взрослым. Пришлепнуть его — и дело с концом! Вся округа тебе только спасибо скажет. Спасибо, конечно, в кастрюлю не положишь, но колдун живет в замке, стало быть, богато…»

«Грабеж и убийство», — печально промолвил рассудительный голос.

«Тоже мне моралист выискался. Маменькин сыночек. Правильно тебя дразнили — нюня и девчонка. Да и не убийство это, а справедливое воздаяние! Мало, что ли, слышал о всяких его злодействах? У одного коза пропала, у другого весь урожай вымерз, третий непонятной болезнью заболел. Уж понятно, чьи это проделки…»

Хёльв переложил голову старика на скамейку, неслышно встал и, покачиваясь, направился к стойке, за которой орудовал дородный хозяин трактира.

— Любезный хозяин, — начал юноша, — пироги, поданные мне, были изумительно вкусны, да и пиво — выше всяких похвал. Если бы на то была моя воля, я провел бы в этом трактире остаток жизни, однако обстоятельства складываются так, что я вынужден покинуть вас…

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая