Спасти Элвиса - Веркин Эдуард - Страница 9
- Предыдущая
- 9/23
- Следующая
– Я могу сыграть глухонемого, – вставил Питер. – Я по-английски умею...
– Точно! – воскликнула Тоска. – Глухонемого фаната Элвиса может Питер сыграть! Так даже достовернее будет – глухонемой со знанием английского...
Какое, однако, взаимопонимание...
– Питер не пойдет, – остановил я.
– Почему это?! – возмутилась Тоска. – Значит, Жмуркин может изображать глухонемого американца, а настоящий американец глухонемого американца изобразить не может?!
– Хорошо-хорошо, – успокаивающе сказал я. – Питер может сыграть глухонемого элвисомана. Пусть. Как это будет выглядеть?
– Как-как – так.
– А поподробнее? Расскажи.
– Хорошо, расскажу. Мы приходим к этим типам, начинаем им гнать про то, что Питер... ну, тут понятно, есть без Элвиса не может. Мы отвлекаем их внимание, они выходят из помещения...
– А если они не выходят? – спросил я.
– Как?
– Ну так. Или если выходит только один, а трое остаются. Или четверо остаются? Что ты будешь делать?
– Я... – Тоска замолчала.
– Ну?
– Я...
– Вот именно поэтому нам и нужен Жмуркин. У Жмуркина есть Снежок. Это кавказская овчарка, – пояснил я Питеру. – Чрезвычайно умный пес.
Питер поежился. Видимо, кавказских овчарок он не очень жаловал. Интересно, у них там в Оклахоме есть кавказские овчарки?
– Снежок почует Элвиса за километр, – рассказывал я. – И если он спрятан в обиталище этих элвисистов, Снежок нам покажет. Все просто. Так что вызываем Жмуркина. Хотя... Хотя лучше отправимся к нему сами. Или опять есть возражения?
– Нет, – сказала Тоска.
– Нет, – сказал Питер.
И мы отправились к Жмуркину. На автобусе.
Путешествие получилось занимательным. Питер никогда раньше в русских автобусах не ездил, ему чрезвычайно понравилась давка, понравился пронесшийся над головами пассажиров скандал, когда нам удалось выбраться из автобуса живыми, он сказал, что в Америке за двадцать центов таких удовольствий никогда не получить.
Жмуркин нас не ждал, при встрече проявил настороженное дружелюбие, однако, когда он узнал, что Питер американец, настороженность переросла в заинтересованность.
– Проходите в лабораторию, – кивнул он в сторону своей комнаты. – Там немного не прибрано, но это... Творческий беспорядок, одним словом.
Порядок творческого беспорядка Жмуркина был на порядок выше моего творческого беспорядка. В комнате не было ни одного свободного места. Везде, на полу, на подоконнике, на всех предметах интерьера, были разбросаны мини-кассеты, диски, микрофоны, штативы, другая киносъемочная мелочь и не совсем мелочь. На стенах были развешаны раскадровки, вырезки из журналов, посвященных кино, плакаты сытых голливудских знаменитостей и худые лица творцов европейского «кина не для всех». С потолка даже свисало несколько гирлянд целлулоидной пленки, видимо, в качестве элемента дизайна. На компьютере шла оцифровка видео, по экрану проскакивали кадры, судя по общему идиотизму этих кадров, это было очередное жмуркинское творение. Блокбастер, созданный для фестиваля фильмов, снятых мобильным телефоном.
В углу комнаты аквариум. Небольшой, круглый. В нем...
Я пригляделся. Нет, всего лишь петушок, бойцовая рыбка.
– Располагайтесь, – предложил Жмуркин широким жестом.
Питер и Тоска робко пристроились на тахте, я сел прямо на пол.
– Как там в Америке, Питер? – великосветски осведомился Жмуркин. – Гильдия сценаристов опять бастовать не собирается?
– Я... я не знаю...
– Я бы на их месте бастовал, – выдал Жмуркин. – Нам, простым труженикам кино, почти ничего не платят. В то время как транснациональные корпорации наживаются на идеях...
– Послушай, – вежливо перебил я, – у нас тут кое-какие осложнения. Ты не мог бы нам посодействовать?
– Всегда готов посодействовать друзьям, – улыбнулся Жмуркин. – Укрепление дружбы между народами – одна из первоочередных задач, это и президент сказал. Ну, в послании Федеральному Собранию. Чем, как говорится, смогу.
Я вкратце изложил ему суть нашей проблемы, и Жмуркин, разумеется, согласился. Особенно после того, как выяснил, что помощь нужна племяннице конгрессмена.
– Вы обратились к тому, к кому нужно, – сказал он. – И мне нравится ваш план! Чрезвычайно удачный план! Я войду в образ глухонемого американца, поклонника Пресли, для настоящего актера это раз плюнуть!
Глаза его блеснули неприятным буханковским огнем, но Жмуркин тут же взял себя в руки.
– У меня есть кое-какие идеи, – сказал я, – такие, небольшие. Ты, Жмуркин, должен понимать...
– Без проблем, – отозвался Жмуркин. – Я чужд условностей. Кого мне придется изображать? Годзиллу? Бэтмена?
– Белоснежку, – съехидничала Тоска.
– Элвиса, – сказал я. – Ты должен сыграть Элвиса, никакой Белоснежки.
– Без проблем.
– Глухонемого, – добавил я.
– Как? – Жмуркин, кажется, даже не очень удивился. – Разве Элвис был глухонемой?
– Так нужно для дела, – объяснил я.
– Без проблем. Для дела так для дела.
– Но...
Я хотел сказать, что это будет довольно сложно – грим, костюм, но Жмуркин опередил меня:
– Подождите меня немного, я сейчас, – и Жмуркин исчез.
Тоска поглядела на меня вопросительно.
– У вас интересные друзья, – сказал Питер. – Такие...
– Да уж, – согласился я. – Друзья у нас очень интересные...
– Вообще, Россия интересная страна, я никогда такой не видел. Тут все такие... Необычные.
– Необычных у нас хоть отбавляй, – хихикнула Тоска. – Побольше бы обычных...
– Это как на карнавале в Рио...
Дверь в комнату отворилась, и появился Элвис.
Элвис. Это был настоящий Элвис. Ну, так мне показалось сначала. Черные очки, костюм с железными блестящими штуками, названия которых я не знал, но которые смотрелись весьма рок-н-рольно. Или рокабильно, в тонкостях я не был силен. На ногах такие специальные туфли-казаки и, что самое удивительное – кок. Композицию завершал настоящий кок. Набриолиненный, блестящий, красивый. Видимо, парик. Интересно, откуда он все это взял?
– Маскарад, – пояснил Жмуркин. – Меня преследует маскарад. Куда я ни устраиваюсь на работу, там немедленно случается маскарад. Или корпоратив беспредельный. А вслед за маскарадом всегда следует санобработка, и весь этот маскарад перемещается ко мне домой. Короче, я везунчик... Может, это судьба?
– Ну да... – сказал я. – Судьба...
Это меня тоже позабавило. Ну, совпадение с костюмом. В очередной раз мир повернулся, подвластный непонятному алгоритму. И на этот раз он повернулся в сторону Элвиса. Всеми глазами. К этому надо относиться спокойно.
– Точно! – Жмуркин кивнул. – Это знак! В этот момент в одну точку сойдутся все силовые линии...
Еще один Буханкин.
– Жмуркин, – сказал я, – ты талант, конечно... Но нам пора спешить. А Снежок...
– Снежок сейчас гуляет, – сообщил Жмуркин.
– Собака у тебя сама гуляет? – удивился Питер.
– Конечно. Идемте.
Мы вышли из квартиры.
Из боярышниковых кустов возле дома показался Элвис. Тьфу, то есть не Элвис, Снежок. Снежок... Ну, короче, кавказская овчарка с шерстью белого цвета. То ли альбинос, то ли еще чего. Славный пес. На самом деле славный. Умный, добрый, верный. Если бы я сам хотел завести собаку, то я завел бы себе такого же.
– Послушайте, – сказала Тоска. – Ну Жмуркин – понятно, глухонемой элвисоман. А его собака? Под каким предлогом мы протащим в оплот любви к Элвису эту лохматенцию?
Это был серьезный аргумент.
– Это не лохматенция, – сказал Жмуркин. – Это большой поклонник Элвиса. Вот смотрите.
И Жмуркин запел неприятным голосом:
– Лав ми тэндер, лав ми свит, невер лет ми гоу...
Снежок дернулся и тут же завыл, стараясь попадать в тон со Жмуркиным. Жмуркин еще немного попел, а Снежок еще немного повыл.
– Он тоже любит Элвиса, – сообщил Жмуркин. – И вообще, Элвис живет в нас, в своих поклонниках. Сейчас мы нанесем несколько важных штрихов, и всем станет окончательно ясно, что мы – настоящие ценители творчества великого музыканта.
- Предыдущая
- 9/23
- Следующая
