Контракт на убийство - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 27

— Ты живешь рядом? Каким образом?

— Все очень просто! Несколько лет назад я купил здесь старую ферму, привел ее в порядок. Приезжаю сюда отдыхать. В ту пору лесопильни еще не было.

— Значит, это совпадение? Не повезло! Боже, как не повезло!

— Что мне делать?

— Главное, оставайся на месте! Теперь уже ничего не поделаешь. И как это тебя угораздило подобрать эту гнусную тварь!

Пауза — хозяин недоволен! Волны гнева сталкиваются на линии. К тому же на том конце страсти, похоже, накаляются. Раздается какое-то потрескивание, приглушенное расстоянием, но догадаться нетрудно: это приступ ярости. И снова слышится голос:

— А нельзя ли куда-нибудь спрятать этого пса?!

— Ты бредишь!

— Ничего подобного! Собака, потерявшаяся августовским воскресеньем, — такое встречается постоянно, а завтра, представь себе, как раз воскресенье!

— Ты в своем уме? Прежде всего, он все равно отыщет меня по следу, даже если я попытаюсь бросить его где-нибудь на природе. И потом, нет. Это не просто какой-нибудь пес!

Снова молчание, на этот раз в аппарате чувствуется приближение грозы. Затем хозяин снова бросается в атаку:

— Аджюдан говорил что-то о ветеринаре…

— Молчи! — кричит она. — Неужели ты все еще не понял? На твоей собаке — клеймо. Любой ветеринар сразу сумеет определить, где она куплена. И кем. Полиция тут же выйдет на преступление в Шателе! И все полетит к чертям. Удружил, нечего сказать. Исполнитель ты, может, хороший, но по глупости побил все рекорды… Погоди! Дай подумать…

Молчаливая буря в телефонной трубке. Ромул понятия не имеет, о ком говорят с таким исступлением. Он сидит здесь из чувства долга, но с удовольствием пошел бы раскопать косточку отбивной, любовно спрятанную в складке его подстилки. И вдруг снова началось. Причем тон на другом конце исключает любые возражения.

— Алло… Я буду у тебя завтра утром. На машине, разумеется. В воскресенье соберется немало любопытных, но ведь имеешь же ты право принимать гостей… Приеду после мессы.

— После мессы? Ты?

— Конечно. Мать все видит оттуда! А я ей обещала… Ладно, не будем пререкаться. Я приеду часов в одиннадцать. Мне кажется, есть одно решение. Но можешь быть доволен: ты разрушил все мои планы!

Разговор закончен. Хозяин набивает трубку. Разговаривает сам с собой. Сердится. Зачем он достал эту штуковину, которая выплевывает огонь?

Развернув револьвер, Г тщательно протирает его и сует с разных сторон за пояс, словно ищет укромное место. Но вот наконец расправляет рубашку поверх брюк. Бугорок с оружием едва заметен. С этого момента Г полон решимости отразить любую атаку.

«Он далеко», — сказала Патрисия. Откуда ей знать? Стало быть, мсье Луи предупреждает ее, когда уезжает? А почему бы ему не оказаться где-нибудь поблизости? Г идет выкурить трубку на пороге дома. Внимательно осматривает лесную дорогу, по которой прыгает сорока. Может, он представляет собой отличную мишень на темном фоне прихожей? Но мсье Луи не тот человек, чтобы стрелять с большого расстояния! Он найдет более скорый способ! Верный ему подручный промчится мимо на мотоцикле и, не останавливаясь, швырнет гранату. Совсем необязательно добраться до обитателей дома. Цель: произвести разрушение, поджечь, установив таким образом связь между обнаруженным складом оружия и присутствием вблизи стройки отпускника с немецкой овчаркой. Короче, создать такую неясную ситуацию, при которой полиция не будет знать, с какого бока взяться за расследование. Г не забыл: он сам был свидетелем подобной жестокости в Париже! Граната! Изуродованная собака! Вполне возможно, что покушение, так сильно подействовавшее на него, тоже было спланировано мсье Луи!

«Чего я только не насочинял, — сетует Г. — Не ведал я за собой подобной слабости!» И тотчас, чтобы прогнать неприятную мысль, стал успокаивать себя: «У Патрисии, насколько я знаю, такой хитрющей, наверняка есть план спасения, обдуманный заранее! Работая так, как работала она, отвоевывая свою независимость, можно было научиться предвидеть, чтобы, всегда оставаясь начеку, при малейшей опасности незаметно укрыться в каком-нибудь тайном убежище. И пускай сердится сколько угодно, уверяя, будто все ее планы рухнули, не стоит обращать внимания. Она всегда была вспыльчивой, но головы никогда не теряла! Выходит из себя! Ругается! Способна даже ударить! Но следует точному расчету и от намеченной цели не отступает. Поэтому разумнее все-таки положиться на нее, при условии что она не станет вымещать своего раздражения на Ромуле. К тому же злость ее напускная». Г едва решается признаться себе почему! Но настоящая, истинная причина в том, что она сохранила по отношению к возлюбленному юношеских лет своего рода ворчливую нежность, находившую прежде выражение в насмешливых прозвищах: Кид Карабин, Эль Пистолеро или Вильгельм Телль. Не бросит же она его теперь!

Г немного воспрял духом. А между тем ему не свойственно предаваться блаженным воспоминаниям! Но если взвесить все хорошенько, его связь с Пат нельзя назвать несчастной. Это правда! Ему припомнилось, что она не выносила, когда ей противоречили, была довольно беспутной и в то же время ревнивой, припомнилось, как она по всякому поводу повторяла: «Если бы моя бедная мать видела меня», и многие другие причуды, порождавшие упреки и приводившие к яростным перепалкам, возможно, дело доходило и до ударов, но этого Г уже не помнит. Нет! Ударов не было! Только угрозы: «Если бы я не умела держать себя в руках!» Летит бутылка. Бьется вдребезги тарелка. Г улыбается. Как это все далеко! Что поделаешь, любовь! Любовь когтистая, задиристая, причиняющая боль! Он гладит Ромула по голове. «Ты представить себе не можешь! Знаешь, она готова была укусить меня и в то же время рыдала, повторяя: „Я потаскуха, Жорж. Не обращай внимания!“ И это та самая, которую ты видел, — такая осторожная, сдержанная, пытающаяся оценить меня, чтобы решить, до какой степени может скомпрометировать себя ради моей персоны. Ты-то, конечно, не в счет. Есть шанс, что она захочет подкинуть мне деньжат и отправить бог знает куда, к своим людям, чтобы те держали нас взаперти столько времени, сколько потребуется. Потому что это война, дурачок ты мой с такой милой, большой головой, которая ничегошеньки пока не понимает! Да, аджюдан — это война! Мсье Луи — это война! И я, мой пес, мы тоже война! О нет! Я не заслуживаю того, чтобы меня лизали. Пойдем-ка лучше домой. Там, по крайней мере, мы будем в безопасности».

Сумерки предательски ползут но тропинкам, совсем низко пролетает первая летучая мышь.

— Чем я буду кормить Пат? — спрашивает Г. — Послушать ее, так ничего, кроме камамбера и бордо, не надо. Но мы должны показать ей, что хотим принять ее достойно. Ты-то рыбу не любишь! Она тоже! Ей везде мерещатся кости.

Открыв холодильник, Г отталкивает Ромула, который лихорадочно водит носом по полкам. «Фрикасе из курицы пойдет? То или другое, ей, знаешь, безразлично! Раньше она курила за едой. Ладно! Мясное ассорти и курица. Вылезай оттуда, обжора!»

Мысленно Г еще раз все перебирает. Ничего не забыл? Вроде бы нет, проблемы расставлены по своим местам, как те табуреты, на которые в свое время заставляли садиться львов и протягивать лапу. Еще одна трубка. Последняя. Г идет запирать на ночь ставни. По дороге наугад открывает книжицу Ланглуа.

«Это она! — думает Г. — Только не такая черная, конечно… Мой идол роковой… Сейчас этот идол похож скорее на видавший виды старый чемодан!»

Рассмеявшись, он шепчет Ромулу, который неотступно следует за ним: «Будь поласковее с ней, прошу тебя. Уж если кто и может вызволить нас из беды, так это она».

Сон не приходит. Над лесом нависла гроза. Безмолвные вспышки молнии прорезают небо, а по временам где-то вдалеке слышатся нескончаемые раскаты грома, от которых вздрагивает Ромул. Где прячется мсье Луи? Не такой он человек, чтобы отправиться в путешествие в тот момент, когда пирамида его предприятий трескается по швам!