Непобедимый эллин - Леженда Валентин - Страница 47
- Предыдущая
- 47/70
- Следующая
– Геракл?! – в замешательстве воскликнул Посейдон, узрев висящего на цепях племянника.
– Что? – Сын Зевса резко проснулся и, увидев перед собой зеленоволосую образину, расплылся в счастливой улыбке. – Дядюня, ты?
– Ну конечно же я! – радостно побулькал владыка морей, крепко обнимая могучего героя. – Ты чего здесь висишь?
– Да так, отдыхал немного, – добродушно ответил сын Зевса.
– А где красавица?
– Какая красавица?
– Ну, дочь царя Лаомедонта, принесенная мне в жертву!
– А я ее освободил, – зевнул Геракл. – И вообще, дядя, в твоем возрасте я на молоденьких девушек особо не заглядывался бы.
– Ох, поучи меня, поучи! – Посейдон ласково погрозил герою пальцем. – Умыкнул у меня девицу прямо из-под носа. Ну что ж, дело молодое, забирай ее к сатирам собачьим, для любимого племяша ничего не жалко.
– Спасибо, дядюня. – Геракл был тронут до глубины души. – Но перед тем как ты погрузишься обратно под воду, я всё-таки хотел бы услышать, что же здесь произошло.
Сняв свой прозрачный шлем (вода из которого тут же устремилась к ногам колебателя земли), Посейдон с шумом вдохнул ноздрями чистый морской воздух.
– Нет, – покачал головой брат Зевса, – дышать жабрами, как на моей родной планете, намного лучше!
– Ну дядюня, ну расскажи, – заканючил Геракл.
– Ладно, племянничек, слушай…
Отец несчастной Гесионы, царь Лаомедонт был ужасным пройдохой, впрочем, как и все мало-мальски известные греческие правители.
Все юлили, все козни строили, все только и мечтали, как бы это позаковыристей друг дружку уесть. Но друг друга дурить это еще ничего, это в Аттике было обычное дело, как правило, заканчивавшееся небольшой междоусобной войной. То Спарта на Крит нападет, то наоборот. Спартанцы, так те вообще жутко любили подраться. Их неразбавленным вином не пои, дай напасть на какого-нибудь зазевавшегося соседа.
Любили греки драться, а вот умирать, как ни странно, жутко не любили, делая стрелы с тупыми наконечниками и стараясь сильно не натачивать свои мечи.
Всё было бы хорошо, кабы некоторые цари не пытались дурить не только своих коллег, но и всемогущих богов. Тут-то и начинались между небом и землей настоящие разборки, как говорится, олимпийского уровня. Ведь каждый сверчок должен знать свой шесток. Живи и не зазнавайся – вот девиз любого порядочного эллина или, проще говоря, «на Зевса надейся, а сам не плошай». Ан нет! Не тут-то, братцы, было. Не боялись смертные богов, вернее, боялись, конечно, но не слишком. Олимпийцы, они ведь не вездесущи и за чем-то обязательно да не усмотрят.
Но вот царь Лаомедонт, так тот вообще окончательно зарвался.
А причиной тому стала небольшая выволочка, учиненная Зевсом на Олимпе. Решил Громовержец слегка проучить не в меру обнаглевших Аполлона с Посейдоном. Ну, Аполлону надрать мягкое место следовало еще при рождении, так что проучить прекрасного бога Тучегонитель решил просто так, ради профилактики, а вот Посейдон действительно перед Зевсом сильно провинился. Так глушил в Эвксинском Понте рыбу, что взрывом повредил прозрачную небесную колею, по которой ходила золотая колесница бога Гелиоса.
Воздушные пути, понятное дело, быстро починили, но день в Греции задержался на целых два часа. Правда, никто из смертных этого тогда не заметил. Кто был пьян, а кто и вовсе на небо не смотрел, живя в своем собственном пространственно-временном режиме (да-да, были и такие, в особенности на острове Аргосе).
И вот в наказание Посейдону (с Аполлоном) Зевс придумал очень интересную фишку.
Аполлон, конечно, всё время орал: «А при чем тут я?!», на что получал стандартный ответ: «За компанию!»
Что же это было за наказание?
Приказал Громовержец двум могучим богам в течение целых суток (!) прислуживать троянскому царю Лаомедонту и исполнять все его сумасбродные желания.
Ой, как обрадовался царь! Влез с ногами на трон и минут двадцать на нем от счастья прыгал, затем поправил съехавшую набекрень корону, посерьезнел и приказал Посейдону с Аполлоном возвести вокруг Трои неприступные стены.
И вот за одни сутки выросли вокруг Илиона великолепные, воистину неприступные стены, со сторожевыми башнями и подъемным мостом. Короче, всё как положено.
На следующий день «щедрые» олимпийцы весело заявились во дворец Лаомедонта и предъявили тому весьма кругленький счет на восковой дощечке, от вида которого глаза у царя медленно, но неотвратимо полезли из орбит.
– Д-д-да в-вы чт-т-то! – заикаясь от ужаса, прохрипел Лаомедонт. – Где же я вам возьму столько золота?
– А это не наши проблемы, – высокомерно бросил Аполлон.
– Вытащи свои золотые зубы! – гулко хохоча, посоветовал веселый Посейдон.
– Ах, вы… – прошипел, стремительно багровея, троянский царь.
– Ну-ну, кто же? – грозно поинтересовались боги.
– Э… – Лаомедонт слегка запнулся, – нехорошие обманщики.
– А что, бывают хорошие? – удивился Аполлон.
– И почему именно обманщики? – возмутился Посейдон.
– Ну как же? – в отчаянии вскричал царь. – Ведь в тот день, то есть вчера, по высочайшему распоряжению эгидодержавного Зевса вы должны были исполнить любое мое желание.
– Ничего мы тебе, смертный, не должны! – высокомерно отрезал Аполлон. – Любишь на колеснице кататься, люби и конский навоз в конюшне убирать. Вчера мы возвели тебе прекрасные стены, сегодня пришли за причитающейся нам платой. Ведь мы вложили в свой труд определенные усилия и теперь хотим, чтобы эти усилия были оплачены по заслугам.
Хитрые олимпийские мерзавцы даже наказание Зевса сумели превратить в весьма выгодное дельце. Вот у кого стоит поучиться уму-разуму!
– Ничегошеньки я вам не дам, – грустно вздохнул на троне Лаомедонт и, поразмыслив, не менее грустно добавил: – А будете настаивать, я лично оборву вам уши.
Угроза была необидная, и могучие боги от души посмеялись над несговорчивым царем.
– Что ж, не хочешь по-хорошему… – вполне добродушно пробулькал Посейдон, – будет тебе по-плохому…
Сказано – сделано.
Подкупив богов ветра несколькими сосудами с чудесной амброзией, Посейдон с Аполлоном устроили в Трое такую засуху, что царь Лаомедонт уже через три дня начал молить о пощаде. Но неумолимы были боги.
Впрочем, как обычно.
– Мы вернем твоим землям плодородие, – так ответил царю бог морей Посейдон, – но за это…
– Да-да, я всё заплачу… – нервно подхватил гордый царь. – Сегодня вечером я иду к известному зубодеру снимать свои золотые коронки.
– Это само собой, – кивнул Посейдон. – А сверх того ты принесешь в жертву морскому киту-убийце свою юную дочь Гесиону.
– О нет, о нет… – заголосил царь и начал в припадке рвать на себе волосы, но вдруг успокоился, слегка просветлел лицом и, усевшись обратно на трон, весело бросил: – По рукам!
Несчастную, ни о чем не ведавшую Гесиону схватили, связали, отвели к морю и приковали к скале как раз у того места, где в последний раз видели ужасного гигантского кита…
– Вот так история! – покачал головой Геракл. – Однако какой же этот Лаомедонт негодяй. Принести в жертву собственную дочь, да еще при этом улыбаться. Но вы с Аполлоном тоже хороши, обрекли невинную девушку на неминуемую гибель.
– Да какую гибель, о чем ты говоришь! – протестующе замахал перепончатыми руками Посейдон. – Ни у кого и в мыслях не было ее убивать. Гесиона стала бы очередной новообращенной нереидой, только и всего. Под водой с ней бы проделали небольшую хирургическую операцию, вшили бы жабры, и жила бы она у меня в подводном дворце, бед никаких не зная…
– Вшили бы жабры? – в ужасе переспросил сын Зевса. – Все вы, олимпийцы, немного того… сумасшедшие, а я еще удивляюсь, отчего меня время от времени на всякие безумства тянет.
– Наше семя! – с гордостью подтвердил Посейдон. – Ну ладно, я поплыл, а то совсем засохну тут с тобой. Может, тебя на моем подводном корабле куда подкинуть?
– Нет, спасибо, не надо, – поблагодарил могучий герой. – Я тут еще немного погуляю, разведаю, так сказать, обстановку.
- Предыдущая
- 47/70
- Следующая
