Потерянная невинность - Пикард Нэнси - Страница 14

С Надин на руках Рекс вошел в дом Ньюкистов.

Судья проводил его в расположенную на первом этаже спальню для гостей.

— Я подумал, что будет лучше, если я привезу ее сюда, — обернулся шериф к Тому, бережно уложив его жену на кровать.

Судья стоял в двери спальни, и из-за его широкой спины Эбби не видела ни Рекса, ни Надин.

— Я решил не отвозить ее в похоронное агентство в таком виде. Я подумал, что вы захотите позвонить Мак-Лафлинам, чтобы они забрали ее из дома, — продолжал Рекс.

Том Ньюкист молча кивнул.

С тех пор как они приехали, он не произнес ни слова, не считая короткого вопроса «Где вы ее нашли?».

Впуская их в безупречно ухоженный дом, за порядком в котором Надин следила столько лет, он выглядел усталым и измученным, но не шокированным. Как и остальные, он давно знал, что добром это все равно не закончится.

Глядя на его рослую фигуру, на все его шесть футов четыре дюйма, Эбби обратила внимание, что неизменно прямая спина судьи выражает то же, что и всегда, а именно: этот большой человек готов нести на своих плечах большую ответственность.

Входя в дом, Эбби необъяснимым образом нервничала, как будто этот человек мог обвинить ее в смерти своей жены.

Том Ньюкист отступил в сторону, пропуская выходящего из комнаты шерифа.

— Вы славитесь тем, что всегда запираете дверь, — услышала Эбби голос Рекса, когда мужчины, пройдя мимо нее, направились в кухню. — Каким образом она оказалась открыта на этот раз?

— Чертовы сиделки! — ответил судья.

Прислушиваясь к их удаляющимся шагам, Эбби тихонько вошла в спальню и подошла к кровати, на которой лежала подруга ее покойной матери. Увидев на постели свернутое шелковое одеяло, Эбби развернула его, высвободив аромат пот-пурри, и аккуратно, по самые плечи, накрыла маму Митча. Она пригладила ее все еще влажные от снега волосы. Глаза Надин Рекс закрыл еще на кладбище.

Ее правая рука по-прежнему стискивала фотографию Джеффа.

Эбби стояла и смотрела на женщину, которая при жизни никогда ей не нравилась, но к которой ее приучили относиться с большим уважением. Потом она наклонилась. С ее волос тоже стекала вода. Не обращая на это внимания, она поцеловала Надин в холодный лоб. Эбби не пыталась обмануть себя. Этот поцелуй не был жестом прощения. Она сделала это за свою маму и за Митча. При этом Эбби не переставала корить себя за мысль, промелькнувшую в голове, когда она убедилась, что женщина мертва. Это не была мысль о том, что пришлось пережить Надин перед смертью. Это не была мысль о судье. Это было последним, о чем она хотела бы в настоящий момент думать. Но оказалось, что она не властна над своими мыслями, и эта мысль явилась к ней без ее приглашения и согласия.

«Может, он приедет на похороны…»

Он не приехал на похороны.

Похороны Надин всколыхнули призраков прошлого. Стоя в собравшейся на кладбище толпе, Рекс задумчиво смотрел на открытую могилу, и ему казалось, что все эти призраки взывают к нему одновременно и в один голос. Сам он не испытывал ни малейшей грусти, но по торжественному и отсутствующему выражению на лицах некоторых людей видел, что это печальное событие вызывает в их памяти иные времена. Ни тополя, ни высокие холмы с плоскими вершинами оказались не способны стать преградой на пути ветра, беспрепятственно гуляющего между собравшимися на кладбище. Рекс размышлял о том, что у него язык не повернулся бы утверждать, что они скорбят. Хотя, возможно, они скорбили по своим собственным потерям или по неизбежности смерти как таковой. Между собой их связывало только то, что им всем было холодно. Их лица обжигал ледяной ветер, скатившийся со склонов Колорадо, а затем пронесшийся по бескрайним прериям Канзаса. От этого ветра не спасали ни поднятые воротники, ни длинные юбки.

Губы пастора занемели от холода, и он едва ими шевелил. Он сбивчиво бормотал молитвы, роняя все, к чему прикасался негнущимися пальцами. В конце концов он положил Библию на складной металлический стул, сунул покрытые трещинами руки глубоко в карманы черного пальто, да так и оставил их там. Рекс мечтал о том, чтобы он просто буркнул «Аминь» и позволил всем вернуться к обогревателям в кабинах легковых автомобилей, фургонов и грузовиков.

«Скорее!» — мысленно подгонял Рекс затянувшего бесконечную молитву священника.

Между судьей Томом Ньюкистом и семнадцатилетним Джеффом зияло пространство, в котором мог бы уместиться человек. Казалось, они заняли это место для кого-то, кто так и не появился на кладбище. Рекс увидел, что Эбби не сводит глаз с этого пустого места, и в его сердце шевельнулось сочувствие. На ее лице виднелись кровоподтеки от полученных во время аварии травм, а левую руку она прижимала к себе, как будто пытаясь унять боль. Он знал, что эти раны она залечит довольно быстро. Он также понимал, что с тем, что тебя отвергли и предали, смириться просто невозможно. Некоторые душевные раны не могли затянуться. Ему казалось, что Эбби никогда не избавится от ощущения, что она где-то и в чем-то провинилась.

«Как и я», — с удивлением понял Рекс. Оказалось, что у него тоже есть основания для подобных мыслей.

Он перевел взгляд на надгробный памятник девушке, погибшей, как и Надин, в двадцать третий день января, только семнадцать лет назад.

В этом году цветы, лежавшие в то утро на заднем сиденье его внедорожника, оказались в вазе на кухне Тома Ньюкиста и были посвящены кончине Надин.

На надгробном памятнике девушке не было имени. Ее личность так и не установили.

Там был высечен лишь год ее смерти и эпитафия: «Упокойся с миром».

Когда пастор наконец отпустил их, Рекс обратил внимание на то, что многие постарались пройти мимо могилы погибшей девушки и коснуться надгробной плиты. Предсказание Эбби сбылось. Он несколько раз услышал что-то вроде «Вы ведь понимаете, почему Надин Ньюкист оказалась на кладбище? Бедняжка надеялась исцелиться от болезни Альцгеймера. Наверное, она рассчитывала, что если удастся добраться до этой могилы, то произойдет чудо».

Жители города не только приписывали девушке силу исцелять от неизлечимых болезней. Они называли ее Девой.

Главной ошибкой этой теории, но мнению Рекса, было то, что неизвестная не была девственницей, когда умерла. В его ушах до сих пор звучал голос отца, утверждавшего, что ее изнасиловали. Он знал, что никогда не забудет вида замерзшей на ее бедрах кропи. Разумеется, кроме членов его семьи, об этом никто не знал, потому что отец запретил им об этом рассказывать. Тем не менее по округе разлетелся смехотворный слух, что доктор Рейнолдс осмотрел тело и заявил, что до нападения девушка была непорочна, как младенец. «Люди обожают все драматизировать, — размышлял Рекс. — Им недостаточно того, что несчастная девушка стала жертвой убийцы, она непременно должна была оказаться девственницей».

Док в любом случае не смог бы доказать ничего подобного, даже если бы очень захотел. И наконец, Квентин Рейнолдс скорее позволил бы вспороть себе живот собственным скальпелем, чем произнес клише вроде «непорочна, как младенец».

«Вот вам и чудо», — подумал Рекс, глядя на луч солнца, пронзивший тучи и озаривший окружающую равнину. Он перевел взгляд на свои погруженные в снежную кашу ботинки. «Этот снег наконец-то начинает таять».

Выйдя с кладбища, шериф подошел к грузной женщине, в которой узнал одну из сиделок Надин Ньюкист.

— Миссис Колб, — обратился он к ней, — у вас найдется для меня минутка?

Она кивнула, и Рекс отвел ее в сторону.

— Вы слышали, как миссис Ньюкист в тот день вышла на улицу? — спросил он, пристально глядя в ее карие глаза.

— Кто-то не закрыл дверь, — многозначительно приподняв брови, ответила сиделка.

Когда этого требовали обстоятельства, Рекс не боялся быть прямолинейным.

— Судья обвинил в этом сиделок.

— В таком случае он просто лживый ублюдок! — воскликнула женщина так громко, что проходившие мимо люди удивленно обернулись.