След оборотня - Левандовский Конрад - Страница 18
- Предыдущая
- 18/124
- Следующая
– Редрен хотел подготовить концерт побыстрее…
– Никакие объяснения не изменят того, что ты подвел короля, мастера Якоба, а также Ханти и себя.
– Назначая меня на должность капитана, Редрен сказал – если что, я должен упасть на все четыре лапы…
– Советую тебе сделать это как можно скорее!
– Нет, капитан, спасибо тебе за заботу, но я не могу принять твоих услуг. – Мастер Якоб снова начал листать лежащую на столе книгу.
Жилище Главного Палача Суминора ничем не напоминало типичной обители городского заплечных дел мастера, обычно походившей отчасти на лабораторию чародея, отчасти на подсобное помещение аптеки. Мастер Якоб не подрабатывал ни изготовлением магических ингредиентов, ни оказанием медицинских консультаций местному люду. Жил он отнюдь не в полуподвале, но в солнечных апартаментах на втором этаже южного крыла королевского дворца. Комната, в которой они находились, скорее была подобна кабинету ученого-исследователя.
Ксин раздраженно переступил с ноги на ногу.
– Мастер, из-за моего недосмотра тебе грозит смертельная опасность. Прошу тебя, обдумай еще раз мое предложение.
Якоб отодвинул книгу, закрыл чернильницу и встал из-за стола.
– Дорогой мой капитан, – сказал он. – Я не питаю к тебе ни малейшей обиды и ни в чем тебя не виню. Виноват был исключительно я сам.
– Не понимаю, – удивился Ксин.
Мастер Якоб заложил руки за спину и подошел к окну.
– В соответствии с Законом, – начал он, – единственный, – кто причиняет страдания, боль и страх, является только и исключительно преступник. Палач же лишь обращает вспять ход событий, и боль вместе со страхом возвращаются от жертвы преступнику, который был их источником. Это вполне справедливо, судья же и статьи Закона определяют меру подобной справедливости.
– К чему ты клонишь, мастер? – спросил котолак.
– Из данного принципа следует и то, что осужденный должен был быть оставлен один на один со своими страданиями, то есть рот его должен быть закрыт. Я же по желанию нашего короля, которому хотелось слышать крики преступника, пошел вопреки духу Закона и не вставил ему кляп. Это противоречило также правилам безопасности, которые необходимо соблюдать во время казни чародеев. Я вполне сознательно согласился на первое и пренебрег вторым. Ты, капитан, совершил лишь несколько мелких неумышленных ошибок, моя же вина значительно тяжелее, и за то, что случилось вчера, я несу полную ответственность.
– Значит, ты предпочитаешь ничего не делать и положиться на судьбу? – взорвался Ксин.
– Этого я не говорил, капитан. Я сказал лишь, что этот несчастный случай с заклятием подыхающего чародея – исключительно мое дело, и только мне решать, как поступать дальше.
– Но, мастер, ты, похоже, не понимаешь…
– Мне приходилось видеть останки нескольких уважаемых представителей моей профессии, которым довелось совершить подобное безрассудство, – спокойно ответил Якоб. – На этом основании я утверждаю, что мне знакомы все стороны опасности, которой я подвергся.
Котолак молчал, не зная, что сказать.
– Мастер, – решил он прибегнуть к последнему аргументу, – мне кажется, ты чересчур серьезно относишься к собственной чести…
– Капитан, – решительно прервал его палач, – я дворянин, который после глубоких раздумий взялся за ремесло, несправедливо считающееся недостойным рыцаря. Иными словами, для меня поныне нерушимы принципы кодекса чести, но это еще не все. Подумай только, капитан, – как человек, лишающий жизни беззащитных людей, причиняющий им невообразимые страдания, может быть достоин того, чтобы существовать самому? Как он может отыскать что-то человеческое в самом себе, в собственных глазах? Способ только один. Человек этот должен руководствоваться принципами, стократ более твердыми, нежели принятые среди прочих высокорожденных. Стоит мне хоть раз пойти против Правды и Справедливости, и я стану лишь жалким мясником. Вот почему я добровольно отрекся от семьи, вот почему я живу один и почему я всегда смотрю прямо в глаза тварям, выползающим из тел казненных преступников. Хотелось бы, дорогой капитан, чтобы и ты смог выразить словами те принципы, которые наверняка в себе носишь. А в этом я не сомневаюсь, ибо без них ты был бы лишь зверем, не способным жить среди людей. Прошу тебя, капитан, не гневайся на меня за напоминание о том, что ты не человек. Это лишь подтверждение факта, а не оскорбление, да хранит меня Рэх!
– Да что ты, я вовсе не обижаюсь, – смущенно пробормотал котолак.
До полнолуния осталось полтора часа. Ксин метался по лаборатории Родмина, словно тигр в клетке.
– Он меня совершенно заговорил! – возмущался он, расхаживая от стола к шкафу с ингредиентами и обратно.
– Судя по твоей физиономии, догадываюсь, что аргументы мастера Якоба были вполне логичны.
– Во имя Онно! Я знаю сотни способов совершить самоубийство, и ни один из них не требует умения логически мыслить!
Родмин свернул пергамент, который все равно был не в состоянии внимательно читать.
– Ты боишься за Якоба или за собственную шкуру? – спокойно спросил он.
– Терпеть не могу наглецов!
– Приятель, я тебя совершенно не узнаю. С вашего разговора прошло уже четыре дня. Достаточно времени, чтобы остынуть.
– Наоборот! С каждым днем эта история все больше меня беспокоит. Чем дольше я об этом думаю.
– Может, наконец, сядешь? – не выдержал Родмин. – Раз уж мастер Якоб просил тебя не вмешиваться, будь любезен исполнить его волю.
– В прошлый раз ты говорил совсем другое!
– Я не знал, что палач умеет справляться с демонами.
– Именно! – фыркнул Ксин. – Мастер Якоб бывает по ночам в Ущелье Непогребенных и каждый раз берет с собой топор с серебряным лезвием…
– Ты приказал за ним следить? – изумился маг.
– Конечно. Благодаря этому мне известно, что сего дня вечером он собирается туда опять. Поеду за ним!
– Зачем? Ведь это тебя уже не касается.
– Ты сам мне советовал.
– Я передумал. Не ввязывайся в это дело.
– А Редрен?
– Ксин, что тебе, собственно, надо?
– Я должен туда идти!
– Должен?..
Тело Ксина сотрясла неожиданная судорога.
– Кажется, Превращение… – тяжело выдохнул он, – преждевременное… Нужно скорее… – Он двинулся к двери.
Во взгляде Родмина ирония сменилась настороженностью.
– Собственно, зачем ты ко мне пришел?
– Мне казалось… – котолак тяжело дышал, – что ты должен знать…
– Превращение не имеет права начаться до полнолуния, – сурово проговорил маг. – Подожди немного, я должен кое-что проверить…
– Не могу. – Дверь уже была открыта. – Нет времени, – донеслось из коридора.
Родмин немного постоял, удивленный и сбитый с толку.
– Нет, не может быть, – наконец прошептал он и подошел к шкафу с магическими принадлежностями. Открыв его, он достал и поставил на стол небольшой серебряный котелок с плоской крышкой. Подумав, он всыпал в сосуд шесть унций мелко смолотых костей справедливо казненных преступников. Прошептав активирующее заклинание, закрыл крышку. Вскоре из котелка донесся шелест, подобный звуку, который издает пересыпающийся внутри песочных часов песок. Маг осторожно вынул пробку из флакона, в котором находились зубы убийц, избежавших наказания и умерших естественной смертью.
Полтора десятка пожелтевших клыков и резцов он высыпал на серебряную крышку котелка. Магическая реакция последовала мгновенно, зубы, отталкиваемые серебром и содержимым котелка, начали дрожать и подпрыгивать. В лаборатории раздались шорох и звон.
Родмин отошел к шкафу и, прищурив глаза, вынул один из талисманов, испорченных после событий в камере пыток. Держа его за цепочку, он опустил помутневший треснувший кристалл над вздрагивающими зубами, произнес второе заклинание и мысленно задал вопрос.
Зубы уложились в форме руны.
Маг побледнел, повторил заклинание громче и задал следующий вопрос.
Зубы ответили символом «танец смерти».
Родмин отскочил от стола, отчаянными жестами отменяя вызванные чары. В то же мгновение он ощутил запах горящего дерева. Висевший над входной дверью главный охраняющий лабораторию амулет светился, раскаленный докрасна. Дерево притолоки дымилось и шипело.
- Предыдущая
- 18/124
- Следующая
