Заря - "Арин" - Страница 9

Но судьба решила забрать все долги, за данные ею подарки. Коридор ведущий в жилые комнаты встретил нас быстрыми тяжелыми шагами. Резко затормозив, мы развернулись в обратную сторону, но и там тоже были шаги. Страх холодом растекался по всему телу. Вот сквозная зала редких камней, коридор лестница. Когда мы добежали до первого перекрестка, шаги уже звучали со всех сторон. Мы завернули в узкую галерею… оканчивающуюся тупиком.

«Теперь точно все», — пронеслось в голове. Последним животным инстинктом мы вжались в каменную стену, закрыв глаза, по-детски надеясь, что все кончится… и провалились.

Куда мы летели, я не знаю: было темно. Но полет был короткий, закончившийся падением на что-то жесткое и колющее. И сдавленно говорящее нехорошие слова. Я поняла, что упала на Нату и попыталась встать. В темноте это получилось плохо, ноги просто в чем-то запутались, и я навернулась снова. Хвала духам, не на подругу. Её костями вышивать можно, а жесткости мяса позавидовала бы любая подошва.

Наконец мы додумались зажечь два огонька: каждая свой. Осмотрелись. Похоже, в корпусе, как и любом порядочном замке (по крайней мере, в книжках, которые я читала), были тайные ходы и комнаты. В данном случае это была библиотека, маленькая, содержащая кроме книжек еще много различного хлама. Например, запуталась я в каком-то старинном гобелене (и кто только додумался бросить это произведение искусства на пол?), на котором был изображен молодой человек явно из зажиточной семьи (или аристократ, сейчас-то их нет, только купцы остались; а раньше, говорят, были, да только извелись со временем). Кого-то он мне напоминал — наверное, его потомки еще остались в Городе: здесь, похоже, больше столетия никого не было — пыль толщиной с локоть. А ткани может быть еще больше: заклинание сохранения в такие вещи вплетается прямо в волокна и заметить его трудно.

— Мда… — выдала подруга после визуальной оценки помещения.

— Хоть спаслись и то ладно, — я подняла гобелен и осмотрелась, чтобы найти, куда его положить.

— Да мне то что? Выбираться сейчас будем или позже? — Ната тоже не стала стоять на месте и с удовольствием начала рыться в сундуке с барахлом. Я же обнаружила, что гобелен раньше висел над столом, но был сорван: на стене остался только краешек картины.

— Ты с ума сошла! Просидим здесь где-нибудь до рассвета. Кстати, мастеру Лейрону скажем, что ночевали дома у дяди. Это если они будут проверять комнаты.

— Ты уверена, что твои слова не захотят проверить? — портрет был сложен в рулон, положен в тубу, которая стояла, прислоненная к ножке стола, и пристроен в стойке для чертежей.

— Спросят — дядя согласится. Он не дурак, и поймет, что лгали мы не просто так.

— А-а-а. Слушай, а давай книги посмотрим. Вдруг, что интересное найдется?

Предложение было дельное: может быть, здесь есть книги по магии, а это, скажу я вам, настоящее сокровище. Большинство книг, которые удалось сохранить, были по алхимии. А алхимия, она, конечно, очень много дала знаний, но с самой сутью волшебства её не сравнишь.

Мы алчно набросились на немногочисленные полки, где стояли книги. К сожалению, для меня там было мало чего интересного: большинство книг было написано на тезаре — языке магов, который можно было прочитать только с помощью опять же магического зрения, а точнее понять. Проблема в том, что это настолько открытое использование магии, что можно сразу же заказывать себе погребальный костер. Способ скрытого использования этого заклинания был утерян, как и многие другие. И самое обидное, тезар означал одно: это ТОЧНО книги по магии! Обычные скрывать бы не стали!

Но тут взгляд уперся в тонкую черную книжицу, незаметную среди пухлых фолиантов. Она была больше похожа на книжку для записей, куда Орнет записывал результаты удачных опытов (ее же он носил потом на Совет Целителей, где обсуждались новые лекарства и способы лечения).

Я открыла её. Похоже, когда-то из неё вырвали множество листов, оставив одну единственную исписанную страницу, и еще немного не исписанных. И (!), самое главное, она была написана на элфеште — языке алхимии, который, к счастью, чуть-чуть изучали даже в корпусе, так как на нем писали все формулы и названия. Его я знала не очень хорошо. Язык был сложен, и по-настоящему изучить его можно, если только постоянно использовать, то есть, хотя бы в теории, но самому проводить эксперименты и исследования. Такое позволялось лишь с третьего курса.

— Нат, — позвала я, убежденная, что подруга тоже не нашла, «нормальных» книг.

— Ась? — откликнулась она грустным голосом, подтверждавшим мою правоту.

— Я тут кое-что нашла… В общем: ты элфешт хорошо знаешь?

— Средне, — сказала та, с любопытством смотря на книжку в моих руках.

— Вот и я тоже… — мы поискали место, где можно было бы спокойно заняться расшифровкой. Не нашли и сели на ступеньки.

Подчерк был мелкий и четкий, но при этом какой-то летящий, будто пишущий куда-то отчаянно спешил. Я вчиталась в текст:

«Это случилось в тринадцатое столетие от падения Регинта.[6] В то время страной Зари правил король Ринлей, взошедший на трон в середине одиннадцатого столетия. И мир считал, что он был самым…»

— Это, что такое? — пред словом «хороший» стоял странный знак. Я вопросительно посмотрела на Нату.

— По-моему это знак отрицания. Элфешт по лексике очень простой язык: зачем слово «плохой», если есть символ «не». При том, что слово «не хороший» означает все от «злой» до «страшный». Язык-то предназначен для алхимических записей. Зачем языку формул слова типа «уродливый» или «ненавистный»?

«… не хорошим человеком телом и душой. За это его называли королем Зари.»

— Это значит, он был страшный и жестокий, — перевела Ната для особо умных.

— Я уже разобралась, благодарю.

«На седьмое десятилетие века в замок правителя явился странный человек. Маг, ведь все жители сильной и маленькой страны-города были колдунами.

Он потребовал отдать ему власть, так как он лучше разбирается в магии, чем все в мире — следовательно, он должен править страной магов.

Ринлей отказался. Тогда маг пошел войной. Он усыпил силу у всех поддержавших короля волшебников, а лучших сделал своими слугами. На короля маг наложил заклинание, лишающее Ринлея памяти, и тот стал его самым преданным слугой. И рожденный на рассвете король умер на закате. Вместе с ним умерла и заря, как проклятье предавшему городу. С того дня ни разу город магов не видел ни рассвета, ни заката. И продолжаться это будет до тех пор, пока король Зари не восстанет против своего хозяина и не убьет его своей рукой.»

Это было все. И маленькая подпись:

«Все сказанное здесь — истина. Клянусь Силой. Э. Дейгрол»

— Вот тебе и сказочка на ночь… — протянула подруга.

— Как ты думаешь, про кого здесь написано? — мне почему-то стало страшно.

— Да мало ли стран-городов в мире? Главное, чтобы в нем жила куча магов!

— Почему это?

— А ты думаешь, если правитель жестокий и уродливый, его кто-нибудь будет поддерживать, кроме рабов? — хмыкнула подруга, — вспомни нашего короля. Да любой в Городе присоединится к бунту, если таковой будет! Тем более человек, написав это, мог просто пошутить.

— И поклясться при этом Силой? Не думаю, — почему-то я была уверена, что это правда. Вот только почему? И тут я вспомнила одну нечеткость…

— Слушай, а как король Зари может восстать против своего хозяина, если он умер на закате?

— Ну… может, имеется в виду, его гордость? Ведь все воины повернуты на своей чести, как не знаю кто. Вот и на закате он не погиб телом, а признал власть мага. Не обращай внимания. Все древние летописцы повернуты на всяких красивостях. Ну, зачем, скажи мне, ему говорить, что король родился на рассвете? Не к селу, не к городу!