11/22/63 - Кинг Стивен - Страница 66
- Предыдущая
- 66/191
- Следующая
Новый Орлеан не находился на прямой, соединяющей Тампу и Большой Д, но с молчащим радаром интуиции меня охватили туристические настроения... хотя посетить я хотел не Французский квартал, не улицу Бьенвиль и не Вью-Карре.
Я купил у уличного торговца карту и нашел дорогу к единственной городской достопримечательности, которая меня интересовала. Припарковался и после пятиминутной прогулки вышел к дому 4905 по Мэгезин-стрит, где Ли с Мариной и их дочь Джун будут жить весной и летом того года, который станет последним для Джона Кеннеди. Дом определенно требовал ремонта, но еще не превратился в развалюху. Железная изгородь высотой по пояс окружала заросший травой двор. Краска первого этажа, когда-то белая, облезла и цветом напоминала мочу. Доски обшивки верхнего этажа покрасить не удосужились, и они посерели от времени и непогоды. Разбитое окно закрывал кусок картона с надписью «СДАЕТСЯ. ЗВОНИТЬ MU3-4192». Ржавая сетка отгораживала крыльцо, на котором в сентябре тысяча девятьсот шестьдесят третьего года после наступления темноты Ли Освальд будет сидеть в нижнем белье, шепча: «Пах! Пах! Пах!» – и стрелять в прохожих из незаряженной винтовки, самой знаменитой в истории Америки.
Я думал об. этом, когда кто-то похлопал меня по плечу, и чуть не вскрикнул. Но наверняка подпрыгнул, потому что молодой чернокожий мужчина уважительно отступил на шаг и поднял пустые руки, показывая,, что угрозы от него не исходит.
– Извините, са-а. Извините, не хотел ва-ас пуга-ать.
– Все нормально, – ответил я. – Моя вина.
Такое заявление смутило его, но он обратился ко мне по делу и теперь решил довести его до конца... хотя для этого ему пришлось вновь подойти вплотную, потому что об этом деле следовало говорить только шепотом. Он поинтересовался, не хочу ли я купить несколько волшебных палочек. Я подумал, что знаю, о чем он говорит, но полной уверенности не было, пока он не добавил:
– Болотная трава-а высшего ка-ачества.
Я ответил, что пас, но готов дать ему полдоллара, если он подскажет мне лучший отель Южного Парижа. Когда юноша заговорил снова, он почти перестал тянуть слова.
– Кому как, но я бы поставил на «Монтелеоне», – И подробно объяснил, как туда добраться.
– Благодарю. – Я протянул ему монету, и она тут же исчезла в одном из его многочисленных карманов.
– Скажите, а чего вы смотрите на эту развалюху? – Он мотнул головой в сторону обветшалого дома. – Хотите купить?
Старина Джордж Амберсон без труда вернулся в образ риелтора.
– Вы живете неподалеку? Как по-вашему, выгодное дело?
– Некоторые дома на этой улице – да, но не этот. Он выглядит так, будто в нем живут привидения.
– Пока еще нет, – ответил я и направился к своему автомобилю, оставив его в недоумении смотреть мне вслед.
Я достал сейф из багажника и положил на переднее пассажирское сиденье «Санлайнера», с тем чтобы отнести в мой номер в «Монтелеоне». Но пока швейцар заносил в фойе другие мои чемоданы, я обнаружил кое-что на полу у заднего сиденья и ощутил чувство вины, несоразмерное с проступком. Уроки детства запоминаются лучше всего, и, сидя на коленях матери, я среди прочего узнал, что книги в библиотеку надо всегда возвращать вовремя.
– Мистер Швейцар, вас не затруднит подать мне вон ту книгу, пожалуйста? – попросил я.
– Да, са-а! С ра-адостью!
На полу лежал роман «Записки коробейника», который я взял в публичной библиотеке Нокомиса примерно за неделю до того, как принял решение сделать ноги. Наклейка на пластиковой защитной обложке - «ТОЛЬКО СЕМЬ ДНЕЙ, ПРОЯВИТЕ УВАЖЕНИЕ К СЛЕДУЮЩЕМУ ЧИТАТЕЛЮ» – с упреком смотрела на меня.
Поднявшись в номер, я взглянул на часы и увидел, что еще шесть вечера. Летом библиотека открывалась в полдень и работала до восьми. Междугородный звонок – одна из немногих услуг, в 1960-м стоивших дороже, чем в 2011-м, но детское чувство вины взяло свое. Я позвонил на коммутатор отеля и продиктовал номер библиотеки Нокомиса, напечатанный на кармашке для библиотечной карточки, приклеенном к чистому листу в конце книги. Под номером телефона была надпись: Пожалуйста, позвоните, если задерживаете книгу дольше, чем на три дня. Конечно же, чувство вины еще усилилось.
Моя телефонистка уже говорила с другой телефонисткой. Слышались какие-то тихие голоса. Я осознал, что большинство этих людей не доживет до того времени, из которого я пришел. Потом на другом конце провода пошли гудки.
– Алло, публичная библиотека Нокомиса, – ответила мне Хэтти Уилкерсон, но голос этой милой старушки звучал так, будто она находилась в очень большой стальной бочке.
– Добрый вечер, миссис Уилкерсон...
– Алло? Алло? Вы меня слышите? Междугородный звонок, чтоб его!
– Хэтти? – теперь я кричал. – Это Джордж Амберсон!
– Джордж Амберсон? Господи! Откуда вы звоните, Джордж?
Я уже собрался сказать правду, но интуиционный радар громко пикнул, и я прокричал:
– Из Батон-Руж.
– В Луизиане?
– Да! У меня одна ваша книга! Я только сейчас ее нашел! Я ее вам выш...
– Кричать нет необходимости, Джордж, связь теперь гораздо лучше. Вероятно, телефонистка вставила до упора штекер. Я так рада слышать ваш голос. Слава Богу, что вы уехали. Мы так волновались, хотя начальник пожарной команды и сказал, что дом пустовал.
– О чем вы говорите, Хэтти? О моем доме на берегу?
Но о чем еще она могла говорить?
– Да! Кто-то бросил в окно горящую бутылку с бензином. За считанные минуты пламя охватило весь дом. Чиф Дюран думает, что это подростки, которые выпили и решили позабавиться. Нынче так много паршивых овец. И все потому, что они боятся Бомбы. Так говорит мой муж.
Бомбы, значит.
– Джордж? Вы на связи?
– Да.
– Какая у вас книга?
– Что?
– Какая у вас книга? Не заставляйте меня рыться в картотеке.
– A-а. «Записки коробейника».
– Так пришлите ее как можно скорее, хорошо? Ее ждут уже несколько человек. Ирвинг Уоллес очень популярен.
– Да. Обязательно пришлю.
– И я очень сожалею, что такое случилось с вашим домом. Вы потеряли все вещи?
– Самое нужное я забрал с собой.
– Слава Богу. Вы собираетесь вернуться в ско...
В трубке так громко щелкнуло, что заболело ухо, потом затрещали помехи. Я положил трубку на рычаг. Собирался ли я вернуться в скором времени? Решил, что нет нужды перезванивать и отвечать на этот вопрос. Но за прошлым мне теперь предстояло следить. Потому что оно чувствует инициаторов перемен и у него есть зубы.
Утром я первым делом отослал «Записки коробейника» в библиотеку Нокомиса.
Потом уехал в Даллас.
Тремя днями позже я сидел на скамье в Дили-плаза и смотрел на кирпичное кубическое здание Техасского хранилища школьных учебников. Обжигающе жаркий день близился к вечеру. Я ослабил узел галстука (в шестидесятом, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание, мужчина должен был носить галстук в любую погоду) и расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки, но сильно это не помогло. Как и скудная тень вяза, растущего позади скамьи.
На регистрационной стойке отеля «Адольф» на Торговой улице мне предложили выбор: номер с кондиционером или без. Я заплатил на пять баксов больше, и благодаря этому установленный на подоконнике кондиционер понижал температуру до семидесяти восьми градусов[886]. И мне следовало вернуться в номер прямо сейчас, пока я не рухнул от теплового удара. Ночью температура воздуха, возможно, упадет. Ненамного.
Кирпичный куб приковывал мой взгляд, и окна – особенно крайнее правое на шестом этаже – похоже, внимательно рассматривали меня. Очень уж чувствовалось зло, идущее от этого здания. Вы – если у этой книги появится читатель – можете пренебрежительно фыркнуть, сказать, что все это ерунда, следствие моего уникального знания прошлого, но не это держало меня на скамье, несмотря на изнурительную жару. У меня сложилось ощущение, что я уже видел это здание.
86
25,6°C
- Предыдущая
- 66/191
- Следующая