Выбери любимый жанр

11/22/63 - Кинг Стивен - Страница 47

Изменить размер шрифта:

Я покачал головой.

– Затем они спустились в овраг, начали толкать его, пинать, отвешивать оплеухи. Я закричал, требуя, чтобы они это прекратили, и один поднял голову и крикнул мне: «Спускайся сюда и заставь нас, гондон. Получишь двойную порцию». Я побежал в раздевалку, сказал футболистам, что банда подонков избивает мальчишку и, может, они это остановят. Плевать они хотели на то, что кого-то избивают, но подраться любили. Выбежали из раздевалки, некоторые в одном нижнем белье. Хочешь узнать самое забавное, Амберсон?

– Конечно. – Я вновь глянул на часы. Без четверти семь. В доме Даннингов Дорис, наверное, мыла посуду и смотрела по телевизору «Хантли-Бринкли».

– Куда-то опаздываешь? – спросил Теркотт. – Уходит гребаный поезд?

– Вы хотели рассказать что-то забавное.

– Ах да. Они пели школьный марш! Как тебе это нравится?

Перед моим мысленным взором возник десяток полуодетых здоровенных парней, бегущих через поле в надежде помахать кулаками и поющих: Вперед, «Тигры Дерри», наш флаг впереди. Действительно, выглядело забавно.

Теркотт увидел мою улыбку и ответил своей. Натянутой, но искренней.

– Футболисты врезали паре ублюдков от души. Не Фрэнки Даннингу. Этот бздун увидел, что их слишком много, и дал деру в лес. Чеззи лежал на земле, держась за руку. Сломанную. Все могло закончиться гораздо хуже. Если б не футболисты, он бы наверняка оказался в больнице. Один из них смотрит на него, а потом легонько пинает, как иной раз пинаешь коровью лепешку, в которую чуть не вляпался, и говорит: «И мы бежали сюда, чтобы спасти сало жиденка?» Они заржали. Потому что это вроде шутки, понимаешь? Еврейский мальчик? Сало? – Теркотт уставился на меня сквозь патлы поблескивающих «Брилкримом» волос.

– Понимаю, – кивнул я.

– «Да что с того, – говорит другой. – Я надрал пару задниц, и это меня устраивает». Они вернулись в раздевалку, а я помог Чезу выбраться из оврага. Отвел его домой, тревожился, что он лишится чувств или что-то в этом роде. Я боялся, что Фрэнки с друзьями вернутся, но не бросил его. Даже не знаю почему. Тебе бы увидеть дом, в котором он жил, – гребаный дворец. Ломбарды, выходит, приносят прибыль. Когда мы пришли туда, он меня поблагодарил. От всего сердца. Чуть не плакал. «Да ладно, – говорю я. – Терпеть не могу, когда вшестером на одного». И это правда. Но ты знаешь, что говорят про евреев: они не забывают ни долга, ни услуги.

– И вы попросили его выяснить, что я тут делаю.

– Я и так знал, что ты делаешь, дружище. Просто хотел убедиться. Чез посоветовал мне оставить тебя в покое. По его мнению, ты хороший парень. Но когда дело касается Фрэнки Даннинга, я никого не оставлю в покое. Никто не связывается с Фрэнки Даннингом, кроме меня. Он мой.

Теркотт скривился, снова потер грудь. И на этот раз до меня дошло.

– Теркотт... крутит живот?

– Нет, грудь. Зажимает.

Мне это не понравилось, тут же пришла мысль: Он тоже в нейлоновом чулке.

– Сядьте, а не то упадете. – Я шагнул к нему.

Он вытащил револьвер. Кожа между сосками – в том месте, куда могла войти пуля, – безумно зачесалась. Я мог разоружить его, подумал я. Конечно же, мог. Но нет, хотел дослушать историю. Хотел узнать.

– Это ты сядь, братан. Угомонись, как пишут в комиксах.

– Если у вас сердечный приступ...

– Нет у меня никакого гребаного сердечного приступа. А теперь сядь.

Я сел и смотрел снизу вверх, как он приваливается к гаражу. Его губы стали синюшными, а это никак не сочеталось с хорошим здоровьем.

– Чего ты от него хочешь? – спросил Теркотт. – Вот что я хочу знать. И это я должен узнать, прежде чем решу, что с тобой делать.

Я тщательно продумал ответ. Словно от него зависела моя жизнь. Может, и зависела. Я не думал, что Теркотт способен на хладнокровное убийство, что бы он там ни говорил, иначе Фрэнк Даннинг давно уже покоился бы рядом со своими родителями. Но в руке Теркотт держал мой пистолет и крайне неважно себя чувствовал. Мог нажать спусковой крючок случайно. А та сила, которая хотела оставить все как есть, могла ему в этом посодействовать.

Если бы я рассказал все правильно, другими словами, опустил невероятное, он мог мне поверить. Потому что уже верил. Знал сердцем.

– Он собирается снова это сделать.

Теркотт хотел было спросить, о чем я, потом его глаза округлились.

– Ты хочешь сказать... ее? – Он посмотрел в сторону изгороди. До этого момента я не мог утверждать, что он знает, чей там дом.

– Не только ее.

– Одного из детей?

– Не одного – всех. Сейчас он пьет, Теркотт. Загоняет себя в слепую ярость. Ты знаешь об этих его приступах, верно? Только на этот раз он не собирается заметать следы. Ему наплевать. Ярость копилась с того последнего раза, когда Дорис решила, что с нее хватит, и выставила его за дверь. Ты это знаешь?

– Все знают. Он живет в пансионе на авеню Любви.

– Он пытался добиться ее расположения, но его обаяние больше не работает. Она хочет с ним развестись, и теперь, понимая, что ее не отговорить, он собирается развестись с ней при помощи молотка. А потом точно так же развестись с детьми.

Он, нахмурившись, смотрел на меня. С пистолетом в одной руке и штыком в другой. Тебя ветром сдувает, много лет тому назад сказала ему сестра, а сегодня, подумал я, хватило бы самого легкого дуновения.

– Откуда ты знаешь?

– У меня нет времени объяснять, но я знаю, будьте уверены. Я здесь, чтобы остановить его. Так что отдайте мой револьвер и позвольте мне это сделать. За вашу сестру. За вашего племянника. И потому, что глубоко внутри вы, я в этом не сомневаюсь, хороший парень. – Последнее, возможно, говорить и не следовало, но, как полагал мой отец, если уж тебе хочется польстить человеку, лучше переборщить. – Иначе вы бы не остановили Даннинга и его друзей, когда они хотели забить Чеза Фрати до полусмерти.

Он думал. Я буквально слышал, как поворачиваются и щелкают шестеренки в его мозгу. Потом глаза Теркотта сверкнули. Возможно, в последних закатных лучах, но у меня создалось впечатление, будто в голове у него зажглись свечи, совсем как в тыквенных фонарях по всему городу. Он заулыбался. А то, что я от него услышал, мог сказать только психически больной человек... или коренной житель Дерри... или тот, в ком сочеталось и первое, и второе.

– Он хочет их убить? Ладно, позволим ему.

– Что?

Он направил на меня револьвер тридцать восьмого калибра.

– Сядь, Амберсон. Не дергайся.

Я с неохотой сел. Пошел уже восьмой час, и Теркотт превращался в человека-тень.

– Мистер Теркотт... Билл... я знаю, вам нездоровится, поэтому, возможно, вы не можете полностью оценить ситуацию. В доме женщина и четверо маленьких детей. Господи, девочке всего семь лет.

– Мой племянник был гораздо младше, – ответил он, чеканя каждое слово, словно изрекал великую истину, которая все объясняла. И оправдывала. – Я слишком болен, чтобы убить его, а тебе не хватит духа. Я это вижу.

Я подумал, что в этом он ошибался. Возможно, Джейку Эппингу из Лисбон-Фоллс и не хватило бы, но тот парень сильно изменился за последние недели.

– А почему не дать мне попробовать? Вам-то чем от этого хуже?

– Потому что этого будет недостаточно, даже если ты убьешь говнюка. Я только что это понял. Мне... – он щелкнул пальцами, – вдруг открылось.

– Это нелогично.

– Просто тебе не пришлось двадцать лет наблюдать, как люди вроде Фила и Тони Трекеров превозносят его, будто Короля Говно. Двадцать лет женщины строят ему глазки, словно он Фрэнк Синатра. Он ездил на «Понтиаке», тогда как я вкалывал на шести фабриках за минимальную плату, вдыхая пыль, и теперь едва поднимаюсь по утрам. – Рука терла и терла грудь. Лицо бледным пятном выделялось в сумраке двора дома 202 по аллее Уаймора. – Убийство слишком хорошо для этого мандолиза. Что ему нужно, так это сорок лет в Шенке, где в душевой боишься наклониться, чтобы поднять с пола кусок мыла. А выпивка там только одна – спермятина. – Теркотт понизил голос: – И знаешь что?

Перейти на страницу:

Вы читаете книгу

11/22/63

Кинг Стивен

Наши партнеры