11/22/63 - Кинг Стивен - Страница 16
- Предыдущая
- 16/191
- Следующая
Глаза Эла больше не сверкали, морщины на лице вновь углубились. Я буквально видел, как уходят его последние силы.
– Я все это записал. Хочу, чтобы ты прочел. Более того, зазубрил. Лежит на телевизоре, дружище. Сделаешь? – Он устало улыбнулся и добавил: – Я уже не смогу.
На телевизоре лежала толстая тетрадь в синей обложке. С отпечатанной ценой: двадцать пять центов. Название магазина я видел впервые.
– Что это за «Кресджес»?
– Сеть универсальных магазинов, которая теперь называется «Кей-март». Не обращай внимания на обложку, сосредоточься на том, что внутри. Хронометраж перемещений Освальда и все улики против него... Но тебе это не понадобится, если ты готов заменить меня и остановить этого маленького хорька в апреле шестьдесят третьего, за полгода до приезда Кеннеди в Даллас.
– Почему в апреле?
– Именно тогда кто-то попытался убить генерала Эдвина Уокера... только он уже не был генералом. В шестьдесят первом его уволил из армии сам Джей-Эф-Кей. Генерал Эдди раздавал подчиненным пропагандистскую литературу сторонников сегрегации и приказывал внимательно все прочитать.
– Освальд пытался его застрелить?
– Это ты и должен проверить. Та же винтовка, тут. нет никаких сомнений – баллистическая экспертиза доказала. Я выжидал, желая убедиться, что стрелял именно он. Мог позволить себе не вмешиваться, ведь в тот раз Освальд промахнулся. Пуля изменила траекторию, задев деревянную рейку в кухонном окне Уокера. Совсем немного, но этого хватило. Пуля буквально скользнула по волосам, а щепки зацепили Уокеру руку, так что он отделался несколькими царапинами. Я не говорю, что этот человек заслуживал смерти – мало кто совершает столько зла, что заслушивает пули, – но я бы не задумываясь отдал Уокера за Кеннеди.
В последний монолог Эла я не вслушивался. Пролистывал его «Книгу Освальда», плотно исписанные страницы. Сначала я легко разбирал каждую букву, но ближе к концу почерк начал дрожать. Последние страницы писал тяжело больной человек. Я захлопнул тетрадь.
– Если бы ты смог подтвердить, что Освальд стрелял в генерала Уокера, это рассеяло бы твои сомнения?
– Да. Мне требовалось убедиться, что он на такое способен. Оззи – нехороший человек, Джейк, – в пятьдесят восьмом люди назвали бы его гнидой. Он бил жену и практически держал ее под замком, потому что она не знала языка, – но это не доказывает, что он убийца. И вот еще что. Даже если бы мне не пришлось возвращаться с неоперабельным раком, я знал, что могу не получить другого шанса все исправить, убей я Освальда, а кто-то другой все равно возьми и застрели президента. Когда человеку за шестьдесят, со здоровьем у него уже не очень. Ты понимаешь, о чем я.
– А убивать обязательно? Ты не мог... ну, не знаю... как-то подставить его?
– Возможно, но к тому времени я уже заболел. И я не уверен, что смог бы сделать это здоровым. Более простой вариант– покончить с ним, убедившись, что в Кеннеди стрелял именно он. Все равно что прихлопнуть осу до того, как она тебя ужалит.
Я молча размышлял. Настенные часы показывали половину одиннадцатого. Эл начал разговор словами о том, что останется в форме до полуночи, но хватало одного взгляда на него, чтобы понять: прогноз чрезмерно оптимистичен.
Я отнес стаканы на кухню, вымыл, поставил на сушилку. В голове бушевал торнадо, который засасывал и вращал не коров, столбы и клочки бумаги, а имена с фамилиями: Ли Освальд, Бобби Освальд, Марина Освальд, Эдвин Уокер, Фред Хэмптон, Патти Херст. В этом вихре ярко сверкали аббревиатуры, кружились, как хромированные элементы отделки, сорванные с дорогих автомобилей: ДФК, РФК, MЛK, САО. Смерч сопровождался звуком, двумя русскими словами, вновь и вновь произносимыми с монотонным, тягучим южным выговором: «Pokhoda, сука».
Иди, сука.
– Сколько у меня времени на раздумья?
– Немного. Закусочная простоит до конца месяца. Я советовался с адвокатом, как выиграть еще немного времени – подать на них в суд или что-то такое, – но он сильно сомневается. Когда-нибудь видел объявление в мебельном магазине: «ДОГОВОР АРЕНДЫ ЗАКОНЧИЛСЯ, ПОЛНАЯ ЛИКВИДАЦИЯ»?
– Конечно.
– В девяти случаях из десяти это рекламный трюк, но мой случай как раз десятый. Я говорю не о какой-то захолустной лавчонке, которой хочется занять мое место, – я говорю о «Бине», а среди мэнских торговых сетей «Эл-Эл Бин» – что самая большая обезьяна в джунглях. К первому июля закусочная сгинет, как «Энрон». Но это не главное. К первому июля я тоже могу уйти. Подхвачу простуду и умру в три дня от пневмонии. Или от инфаркта либо инсульта. Или от передозировки оксиконтина. Медсестра, которая приходит ко мне каждый день, всякий раз спрашивает, слежу ли я за тем, чтобы не превышать назначенную дозу, и я слежу, но она все равно тревожится, что однажды утром найдет меня мертвым. Под действием таблеток я могу принять лишку. Таблетки тормозят дыхание, и легкие не вентилируются. А еще я сильно похудел.
– Правда? Я и не заметил.
– Никто не любит остряков, дружище, – сам поймешь, дожив до моих лет. В любом случае я хочу, чтобы помимо тетради ты взял вот это. – Он протянул мне ключ. – От закусочной. Вдруг зайдешь ко мне завтра и услышишь от медсестры, что ночью я умер. Тогда тебе придется действовать быстро. При условии, что ты действительно решишь действовать.
– Эл, ты ведь не собираешься...
– Просто стараюсь подстраховаться. Потому что это важно, Джейк; Для меня – важнее всего на свете. Если ты когда-нибудь хотел изменить мир, это твой шанс. Спаси Кеннеди, спаси его брата. Спаси Мартина Лютера Кинга. Останови расовые бунты. Останови Вьетнам – вдруг тебе удастся и это? – Он наклонился вперед. – Избавься от одного жалкого бродяги, дружище, и ты спасешь миллионы жизней.
– Это классный рекламный трюк, – ответил я, – но ключ мне не нужен. Когда завтра взойдет солнце, ты по-прежнему будешь ехать в большом голубом автобусе.
– С вероятностью девяносто пять процентов. Но этого недостаточно. Возьми чертов ключ.
Я взял чертов ключ и положил в карман.
– А теперь тебе надо отдохнуть.
– Еще одно, прежде чем ты уйдешь. Я должен рассказать тебе о Каролин Пулин и Энди Каллеме. Присядь, Джейк. Это займет пять минут.
Я остался на ногах.
– Нет. Ты выдохся. Тебе надо поспать.
– В морге отосплюсь. Присядь.
По словам Эла, обнаружив «кроличью нору» – так он называл портал, – поначалу он использовал ее, чтобы покупать продукты и делать ставки у льюистонского букмекера, накапливая деньги времен пятидесятых годов. Иногда посреди недели он устраивал себе выходной, ездил на озеро Себаго, которое кишело рыбой, пригодной в пищу и очень вкусной. Людей волновали радиоактивные осадки после испытаний атомных бомб, а страхам перед отравлением ртутью, которая накапливалась в рыбе, еще только предстояло появиться. Эл называл эти выезды (обычно на вторник и среду, но иногда до пятницы) мини-отпусками. Погода всегда стояла хорошая (само собой, одна и та же погода), и рыба ловилась потрясающе (он, вероятно, ловил одних и тех же рыб).
– Я знаю, что ты испытал, Джейк. Первые несколько лет я сам пребывал в шоке. Хочешь, скажу, что поражало больше всего? Спускаешься по этим ступеням в разгар январского бурана – и выходишь в сентябрьский солнечный свет. Даже пиджак надевать не надо.
Я кивнул и попросил его продолжить. Его порозовевшие было щеки вновь стали бледно-серыми, и он постоянно кашлял.
– Если дать человеку достаточно времени, он привыкает ко всему, и, начав сживаться с новой ситуацией, я пришел к выводу, что наткнулся на «кроличью нору» не без причины. Именно тогда и появились первые мысли о Кеннеди. Но твой вопрос уже изогнулся уродливой дугой: можно ли изменить будущее? Меня не волновали последствия – во всяком случае, тогда. Хотелось только знать, можно или нельзя. В одну из поездок на Себаго я достал нож и вырезал: «ЭЛ Т. 2007», – на дереве, росшем рядом с домиком, в котором я жил. Вернувшись сюда, прыгнул в машину и поехал на озеро Себаго. Домиков не нашел. Их место занял туристический отель. Но дерево росло на прежнем месте. С вырезанной мной надписью. Края букв и цифр сгладились, но прочитать ее не составляло труда: «ЭЛ Т. 2007». Так я понял, что будущее изменить можно. И тогда я начал думать об «эффекте бабочки».
- Предыдущая
- 16/191
- Следующая
