Мщение справедливо - Леонов Николай Иванович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/55
- Следующая
– Натурально Михаил Сергеевич, много слов при нуле информации, – пробормотал Крячко.
– А сейчас я вообще собьюсь. – Гойда нацепил очки, стал подглядывать в бумажку. – Меня интересовал вопрос, который подсказал Лев Иванович: когда все наконец вышли на веранду, то остановились, собрались фотографироваться или менялись местами, перестанавливались? Барчук вынес лампу, направляя свет, но, судя по его показаниям, он никому не указывал, где конкретно стоять, и произнес лишь одно вполне понятное слово: «Плотнее». Но тем не менее люди местами менялись.
– Не тяни! Кто менялся? По чьей инициативе? – Крячко даже привстал со стула. – Говори, прокурорская твоя душа!
Гойда в принципе был человеком невозмутимым, да и к темпераменту Станислава привык, потому, разглядывая свои записи, ждал, пока страсти улягутся.
– Видите ли, что странно… – Гойда неторопливо откашлялся. – Необыкновенную активность непосредственно проявил депутат Еркин, что в принципе объяснить можно. Но дважды переходил с места на место и даже просил приятелей подвинуться господин Яшин, который служит в Управлении охраны Президента и подчиняется непосредственно Коржанову. Яшин мужик здоровый, а гости выпивши были. Яшин с краю встал, как двинет всех, крикнул что-то вроде «куча мала», кто-то ойкнул, расступились, а у Скопа дырка во лбу. Вот когда я попытался дозвониться до господина Яшина, тут все телефоны словно взорвались. Даже господин Черномырдин соизволил в трубку пробурчать свое явное неудовольствие. Ну, я голоса премьера не знаю, меня мог распекать его десятый помощник по водопроводной линии. Я получил указание следствие по делу прекратить, розыск преступника продолжить.
– Я дал такое указание, – пробасил, входя в кабинет, помощник прокурора Федул Иванович Драч. – Так что, дорогие сыщики, как говорится, «до побачення». Будут новости – заходите, а лясы точить мне с вами недосуг.
Высоченный, жилистый мужик с лохматыми бровями, руками-граблями, он больше походил на деревенского старосту, даже на вора в законе, который держит зону намертво, и даже зам по оперчасти старается пройти мимо «законщика» побыстрее, но уж никак на блюстителя закона высокого ранга, коим Драч является по уму, совести, а не только по должности.
– Зайдите, хлопцы, ко мне, я вам мозги прочищу. – Он широко прошагал в свой кабинет, прикрыл дверь, кивнул на стулья.
Некоторое время Драч молчал, скреб небритый подбородок, судя по всему, такую щетину следовало брить дважды в день. Драч давным-давно знал Орлова, сам некогда работал в розыске, знал и Гурова с Крячко, считал их сыскарями классными, но никогда не показывал своего расположения.
– Ты сегодня, Лев Иванович, какой-то малость пришибленный, без привычного лоска и гонора. А ты, Станислав, приболел?
– С чего взяли? – буркнул недовольно Крячко.
– А чего молчишь? Начальники вам по хвостам надавали? Так привычное дело. Не будешь получать, не узнаешь – кто начальник.
– Имел я всех начальников!
– Правильно, начальники приходят и уходят, а сыщики остаются. Не разрешают взять силой, заманите их хитростью. Кто Игорька Скопа грохнул, знаете?
– Знаем, что кто-то из своих, – брякнул Крячко и шагнул в сторону от Гурова.
– Вот оно как? Вот куда вы свои грязные ментовские руки суете? И это в такой момент! Когда каждый либо в кресле усидит, либо живот положит! Другой мечтает соседу хребет сломать и повыше вскарабкаться, а вы тут со своими глупостями все порушить желаете? А чего же вы в такой ситуации хотите, какой реакции? Я ваших фигурантов знаю. Кого бы вы ни дернули, вы затрагиваете интересы самых высоких чинов: Президента, премьера, Коржанова, лидера ведущей и самой скандальной партии. У вас остается лишь бедный и несчастный Якушев. Но он – единственный, кто на вас действительно плевать хотел. У Якушева – серьезные деньги, он может в любой момент покинуть Россию и не возвращаться, пока вы не состаритесь и не забудете смешную историю с убийством Игорька Скопа. Я его зову Игорьком, потому как знал сызмальства.
– Я в этой импрессионистской, или как она называется, живописи ни хрена не понимаю, – сказал Крячко. – Я человек старомодный, консервативный. Привык, если человека нарисовали, чтобы ноги, руки, голова находились на месте и в положенном количестве. Так что натюрморт ваш, господин Драч, я абсолютно не воспринимаю. Человека убили? Плохо, но понятно. Убийцу требуется разыскать, снабдить необходимыми уликами и сопроводить в данный кабинет. Верно? Я ясно излагаю? А кто у него начальник, какие у начальника интересы – тут я совсем плохой, смотрю дурнем, будто на картину, где девица с тремя грудями и четырьмя руками изображена. Я дивлюсь, а мне слюнявым шепотом сообщают, какой великий маэстро ту девицу соорудил. Я вас, господин хороший, хочу спросить: тот великий маэстро с этой дивой в койку лечь рискнет?
Драч махнул на Крячко рукой: мол, отправляйте в морг и никакой реанимации; взглянул на молчавшего Гурова.
– Ну а ты понял, куда попал?
– Мне ни к чему, Федул Иванович. Ведь это они попали, а не я. У меня сон хороший.
Драч был человеком, повидавшим много, и сотрудником опытным, потому сразу услыхал в голосе Гурова злость, в словах – подтекст.
– Пояснить не желаешь?
– Можно, только ни к чему вам лишнее.
– А ты, парень, хвост не подымай! Убийцу разыскать не можешь?
– Могу, но власти не разрешают, вы в частности. А вам, Федул Иванович, не чиновнику прокуратуры, а другу моего любимого начальника, моему приятелю, скажу. История эта может очень круто завернуться. Вся пятерка, что стояла на веранде, – прекрасный объект для шантажа. Деловые люди об убийстве узнали из газет, имена известны. У серьезных авторитетов агентура – не чета нашей. Поспрашивают, разнюхают, поймут, что нету такого, значит, залетный стрельнул и убил. Действительное положение вещей никому и в голову не придет. Умный человек рассудит здраво: имею пять жирных гусей, если я по перышку у каждого выдерну, то всем будет хорошо. А я ничем не рискую, так как не шантажирую, я прошу деньги за охрану персоны. Вот тогда ваши «неприкасаемые» сок дадут. И прибегут они ко мне. Что особенно смешно, убийца тоже прибежит, он никак в стороне остаться не может.
– И когда ты такую интересную историю сочинил?
– На досуге, Федул Иванович, исключительно в личное время. Разрешите идти?
– Яшин, заместитель начальника Управления охраны Президента, никогда не пойдет к менту, попытается разобраться сам, благо люди и техника у него имеются.
– Вот Яшина и убьют первым, а деньги, которые он хотел сохранить, разделят на четверых оставшихся.
– А убийством Яшина, в их представлении человека всесильного, они остальных так напугают, что людишки исподнее снимут и добровольно отдадут. Какой выстрел самый страшный? Хиросима? Чернобыль? Ни хрена! Пулька, что у твоего виска свистнула! Можно слышать и видеть тысячи смертей. Неприятно, обидно за человечество. Народ, человечество – это много и далеко, поэтому абстрактно. А если с тебя лично ушанку пулей собьет, тогда ты узнаешь, в каком месте у тебя находится копчик. Нашему Грачеву повоевать больно хочется? Дали бы мне возможность девять граммов в кокарду его фуражки засадить, поверьте, друзья, он бы вмиг миротворцем стал.
– Обычная человеческая психология, – подытожил Драч.
– Ага! – по-мальчишески ответил Гуров. – На ней и выстроена пирамида Галея. Когда друзья по обмыванию дачи попрощаются с господином Яшиным, каждый вспомнит, где у него золотой лежит, и прибежит, и принесет.
– И все такие трусы? – тихо возмутился Драч.
– Я лично трус, – ответил Гуров. – Но не понесу из гонора, обучен опять же. Я бы с квартиры съехал и начал встречную охоту.
– Проходили, – вставил Крячко.
– Если они к нам за помощью не кинутся, Галей их додавит. С оставшихся в живых получит деньги. – С этими словами Гуров встал, взял Крячко под руку, шагнул через порог, кивнул и прикрыл за собой дверь кабинета Федула Ивановича Драча.
- Предыдущая
- 28/55
- Следующая
