Кровь алая - Леонов Николай Иванович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая
– Естественно. Так и должно быть, – равнодушно ответил Гуров. – Я такой опытный и талантливый и столь грубо ошибаюсь. Около часа назад я утверждал, что из этого «вальтера» больше никого не убьют и мы данный пистолетик никогда не увидим. Вот так я фраернулся, довольно простой фокус не сумел предвидеть.
– Я вас не понимаю, Лев Иванович.
Гуров посмотрел в лицо следователя, увидел умные, грустные глаза. Гойда явно лукавил, хотя в данной ситуации подобное слово не годилось.
– Вы сколько лет работаете? – спросил Гуров.
– Около пятнадцати.
– Солидно, могли бы за такой срок научиться врать и убедительнее.
– Я не вру. – Гойда обиженно засопел. – Я себя проверяю. Для того и попросил вас приехать.
– Проверить себя всегда полезно, только сейчас ни к чему. Мы с вами знаем, что парня убили, и доказать это несложно, дело техники. Ну какого черта они сюда приперлись? – неожиданно вспылил Гуров. – Как к парадному подъезду! Мол, как же, как же, я был на месте, видел… Элементарного чувства самосохранения не хватает, ведь это опасно. Они признают самоубийство, прекратят дело. Что они будут говорить потом?
– Такой умный и такой наивный, – сказал насмешливо Гойда. – Они ничего не будут говорить – ни сейчас, ни потом. Заместитель генерального мне уже объявил, чтобы я писал заключение по факту самоубийства, провел сравнительную экспертизу. Он сказал – самоубийство, а я должен это написать, подтвердившись заключениями медиков и баллистиков. Он сейчас уедет, а я останусь, и ваши генералы разъедутся, а вы останетесь. И в любом случае за все будут отвечать следователь и розыскник. Я за всю жизнь не слышал, чтобы за провал дела ответил руководитель, какое бы указание он ни давал.
– Так нас отсюда официально не уберут? – спросил Гуров.
– Вот когда мы все отпишем, когда они все бумаги обслюнявят и решатся наложить резолюции, тогда уберут.
– Я докажу, что это убийство. – Гуров закурил и чертыхнулся: – Никакой силы воли, стоит только предлог найти, как начинаю курить.
– Как это вы докажете, очень мне интересно?
– Игорь Федорович, кончай дурака валять, знай меру.
– Ну хорошо, хорошо, не буду. – Гойда согласно кивнул. – Я прикажу провести экспертизу, и на правой руке Егорова следов пороховых газов не обнаружат. Но этого маловато будет.
– Человек не стрелял, однако застрелился? – хмыкнул Гуров. – Мысль любопытная…
– Замордуют меня, Лев Иванович, – жалостливо произнес следователь. – Начнутся рассуждения, что один эксперт утверждает – ствол был прижат к челюсти, другой находит отпечатки пальцев покойного на оружии, и из этого же оружия была застрелена горничная. А Егоров – начальник охраны, и кроме него, некому. Могут предположить, что самоубийца руку обернул носовым платком, который потом либо ветром сдуло, либо кто из обслуги подобрал… В общем, замордуют…
– Кстати, кто тело обнаружил?
– Садовник.
– А где?
– На скамейке боковой аллеи.
– Записки нет?
– Нет.
– Странно. Могли бы сварганить. И чего ты ко мне пристал, чего добиваешься? – переходя на «ты», спросил Гуров.
– Помощи прошу, – ответил Гойда. – Ты опытный, сам говоришь, что талантливый, – подколол он и вновь грустно улыбнулся: – У тебя должны быть идеи, чем подпереть версию убийства. – И добавил: – Мы с тобой коллеги, помоги, замордуют.
– Ага! – Гуров почему-то обрадовался. – Как обвинять сыщиков в топорной работе, нарушениях, обзывать нас скорохватами, так прокуратура превыше всего. А жареным запахнет, так коллеги. А мордовать тебя, дорогой, к сожалению, будут недолго, до следующего выстрела. Как он прозвучит, новый покойник объявится, так все начальники по кустам. А ты весь в белом и на коне.
– Издеваешься, – утвердительно произнес Гойда. – Я только не могу понять, чему ты радуешься. У тебя, знаменитого сыщика, под носом людей убивают. Оставим, чему быть, того не миновать. Сейчас необходимо доказать, что произошло убийство. Есть идеи?
Сыщик хотел ответить, мол, идей у него, как у сучки блох, – решил не травмировать интеллигентного следователя солдатским юмором и ответил:
– Илья был парень не простой, раз подпустил убийцу вплотную, значит, хорошо знал и доверял полностью.
– Думал уже, круг подозреваемых данный факт не сужает. Начальник охраны мог пустить на территорию своего знакомого, нам неизвестного человека.
– Не перебивай старших, – строго и одновременно шутливо одернул следователя Гуров. – Подпустить он мог, но Илья был человек очень ловкий и быстрый и приставить пистолет к горлу не позволил бы, успел рвануться, отстраниться. Однако не успел. Что из этого следует?
– Понятия не имею, – признался следователь. – Твои заключения лишь подтверждают версию самоубийства.
Своей открытостью и в хорошем смысле простотой Гойда импонировал сыщику. Гуров по себе знал, насколько трудно признаться, когда чего-то не понимаешь.
– Илью предварительно опоили каким-то наркотиком. Вскрытие. Исследование. Заключение. Я обреюсь наголо, если медики не найдут наркотик либо иную химию. А если твои руководители заподозрят, что человек сначала отравился, потом застрелился, тогда извини. – Гуров развел руками. – Кончай службу, займись садоводством – сейчас модно и прибыльно.
Гойда собрался обнять сыщика, но по выражению лица его понял, что этого делать не стоит, и сдержанно сказал:
– Спасибо, Лев Иванович, с меня причитается. Я не желаю тебе обращаться ко мне за помощью, но, коли понадобится, верну долг непременно.
Следователь вернулся в стан руководителей, сыщик остался на своем крыльце, вскоре начальники убыли, о полковнике Гурове никто не вспомнил, словно его и не существует в природе.
– Заканчивайте и доложите, – произнес торжественно Гойда, вернувшись к Гурову. – Таково распоряжение властей. Завтра к полудню я закончу, в обед доложу, к вечеру господа вспомнят, как нас зовут, и очень захотят видеть.
Около десяти вечера Гуров сидел в кабинете спикера, смотрел на его усталое лицо – кожа в морщинах, серая, будто присыпана пеплом, – и слушал, как глава парламента отдает по телефону сдержанные и непонятные сыщику команды. Он не пытался вникнуть в смысл переговоров, и неинтересно – своих забот более чем достаточно.
Илью убили – факт, почему, зачем, с какой целью – непонятно. Если убийца находится здесь, на закрытой территории, то без крайней необходимости ставить его под угрозу разоблачения просто безумие. Операцию проводит человек не только разумный, но и по-своему талантливый, в этом сыщик не сомневался. А раз так, то он, неведомый пока противник, не может рассчитывать, что инсценировка проскочит. А если замысел организатора упростить? Может, ему наплевать, как воспримут убийство профессионалы, важно, как поведут себя руководители и политики, которых вполне устраивает именно самоубийство преступника. Политикам необходимо успокоить общественность, а заговорщикам убрать милицейского сыщика и снять боевую готовность оперативников безопасности. Если такая посылка верна, то, следовательно, противнику нужна пауза, тайм-аут, что-то надо перестроить или дождаться какого-то положительного события.
Гуров в очередной раз матюгнулся в собственный адрес – лишь полный дебил в такое политизированное время может абсолютно не разбираться в политике.
К черту политику, Петр прав, мы имеем дело с уголовниками. Раз они хотят взять перерыв, значит, не давать им продыху, пусть втемную, но давить, заставить действовать, проявить себя, может, удастся активизироваться. Карим Танаев? Возможно. Но раз о нем известно безопасности, он под наблюдением, и таким квалифицированным, какое милиция обеспечить не в силах. Стоп! А если после самоубийства Ильи Егорова наблюдение сняли за ненадобностью?
Спикер положил трубку, посмотрел на сидевшего напротив милиционера. Лицо у полковника спокойное, отрешенное, можно подумать, он находится не в кабинете спикера парламента, который росчерком пера, да просто устным распоряжением, способен в корне изменить жизнь человека. Может поднять на немыслимую высоту, может сбросить в грязь.
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая
