Странники между мирами - Ленский Владимир - Страница 7
- Предыдущая
- 7/115
- Следующая
Такой была Эйле до тех пор, пока солнцу над ее окошком не исполнилось семнадцать лет. И тогда что-то произошло с младшей дочкой старосты, она распустила и вымыла волосы и подвязала их вышитой лентой, а вместо мальчишеских обносков надела длинное белое платье с плетеным пояском. Ее ноги налились силой и больше не скакали по земле, точно норовя уколоть ее остренькими пяточками, но приникали к ней с каждым степенным шагом.
Вот это-то и увидел Радихена, когда возвращался вечером с поля, на котором работал ради своего господина, королевского конюшего Адобекка, а Эйле отходила от колодца с полными бадьями воды.
А Эйле тоже заметила Радихену, потому что он был рыжий. К концу лета солнце съедало почти весь красный цвет, и волосы становились ярко-желтыми, в цвет соломы, но в ту пору лето еще только начиналось.
— Привет, Радихена, — сказала Эйле и, улыбаясь, пошла дальше. И бадья покачивалась на ее коромысле.
«Лучше бы она взяла нож и ударила меня в сердце», — сказал себе Радихена, и ему стало так весело, что он позабыл и вечер, и голод, и усталость и побежал прочь, за холмы, за ручей, на пастушье поле, где спали, напившись краденым вином, беглые крепостные чужого господина.
Услыхав в неурочный час чьи-то быстрые шаги, пьяницы проснулись и засуетились, забарахтались под своим кустом.
— Да кому вы нужны! — сказал Радихена, хохоча.
— А, это ты, — пробормотали они. — Что ты скачешь, как козел? Сущий ты дурак.
Радихена улегся рядом с ними, уставился на звезды, прикрывая то один глаз, то другой. Небо забавно изменялось, повинуясь его подмаргиванию, и в конце концов у Радихены закружилась голова. Он стал думать о том, об этом и наконец заснул.
Через несколько дней пропали краски, которые Эйле растирала сама для своего рукоделия. Многие женщины в деревне умели делать одежду, но занимались этим только зимой, когда не было работ в поле. Но староста, господин Калюппа, берег свою младшенькую дочку, в поле ее не выгонял — пусть шьет и вышивает вволю. У господина Калюппы имелись собственные тайные мысли насчет Эйле, о которых никто не знал, пока не настало время.
Когда пропали краски, зеленая, красная и желтая, Эйле промолчала, потому что. не хотела, чтобы кого-нибудь нашли и наказали. Она просто пошла в лес и собрала там подходящие травы, чтобы выдавить из них сок и сделать себе новые краски. А Радихена был в поле и видел, как Эйле идет в лес. И по ее походке он понял, что она сохранила случившееся в тайне, и от этого ему сделалось жарко.
Пастух был пьянее обычного и оттого не заметил странности. А точнее сказать, заметил, но решил, что ему привиделось. Того же мнения были о себе и его друзья. Те лишь время от времени жмурились и трясли головами, но ничего не говорили, боясь, как бы их не сочли сумасшедшими. А Радихена помалкивал и посмеивался.
И только сама коза, выкрашенная в три цвета, имела вид одновременно смущенный и вызывающий. Она хорошо понимала, что с ней что-то не так, но рассчитывала на уважение со стороны хозяев. Стояла у ворот дома старосты, мекала, трясла бородой и глядела не мигая желтыми бесстыдными глазами.
Господин Калюппа только ахнул, его жена отказалась доить поганую тварь, и кроткая Эйле, краснея, сама паялась за это дело. Коза в полутьме сарая коротко мекала, как будто хихикала. Эйле убрала подойник, погладила твердый, жесткий козий лоб. Наступила темнота, и в душу Эйле тихо вошло теплое, спокойное ожидание. Она осталась в сарае.
— Эйле! — прошептал голос от маленького оконца.
Эйле подбежала, выглянула и едва не столкнулась с Радихеной. Он стоял у сарая и улыбался. Звездный свет плясал на его волосах.
— Ты что? — спросила она.
Коза опять захихикала и лягнула что-то невидимое.
— Смешно? — поинтересовался он.
Она хотела сказать что-нибудь рассудительное, например: «Тебя накажут» или «Мой отец рассердился», но вместо этого вдруг прыснула и ответила:
— Очень!
— Иди сюда, — позвал Радихена.
Девушка выбралась из сарая и тотчас оказалась в объятиях юноши. Она не стала ничего говорить, просто прижалась к его груди и завздыхала.
— Пошли гулять! — сказал Радихена.
И они добрели до ручья и зашли еще дальше, за самый далекий холм, возле которого уже начинался лес.
— Давай убежим, — предложил Радихена. — Подальше от всех.
Она затрясла головой:
— Нас поймают!
— Не поймают, — засмеялся Радихена. — У моего дядьки двое беглых живут, их никто не ловит.
— Сравнил, — сказала девушка. — Кому они нужны?
— Мы тоже никому не нужны.
— Нет, — отозвалась Эйле, качая головой, — отец от меня никогда не отступится. Он хочет, чтобы у меня была хорошая жизнь.
— У тебя будет жизнь — самая лучшая на свете, — обещал Радихена.
Эйле прижалась к его плечу головой и больше не проронила ни слова. И утром она была дома, а о ночной прогулке никто не узнал.
Не прошло и недели, как Радихену нашли в колодце, где он ловил дневные звезды. Тут уж ему сильно влетело. Господин Калюппа лично проследил за тем, чтобы мальчишка отмыл бадью и вычерпал воду, в которой полоскал спои грязные ноги.
За день колодец наполнится свежей водой, и о происшествии можно будет забыть. И после возвращения с поля Радихена таскал воду и выливал ее на землю, устроив посреди деревенской улицы страшенное болото.
А посреди глубокой ночи Эйле вдруг проснулась и увидела, что на ее окне лежит крохотная звездочка. Яркие ласковые лучи бегали по комнатке и прикасались к вещам Эйле — корзинке с окрашенными нитками, кувшинам с красками, стопкам холстов, отложенных для работы, и каждая вышивальная иголочка светилась тоненько, серебряным светом.
Эйле засмеялась и опять заснула, и во сне она продолжала смеяться, становясь все легче и легче, так что под утро она уже летала над просторной, напоенной солнцем землей.
Господский управляющий, господин Трагвилан, прибыл в деревню ближе к концу лета. Трагвилан был мужчина видный, но скучный: высокий, плотный, без болезней и физических недостатков, застрявший в сорокалетнем возрасте на долгие годы.
Он все понимал, во все вникал, схватывал ситуацию на лету, никогда не изображал начальственного «непонимания» и не заставлял подчиненных объяснять одно и то же по нескольку раз. Решения он принимал быстро, и, как правило, все его решения оказывались верными.
Людей господин Трагвилан не любил и не уважал, но безошибочно умел ими пользоваться. Его господин, королевский конюший, виделся с ним два раза в год, когда получал отчеты и подати.
По обыкновению, Трагвилан остановился в доме старосты, и Калюппа долго вился вокруг него с подношениями, разговорами и доносами. Трагвилан слушал с неподвижным лицом, однако Калюппа знал, что управляющий все запоминает и делает соответствующие выводы.
Затем, когда с делами было покончено, Калюппа выставил на стол сладкие пироги с лесной ягодой и кувшин мутного пива домашней варки. Трагвилан отведал угощения и нашел его приятным.
— Нам ведь для вашей милости не жалко, — сказал Калюппа, улыбаясь и засматривая управляющему в глаза. — Я вот день и ночь думаю, как бы угодить нашему господину.
Трагвилан чуть шевельнул лицом, как бы сомневаясь в истинности сказанного, но больше ничем своих чувств не выразил.
— Скажем, женщины, — продолжал Калюппа. — Иные годятся для одного, иные — для другого, но есть ведь такие, что на вес золота.
— Совершенно верно, — сказал Трагвилан безразличным тоном. Было очевидно, что женщины его не интересуют.
— Взять мою дочь, — сказал Калюппа. — Семнадцать лет, а как вышивает! Красивая, скромная и очень трудолюбивая.
— Говори прямо, — зевнул Трагвилан. — Я устал.
— Говорю прямо, — засуетился Калюппа. — Я ведь ей добра желаю. Я отец ее, а она у меня младшенькая, самая красивая, самая ласковая доченька. Обидно, если такая достанется в жены крепостному дураку. Что ждет ее? Отцовское сердце изболелось...
— Прямо говори, без обиняков и «отцовских сердец», — повторил Трагвилан. — Говорю тебе, устал я.
- Предыдущая
- 7/115
- Следующая
