Прозрачный старик и слепая девушка - Ленский Владимир - Страница 22

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая

На дорожке сада послышались шаги, сопровождаемые старческим бормотанием.

Трое собеседников невольно встали поближе друг к другу. Элизахар побледнел. Эмери наблюдал за ним с легкой усмешкой превосходства: молодой дворянин никогда не позволит каким-то там жалким призракам нагнать на себя страху!

На дорожке показался дряхлый старикашка. Он тряс головой и что-то говорил сам себе. На нем был длинный балахон, очень засаленный и в прорехах: такие (только поновее и почище) обычно носят с поясом прислужники на кухне или в кладовых. У старикашки была розовая лысина — удивительно чистенькая, особенно при сопоставлении с состоянием его одежды, — и тонкие седенькие волоски, свисающие прядочками с висков.

Он прошел еще несколько шагов, остановился возле студентов и задумался, как бы припоминая — что это за существа вторглись в его сновидения и каким образом от подобных существ надлежит избавляться.

— Здравствуйте, — очень вежливо проговорил Эмери.

— А? — Старичок уставился на него слезящимися глазами. — Это слово обозначает нечто?

— Да, — сказал Эмери. — Оно обозначает доброе пожелание.

— А! Доброе! — Старичок удовлетворенно пожевал губами. — Ну, хорошо, хорошо... очень хорошо…

И побрел дальше. Скоро листья сомкнулись за его спиной, полностью поглотив старичка.

— Что скажете? — прошептал Элизахар. — Это был он?

— Должно быть, так, — согласился Эмери.

— Какой он? Опишите! — потребовала Фейнне. — Скорее!

Элизахар наклонился к ее уху и начал быстро перечислять: маленький, щупленький, дряхлый...

— Похож на паутинку, — сказал Эмери.

— И такой же липкий?

— Нет, на мертвую паутинку... Пыльную...

Фейнне кивнула.

— Ладно, продолжайте рассказывать, — велела она Эмери. — А кто написал его имя на стене?

— По слухам, он сам, — ответил Эмери. — Чтобы не забыть.

Издалека донесся звон колокола.

— Начало лекции, — сказал Эмери. — А я даже не переоделся!

— Ох, это все из-за меня! — спохватилась Фейнне. — Я задержала вас разговорами...

— Ничего, Элизахар даст мне списать, — заявил Эмери. — Правда, дружище?

— Не сомневайтесь, — отозвался Элизахар.

— В таком случае, нам следует быть особенно внимательными, — решила Фейнне и быстро зашагала по дорожке к той поляне, где обычно проходили теоретические занятия Алебранда, а Эмери почти бегом направился домой.

Ренье встретил старшего брата широченным зевком.

— Нафехтовался? — спросил он.

— Кажется, братец, я совершил ужасную ошибку! — сказал Эмери почти в отчаянии, бросаясь на свою кровать.

Ренье сел.

— Ошибку? Ты? — От удивления он проснулся.

— Да, я, — раздраженно ответил Эмери. — Что я, не человек, по-твоему? Если я старший, то и ошибаться не могу?

— Можешь, конечно, — пробормотал Ренье не слишком убежденно. — А что ты натворил?

— Подружился с новенькими.

Ренье сразу стал серьезен.

— Вознамерился отбить у меня девушку?

— Она ведь еще не твоя, Ренье, — напомнил Эмери. — И если хочешь знать мое мнение, она не достанется ни тебе, ни мне.

— А кому?

— Не знаю. Такие девушки обычно сразу замечают человека, предназначенного им судьбой. А все остальные мужчины для них вообще как бы не существуют.

— Ну да, конечно, — без всякой убежденности согласился Ренье.

— И Фейнне такого человека пока не встретила.

— Ага.

— Я говорю серьезно! Она и этот парень, который ходит за ней, как сторожевой пес, — оба слишком проницательны. Особенно — он. Мы не сможем дурачить их достаточно долго.

— Думаешь, они догадаются?

— Не исключено.

— Как же вышло, что ты свел с ними дружбу?

— Дружбой это, конечно, называть еще рано... Все случилось из-за дурака Пиндара! Чем ты его вчера так допек?

— Да его все допекали, не я один, — оправдывался Ренье.

— Пиндар отказался фехтовать со мной, и я остался без пары, а Элизахар предложил свои услуги. Кстати, он кое-что мне потом рассказал.

— Про что?

— Про того прозрачного человека, которого вы вчера видели в «Колодце». Говоришь, при виде этого типа Элизахар перепугался до смерти?

— Чуть не бросился бежать. И удрал бы, да только у него ноги подкашивались, — подтвердил Ренье. — Я был совсем рядом и хорошо видел. Он даже позеленел от ужаса.

— В первый раз прозрачный человек настиг Элизахара на дороге сюда, в Академию.

— Почему именно его? — удивился Ренье. — Слушай, брат, кто он такой, этот Элизахар? Слишком уж много мы о нем говорим и думаем! Обычный солдафон. Охраняет молодую даму, которая впервые уехала далеко от дома. Ничего особенного...

— Может быть, в нем самом и нет ничего особенного, — согласился Эмери. — Вероятно, все дело в девушке. Но факт остается фактом: призрак разговаривал не с девушкой, а с ее телохранителем. Велел беречь госпожу.

— Ну вот, видишь! — с торжеством провозгласил Ренье. — Я же говорил, Фейнне — необычная.

— Это я говорил, — напомнил Эмери.

— Ладно, мы оба это говорили, — сдался Ренье. — Что теперь делать? У Фейнне слишком хороший слух, чтобы не понять, что нас двое.

— Будем избегать слишком близкого общения с нею, — решил Эмери.

Услыхав такое, Ренье даже подпрыгнул.

— Ничего себе! Лучше бы ты принес мне веревку и мыло, чем подобный совет!

— Другого выхода нет, — вздохнул Эмери.

Они переглянулись. Затем Ренье отвернулся и, глядя в потолок, заявил:

— В любом случае, завтра у нас танцы, и я буду заниматься в паре с нею!

Пиндар явился в «Колодец» раньше обычного, почти сразу после окончания второй лекции, и застал там Софену. Девушка сидела одна за длинным столом, тянула из стакана густое пиво и смотрела прямо перед собой мутными, чуть удивленными глазами, словно сама не понимала, как здесь очутилась и чем занимается. Хозяин время от времени поглядывал на нее из-за стойки: он привык заботиться о посетителях и следить за состоянием их духа.

Завидев Пиндара, Софена подняла голову.

— А что ты здесь делаешь в такую рань? — поинтересовалась она.

— Возможно, у меня есть причины, — ответил он уклончиво.

На самом деле никаких особенных причин не имелось: Пиндару хотелось побыть на «поле боя», где вчера он потерпел поражение, заново пережить неприятные ощущения и попытаться трансформировать их в поэтические. Это был его способ бороться с жизненными невзгодами.

— А, — сказала Софена, снова опуская голову.

Пиндар уселся напротив и наклонился к ней через стол.

— Хочешь, поговорим? — предложил он.

— С чего ты взял, что я захочу с тобой разговаривать? — фыркнула она.

— Возможно, захочешь, — повторил он настойчиво. И тотчас сдался: — Ладно, это я хочу поговорить. Согласна?

— На что?

— Поговорить.

Она невесело рассмеялась.

— О поэзии?

— Да. И о новенькой девушке.

— Все только и судачат, что о новенькой девушке! — взвилась Софена, разом потеряв терпение. — Что, других тем для разговора найти нельзя?

— Погоди, скоро она всем надоест. Когда в Академии впервые появились девушки, все тоже только эту новость и обсуждали...

— Ну да, — перебила Софена, — а потом всем надоело. Я всегда всем надоедаю. Всегда.

— Ты о чем? — Пиндар растерялся. Он не ожидал, что Софена вдруг проявит такую откровенность. Да еще с ним. До сих пор они практически не общались один на один.

— Да о том! — Она отвернулась, досадуя на себя.

— Софена, — мягко заговорил Пиндар, — ты совершенно не права. Никому ты не надоедала.

— Ну да, потому что никто мною и не интересовался.

— А Гальен? — спросил Пиндар.

Если бы они с Софеной и впрямь когда-либо общались по душам, Пиндару в жизни не пришло бы на ум задавать девушке подобный вопрос. Но он не знал. И спросил.

Софена вспыхнула до самых кончиков волос. Глаза ее пьяно загорелись.

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая