Заколдованная жизнь - Джонс Диана Уинн - Страница 8

• Предыдущая
• 8/46
• Следующая

К счастью, очень скоро появился дворецкий, он распахнул двери и объявил, что ужин подан. Гвендолен снова возмутилась.

– Почему это он не открыл дверь перед нами? – свирепо прошипела она Муру, когда все в беспорядке потянулись в столовую. – Почему мы должны пропускать вперед экономку?

Мур ничего не ответил – он из последних сил старался не отстать от сестры. Все расселись за длинным, празднично накрытым столом, и если бы Мура усадили далеко от Гвендолен, он наверняка упал бы в обморок от ужаса. К его облегчению, все обошлось, но ужин и без того был ужасен. Из-за левого плеча Мура постоянно возникали серебряные блюда с яствами, и, поскольку это происходило неожиданно, он каждый раз подскакивал, задевая тарелку. Но хуже всего было то, что он левша. Ему было не с руки орудовать ложкой и вилкой, ведь они лежали у него так же, как у всех остальных. Пытаясь поменять их местами, он ронял ложку, а решив оставить все как есть, проливал соус. Лакей неизменно повторял: «Ничего страшного, сэр», отчего Мур совсем сник.

С беседой дела обстояли не лучше, чем с трапезой. На дальнем конце стола громкоголосый человечек неумолчно тараторил об акциях, а там, где сидел Мур, рассуждали об искусстве. Мистер Сондерс, по-видимому, все лето пропутешествовал за границей. Он видел статуи и картины во всех европейских музеях и был от них в полном восторге. От волнения молодой человек то и дело с силой ударял по столу. Он взахлеб говорил о студиях и школах, кватроченто и голландских интерьерах. У Мура голова пошла кругом. Мальчик взглянул на худое, скуластое лицо мистера Сондерса и с благоговением подумал о множестве знаний, заключенных в этой голове.

Тут в разговор вступили супруги Крестоманси. Милли сыпала именами, которых Мур в жизни не слыхивал, а волшебник отзывался о них так, словно речь шла о его близких друзьях. Мур подумал, что, какими бы обыкновенными ни казались все прочие члены семьи, в самом Крестоманси не было ничего заурядного. У него были яркие черные глаза, притягательные, даже когда он выглядел рассеянным или задумчивым. А уж если речь шла о чем-то интересном, например об искусстве, то казалось, что сияние глаз Крестоманси заливает все его лицо. К огорчению Мура, дети волшебника тоже поддерживали разговор. Они так весело щебетали, словно бы действительно понимали, о чем идет речь.

Мур чувствовал себя ужасным невеждой. Неудивительно, что из-за этой беседы и внезапно возникавших серебряных блюд у Мура совершенно пропал аппетит (к тому же он имел глупость съесть все печенье, поданное к чаю). Насилу одолев лишь половину торта из мороженого, Мур завидовал сестре, с невозмутимым и даже высокомерным видом вкушавшей изысканные яства.

Наконец трапеза завершилась. Юных Чантов отпустили на свободу, и они удалились в роскошную комнату Гвендолен. Девочка со всего размаху плюхнулась на свою бархатную кровать.

– Какое ребячество! – воскликнула она. – Они выставляют напоказ свои знания, чтобы мы почувствовали себя ничтожествами. Мистер Нострум меня об этом предупреждал. Они пытаются скрыть свое малодушие. Какая жуткая у Крестоманси жена! А видел ли ты когда-нибудь более некрасивых и глупых детей, чем эти двое? Да, замок меня уже угнетает. Чувствую, скоро я все здесь возненавижу.

– Может, когда мы привыкнем, жизнь покажется нам не столь ужасной? – без особой надежды предположил Мур.

– Будет еще хуже, – пообещала Гвендолен. – С этим замком что-то не так. Я чувствую его дурное воздействие. Здесь есть нечто мертвящее, высасывающее из меня жизнь и магические способности. Я здесь задыхаюсь.

– По-моему, ты все выдумываешь, – возразил Мур, – потому что хочешь вернуться назад, к миссис Шарп.

Он вздохнул, поскольку сам по ней скучал. – Нет, не выдумываю, – упорствовала Гвендолен. – Кстати, замок давит так сильно, что даже ты можешь это почувствовать. Давай-ка сосредоточься. Разве ты не чувствуешь это омертвение?

Муру не пришлось особенно сосредоточиваться, чтобы понять, о чем говорит Гвендолен. Действительно, с замком творилось нечто странное. Сначала Мур подумал, что это всего лишь тишина, но он ошибся. В атмосфере ощущалась какая-то мягкость, а в то же время и тяжесть, как будто все слова и движения были придавлены огромной периной. Обычные звуки, например их голоса, казались очень тонкими и не давали эха.

– Да, немного странно, – согласился Мур. – Странно? Да просто ужасно! – роковым голосом произнесла Гвендолен. – Буду рада, если мне удастся выжить. – И, к удивлению брата, добавила: – Хотя я не жалею, что попала сюда.

– А я жалею, – признался Мур.

– Ну и кто бы, интересно, за тобой присматривал? – спросила сестра. – Ладно. Принеси мне колоду карт – ту, что лежит на туалетном столике. Вообще-то, карты волшебные, но если мы скинем все козыри, то сможем, если хочешь, поиграть в снэп[2].

Наутро рыжеволосая Мэри разбудила Мура, и его тотчас обволокла все та же тишина и мягкость. Неровные стены комнаты были залиты ярким солнечным светом. Даже теперь, когда Мур знал, что в замке полно людей, он не слышал ни звука. Казалось, и за окнами царит безмолвие.

«А, знаю, на что это похоже! – подумал Мур. – Так бывает, когда ночью выпадает снег». От этой мысли ему стало уютно и тепло, и он снова погрузился в сон.

– Эрик, тебе правда пора вставать, – затормошила его Мэри. – Я приготовила для тебя ванну, а уроки начинаются в девять. Поторопись, а то не успеешь позавтракать.

Мур вскочил. Мысль о ночном снегопаде настолько засела у него в голове, что он сильно удивился солнцу и почти летнему теплу. А выглянув в окно, Мур не поверил своим глазам: перед ним расстилались зеленые лужайки с цветами, над пышной листвой деревьев кружили дрозды. Мэри уже ушла. Это обрадовало Мура, ведь он еще не понял, нравится она ему или нет, да и боялся опоздать на завтрак. Наспех одевшись, он забежал в ванную и вытащил из ванны затычку. Потом сбежал вниз по винтовой лестнице и влетел в комнату Гвендолен.

– Ты знаешь, где мы завтракаем? – спросил он сестру.

По утрам она всегда бывала не в духе. Вот и сегодня, восседая на голубом бархатном стуле перед зеркалом с гирляндами, она свирепо расчесывала свои золотистые волосы. Это занятие постоянно выводило Гвендолен из себя.

– Понятия не имею, и вообще мне все равно! Замолчи! – огрызнулась она.

– Как ты нехорошо разговариваешь, – заметила Юфимия, быстро входя в комнату вслед за Муром. Она была очень даже симпатичной девушкой и, по-видимому, вовсе не считала свое имя обузой. – Мы ждем вас, чтобы подать завтрак. Идемте.

Гвендолен отшвырнула гребень, и они пошли вслед за Юфимией в одну из комнат дальше по коридору. Комната, квадратная и просторная, с большими окнами, выглядела довольно запущенной. Глаз отмечал потертую кожаную обивку стульев, пятна на зеленом ковре. Ни один из шкафов плотно не закрывался: отовсюду торчали заводные паровозики и теннисные ракетки. Джулия и Роджер в ожидании сидели за столом у окна. Их поношенная одежда вполне соответствовала беспорядку вокруг.

Мэри, тоже поджидавшая Гвендолен и Мура, воскликнула: «Ну наконец-то!» – и стала возиться с очень любопытным лифтом, спрятанным в особом шкафу у камина. Когда что-то лязгнуло, Мэри открыла дверцы лифта и вытащила оттуда большую тарелку с хлебом и маслом, а также дымящийся коричневый кувшин с какао. Она принесла все это на подносе к столу, и Юфимия налила каждому ребенку по кружке какао.

Гвендолен презрительно взглянула на тарелку с хлебом:

– И это все?

– А что еще тебе нужно? – поинтересовалась Юфимия.

В воображении Гвендолен проплыли овсянка, яичница с беконом, грейпфрут, тосты и копченая селедка. Не в силах выбрать что-то одно, она продолжала молча смотреть перед собой.

– Решай побыстрее, – не выдержала служанка. – Мне, знаешь ли, тоже пора завтракать.

• Предыдущая
• 8/46
• Следующая