Проклятие сумерек - Ленский Владимир - Страница 7
- Предыдущая
- 7/123
- Следующая
Ренье огляделся по сторонам. Кажется, незнакомца никто, кроме него, не замечает. Кругом жевали, болтали, пили, трясли стаканчиками с игральными костями, смеялись, ворчали. Когда Ренье снова посмотрел на дверь, там уже никого не было.
Аламеда почему-то долго не возвращалась, поэтому Ренье подозвал другую служанку, настроенную более благосклонно, получил наконец желаемое и вернулся к игре.
Тревога не отпускала Эмери целый день. С самого утра он улавливал ее в воздухе, и к вечеру ему уже стало казаться, будто весь город звучит нестройно и взволнованно, словно кто-то беспорядочно перебирает клавиши расстроенных клавикордов.
В конце концов Эмери не выдержал: невыносимо было сидеть в бездействии дома и ощущать, как беспокойство гудит кругом все более властно, точно ветер в каминной трубе. С наступлением сумерек Эмери собрался с силами и вышел на улицу.
Поиски брата Эмери начал с пары знакомых кабачков поближе к дворцовому кварталу и, когда его там не оказалось, дал себе слово немедленно вернуться домой. «Не буду же я бродить по городу всю ночь? – подумал Эмери. – В тридцать пять лет пора бы Ренье отвечать за себя самостоятельно».
Ночной город смотрел на него невидимыми глазами. Ветер вдруг оживал и вздымал остывшую пыль на камнях мостовой, а затем так же внезапно стихал: вдох-выдох, вдох-выдох.
Столица Королевства – как, впрочем, и любой большой город – время от времени превращалась в угрюмого монстра, и сегодня была именно такая ночь. Утром, когда хозяйки распахнут ставни и начнут переговариваться через улицу громкими голосами, все пройдет, но сейчас стоит глубокая, безмолвная ночь, и ее нужно как-то пережить.
«И что это меня вдруг понесло искать Ренье? Как будто других занятий у меня нет, только вызволять его из неприятностей!» – сердился на себя Эмери, нервно шагая по черной улице.
Редкие фонари горели тускло. На стенах домов шевелились тени, и каждое плохо закрытое окно хотелось основательно запереть прочными ставнями. Чудилось, будто небо не решается заглядывать на узкие улицы: выдавленное из города теснотой, оно скрылось в недосягаемой вышине.
Когда Эмери вошел в «Мышей и карликов», там уже вовсю кипела драка. На миг клубок дерущихся распался, и придворный композитор увидел на полу своего брата, с разбитым лицом и окровавленными кулаками. Ренье не в силах был подняться, он только шевелил руками и что-то гневно хрипел.
– Отойдите! – закричал Эмери, но его не услышали.
Он оттолкнул нескольких человек, увернулся от занесенного над ним кулака и ударил головой в живот какого-то жирного верзилу.
– Ренье!
Брат не слышал.
Какой-то человек с криком: «Нечистая игра!» – с размаху ударил Ренье сапогом в бок. Ренье медленно повернулся на бок и скорчился как гусеница.
Со всех сторон Эмери облепили какие-то люди, и каждый считал своим долгом стукнуть его – по голове, под дых. Эмери сразу понял, что драка эта не была обычной добродушной потасовкой, какие часто случаются в позднее время суток, когда хмель и удаль вдруг перекипают через край и настойчиво требуют выхода. Здесь дрались жестоко, норовя покалечить противника.
Придворный композитор, забыв о необходимости беречь руки, разбивал пальцы о чьи-то скулы и зубы. Он задыхался. Ренье скрылся из виду под грудой навалившихся сверху тел.
– Прекратить! Прекратить!
Зычные голоса прорезали общий шум. Несколько ударов древком копья отрезвили наиболее буйные головы. В кабачок вошли стражники.
Эмери не сразу сумел расцепиться с двумя выпивохами, которые дубасили его слева и справа одновременно, и вместе с ними получил основательный тычок в спину.
Эмери упал на пол и откатился к стене.
– А ну, всем сесть! – распорядился капитан стражи. – На лавку, в ряд. Живо! Живо!
Клубок дерущихся окончательно распался. Хватаясь за стены, за столы, друг за друга, драчуны трясли головами, ворчали, приходили в себя.
Наиболее медлительных стражники подгоняли не слишком любезными толчками.
– Шевелитесь!
Эмери осторожно сел на полу. Голова раскалывалась, перед глазами плавали мутные круги. Над ним нависла тень стражника. Тот неприязненно рассматривал Эмери, и придворный композитор осознал, что представляет собой чрезвычайно неприглядное зрелище: одежда разорвана, запачкана, лицо распухло.
– Вставай! – приказал солдат.
– Дай руку, – попросил Эмери. – Помоги мне.
– Ишь ты! – Солдат отошел и принужденно засмеялся.
Эмери остался сидеть, постепенно приходя в себя.
Хозяин заведения возник за плечом капитана ночной стражи, высовываясь, как чертик на пружинке, и затараторил.
– Вон тот, – он указал на Ренье, – напился. Со служанкой повздорил. Она на него не первый раз жалуется. И денег мне должен.
– Нечистая игра! – хрипло выкрикнул кто-то из выпивох.
Капитан недовольно повел плечом. Он прикидывал, кого из драчунов посадить под арест.
Эмери наконец с трудом поднялся и приблизился к капитану. Тотчас один из стражников остановил Эмери, уткнув ему в грудь древко копья.
– Это мой брат, – сказал Эмери, показывая на Ренье. – Я заберу его домой.
– Разгромил тут все! – выкрикнул хозяин.
– Я заплачу, – сказал Эмери. – Назовите сумму.
Хозяин закатил глаза к потолку. Ему хотелось еще поругаться, поэтому уступчивость Эмери разозлила его еще больше.
– Я его знаю. Вечно напивается, а потом беспорядок! – злобно бросил он.
– Я же сказал, что оплачу убытки, – повторил Эмери, трогая пальцем разбитую губу.
– Убытки? – Хозяин надвинулся на Эмери. – А вот клиентов он отваживает – это как?
– Тихо! – рявкнул капитан.
Он перевел взгляд на Эмери и несколько секунд пристально рассматривал его. Выражение лица капитана изменилось: было очевидно, что он признал в Эмери знатного человека.
– Что вы здесь делали? – спросил капитан куда мягче, чем прежде. В его тоне даже появились уважительные нотки, и солдаты, уловив эту перемену в поведении начальника, опустили копья.
– Пришел забрать отсюда моего брата, – сказал Эмери. – И оплатить убытки, как я и говорил. Мне не нужны неприятности.
– Они никому не нужны, однако же настигают нас денно и нощно… Там, на улице, мертвая женщина, – совсем будничным тоном произнес капитан.
Хозяин по-бабьи схватился за грудь и мелко задышал. Капитан повторил:
– Я хочу, чтобы хозяин заведения пошел со мной. Вероятно, женщина вышла отсюда, когда ее настиг убийца.
Хозяин засеменил вслед капитану. Эмери наклонился к Ренье.
– Ты можешь встать?
Ренье повел по сторонам странно посветлевшими глазами.
– Эйле, – вымолвил он, глупо улыбаясь. – Дети – это возмездие.
– Обопрись о меня, – сказал Эмери. – Пора уходить отсюда.
Вдвоем они выбрались из кабачка в темный переулок, где горело всего два фонаря: один – возле входа в кабачок и другой – на углу, в конце переулка.
Между этими двумя фонарями видны были факелы в руках у солдат. Фигуры капитана и хозяина кабачка, искаженные неверным светом факелов, уродливо гнулись над чем-то лежащим на мостовой.
– Нам в другую сторону, – сказал Эмери, увлекая брата подальше.
Но Ренье вырвался.
– Мы ведь подойдем и посмотрим?
Эмери заглянул ему в глаза и увидел там пустоту.
– Тебе что, любопытно?
Ренье не успел ответить – до братьев донесся горестный вопль хозяина:
– Аламеда!
– Аламеда, – заплетающимся языком проговорил Ренье. – Она меня терпеть не могла. Такая язва! – И вдруг ужас исказил его черты. – Она… мертва?
Он вырвался из рук брата и побежал, петляя от стены к стене, на свет факелов. Эмери быстро зашагал следом, кусая губы.
Девушка лежала на мостовой в странной, изломанной позе. Руки ее были неестественно вывернуты, из горла вырван кусок плоти. Судя по широкому темному следу, протянувшемуся по мостовой почти от самого кабачка, тело тащили, а потом бросили.
- Предыдущая
- 7/123
- Следующая
