Возвращение со звезд - Лем Станислав - Страница 6
- Предыдущая
- 6/54
- Следующая
– Куда пойдем? – спросила девушка. Она все еще держала меня под руку. Замедлила шаги. Полоса красного света скользнула по ее лицу.
– Куда хочешь.
– Тогда идем ко мне. Не стоит брать глидер. Это близко.
Мы двинулись прямо. Домов по-прежнему не было видно, а ветер, летящий из темноты, из-за кустов, был такой, словно там расстилалось открытое поле. Возле космопорта, в самом центре? Странно. Ветер нес слабый запах цветов, я жадно вдыхал его. Черемуха? Нет, не черемуха.
Потом мы оказались на движущейся дорожке; встали рядом – странная пара. Проплывали огни, иногда проскальзывали машины, словно отлитые из цельного куска черного металла, у них не было ни окон, ни колес, ни даже огней, и мчались они словно вслепую, с необычайной скоростью. Те движущиеся лезвия света били из узких вертикальных щелей, расположенных низко над землей. Я никак не мог разобраться, имеют ли они что-нибудь общее с уличным движением и его регулировкой.
Время от времени высоко над нами, в невидимом небе, нарастал и затихал тоскливый свист. Девушка внезапно сошла с плывущей полосы только затем, чтобы перейти на другую, которая помчалась круто вверх. Я вдруг взлетел куда-то высоко, воздушная поездка длилась с полминуты и закончилась на площадке, полной слабо пахнущих цветов, – мы поднялись на террасу или балкон погруженного в темноту дома будто по приставленному к стене конвейеру. Девушка вошла в глубину этой лоджии, а я, уже свыкшись с темнотой, улавливал в ней огромные силуэты соседних домов, лишенных окон, темных, словно вымерших, потому что не хватало не только света – не было слышно ни малейшего звука, кроме резкого шипения, с которым проносились по улице эти черные машины; после неоновой оргии космопорта меня поражало это, по-видимому, нарочитое затемнение и отсутствие неоновых реклам, но размышлять было некогда. «Где ты там? Иди!» – донесся до меня шепот. Я видел лишь бледное пятно ее лица. Она поднесла руку к двери, дверь открылась, но это была не комната, пол плавно поплыл вместе с нами. «Тут и шагу самому ступить нельзя, – подумал я. – Странно, что у них еще сохранились ноги», – но это была жалкая ирония, ее порождало мое непрекращающееся ошеломление, ощущение нереальности всего, что происходило со мной вот уже несколько часов.
Мы оказались не то в большом зале, не то в коридоре, широком, почти темном, – слабо светились только углы стен, покрытые полосами люминесцирующей краски. В самом темном углу девушка снова прикоснулась распластанной ладонью к металлической плитке в двери и вошла первой. Я зажмурился; почти пустая комната была ярко освещена – девушка шла к следующей двери; когда я подошел к стене, она внезапно раздвинулась, обнажая полки, заставленные множеством каких-то металлических бутылочек. Это произошло так неожиданно, что я невольно застыл на месте.
– Не пугай мой шкаф, – сказала девушка из соседней комнаты.
Я вошел вслед за ней.
Мебель казалась отлитой из стекла: креслица, низенький диванчик, маленькие столики – в их полупрозрачном материале медленно кружились рои светлячков, временами рассыпаясь, потом вновь сливаясь в ручейки, которые циркулировали внутри ножек, спинок, сидений, как бледно-зеленая, пронизанная розовыми отблесками лучистая кровь.
– Ну что же ты?
Она стояла в глубине комнаты. Кресло раскрылось, чтобы услужить мне. Я не выносил этого. Эта стекловидная масса не была стеклом – казалось, что садишься на надутую подушку, а посмотрев вниз, можно было неясно увидеть пол сквозь вогнутый толстый лист сиденья.
Когда я вошел, мне показалось, что стена напротив двери стеклянная и я вижу сквозь нее следующую комнату, заполненную людьми, словно там шел какой-то прием, но люди эти были неестественно высокими – и вдруг я понял, что передо мной телевизионный экран во всю стену. Звук был выключен; теперь, сидя, я видел огромное женское лицо, как будто гигантская негритянка заглядывала в комнату через окно; губы ее шевелились, она что-то говорила, а серьги величиной с тарелку дрожали бриллиантовым блеском.
Я устроился поудобнее в кресле. Девушка опуская руку вдоль бедра – живот ее и в самом деле казался отлитым из голубого металла, – внимательно смотрела на меня. Она уже не казалась пьяной. Может быть, и раньше мне просто померещилось.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Брегг. Эл Брегг. А тебя?
– Наис. Сколько тебе лет?
«Интересные обычаи, – подумал я. – Ну, что ж, видимо, так принято».
– Сорок, а что?
– Нет, ничего. Я думала, сто.
Я улыбнулся.
– Пусть будет сто, если ты так хочешь.
«Самое смешное, что это правда», – подумал я.
– Что выпьешь?
– Спасибо, ничего.
– Как хочешь.
Она подошла к стене, и там открылось нечто вроде небольшого бара. Она заслонила собой полки. Потом обернулась, неся поднос с бокалами и двумя бутылками. Чуть нажав бутылку, она налила мой бокал до краев – жидкость выглядела совершенно как молоко.
– Спасибо, – сказал я, – я ничего не хочу.
– Но ведь я тебе ничего и не даю?! – удивилась она.
Увидев, что я снова сделал ошибку, хоть и не понимая, какую именно, я пробурчал что-то себе под нос и взял бокал. Она налила из другой бутылки себе. Жидкость была маслянистая, бесцветная, она слегка пенилась и быстро темнела, будто от соприкосновения с воздухом. Наис села и, касаясь губами края бокала, равнодушно спросила:
– Кто ты?
– Kоль, – ответил я. Поднял бокал, чтобы присмотреться к нему, – это молоко было совершенно без запаха. Я не стал к нему притрагиваться.
– Нет, серьезно, – сказала она. – Ты думал, я в темную, да? Ничего подобного. Это просто кальс. Была с шестеркой, понимаешь, только вдруг дно стало отвратительным. Особенно-то стараться было не к чему и вообще… я уж собиралась выйти, когда ты подсел.
Кое-что я все-таки улавливал: видимо, я случайно сел за ее столик, пока ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал.
– Ты издали выглядел так… – она не могла найти нужного слова.
– Солидно? – подсказал я.
Ее веки дрогнули. Неужели и на них металлически пленка? Нет, это, наверно, краска. Она подняла голову.
– А что это значит?
– Ну… э… внушающий доверие…
– Ты странно говоришь. Откуда ты?
– Издалека.
– Марс?
– Дальше.
– Летаешь?
– Летал.
– А теперь?
– Вернулся.
– Но будешь снова летать?
– Не знаю. Наверное, нет.
Разговор как-то угасал – казалось, она уже немного раскаивалась в своем легкомысленном приглашении и мне хотелось облегчить ее положение.
– Может, я пойду? – спросил я, так и не прикоснувшись к напитку.
– Почему? – удивилась она.
– Мне казалось, что тебе… так будет приятнее.
– Нет, – сказала она, – ты думаешь… нет, отчего же… почему ты не пьешь?
– Я пью.
Это все же было молоко. В такую пору, при таких обстоятельствах! Я был изумлен, и она, наверное, заметила это.
– Что, не нравится?
– Это… молоко, – проговорил я. Наверно, вид у меня был совершенно идиотский.
– Да нет же! Какое молоко? Это брит…
Я вздохнул.
– Слушай, Наис… я, пожалуй, пойду. Правда. Так будет лучше.
– Так зачем же ты пил? – спросила она. Я молча смотрел на нее. Язык не так уж изменился – только я все равно ничего не понимал. Ничего.
Это они изменились.
– Как хочешь, – сказала она наконец. – Я тебя не держу. Но сейчас… – она смутилась. Хлебнула свой лимонад – так я мысленно назвал этот пенистый напиток, – а я опять не знал, что сказать. Как это все было сложно!
– Расскажи о себе, – предложил я, – хочешь?
– Хороню. А потом ты расскажешь?
– Да.
– Я в Кавуте второй год. Последнее время разленилась, не пластовала регулярно и… так как-то. Шестерка у меня неинтересная. По правде говоря, у меня… никого нет. Странно даже…
– Что?
– Что никого нет…
Снова сплошной мрак. О ком она говорила? Кого нет? Родителей? Любовника? Знакомых? Абс был прав – без восьмимесячной подготовки в Адапте я тут ничего не пойму. Но сейчас мне тем более не хотелось пристыженным возвращаться за парту.
- Предыдущая
- 6/54
- Следующая
