Чего хотят демоны - Зыков Виталий Валерьевич - Страница 37
- Предыдущая
- 37/59
- Следующая
Наоми вдруг пробудилась, тут же попробовала на него наброситься, ей было скучно, но в целом, он вынужден был признать, в сегодняшней обстановке его комнаты она разбиралась получше, чем он. Потом она завернулась в одеяло и снова попробовала соблазнить его своей грудью и тоненькой лодыжкой.
Этого он тоже побаивался. Помнил, как однажды ему привиделось, что он спит с женщиной, а потом выяснилось, что это какой-то на редкость неприятного вида цветок, который чувственно шевелился и делал такое, отчего ему потом не одну ночь снилось, что он сам превратился в ящера. Или в протозавра какого-то.
Наоми наконец-то отправилась на поиски еды. Пришлось ей помогать, отыскав холодильник. Этот прибор тоже находился в комнате почти всегда. В отличие от раковины, ванны или хотя бы душа. На этот раз в нём было много холодного морса со странным горьковатым привкусом, отличной сухой рыбы, кажется горбуши, а у дальней стенки стояло несметное количество банок с консервированной фасолью в томатном соусе. Он попробовал отыскать плиту или печь, но сегодня её не оказалось. Это было нестрашно, всё равно такого пайка он уже давно не доставал из своего холодильника, в последнее время частенько вынужден был есть такое, о чём и представления не имел.
Он привычно расположился за чем-то, смахивающим на чрезмерно большой разделочный стол без намёка на близко расположенные стулья или хотя бы табуретки. Хорошо ещё, что на нём нашлись ножи и глиняные тарелки. Наоми принялась наворачивать, словно не ела с рождения. А может, так и было, могло получиться, что она только сегодня ночью и появилась на свет, чтобы, соответственно, растаять без следа завтра. Хотя он и не любил об этом думать, ему хотелось представлять, что все те женщины, или карлики, или кошки с собаками, которые иногда у него в комнате оказывались, всё-таки где-то существовали даже после того, как исчезали из его… среды обитания. Так было спокойнее, что ни говори.
Женщины в последнее время «заглядывали» к нему частенько. Но лучше бы к нему забрёл кто-нибудь, кто мог стать ему другом, хотя бы на один день, чтобы просто поговорить, и на понятном языке, то есть по-русски, а не мартышкиными гримасами. Вот тогда бы он отвёл душу, наговорился впрок, даже, может, за комп не садился бы… Хотя и знал, что обязан это делать, потому что кто-то или что-то, определившее такое его существование, желало от него только придуманных слов на экране, требовало только сгенерированного в его мозгах текста, иногда нелепого, как и вся комната.
И он давно уже догадался, что выполнять это условие тут следует неукоснительно. Как однажды у него получилось, когда он почему-то с тоски решил халтурить, и его изрядно поколотило собственное рабочее кресло, за которым он сидел перед компом. К тому же если он писал как следует, с отдачей, по-честному, в холодильнике оказывалась еда получше, а иногда в углу стояла канистра пива. Только раз у него, загораживая край окна, выстроилась небольшая пирамида — внизу стояли две непомерные бочки с красным кислым вином, а на ней угнездился бочоночек настоящего бренди, вкусного и лёгкого в питии, как роса. Ох и надрался же он тогда! Даже спать два дня не ложился, чтобы эти бочки не пропадали… Но больше они не возникали, сколько бы он ни старался хлопать по клавишам с умом и всем своим умением.
Писать сегодня не хотелось, может быть, потому, что Наоми добилась-таки своего. Хотя он и опасался подвоха, но в сексуально озабоченный цветок она не превратилась, осталась почти такой же, какой была сначала. Только великовата для него всё-таки оказалась, хотя и старалась всячески использовать то, что у него имелось.
Когда она в очередной раз отправилась пожевать чего-нибудь из холодильника, он попробовал найти сигареты. На этот раз с куревом было неплохо, почти нормальные сигаретные пачки валялись на полу там и здесь, а на одном из ковриков отыскался даже горячий кальян с дурацкими шариками. Такие он тоже не любил, это вполне мог оказаться гашиш, от которого потом страдать приходилось не один день, но попробовать всё-таки стоило. Он попробовал, к счастью, это был клейковатый табак, безусловно табак, без всякой дури. И на том спасибо.
Наоми бодренько перетащила кальян в кровать и расположилась там курнуть, жестом предложив ему местечко рядом, и тогда он понял, что пора. Добрался до кресла, на этот раз с мощными подлокотниками, высотой чуть не с папское место, какое он когда-то видел в Пушкинском музее, резное и страшно неудобное. Комп уже подмигивал ему, показывая, что хард что-то грузит.
Это оказался не последний кусок романа, который он сочинял, и даже не одна из тех повестей, которые он обдумывал, а довольно странная программка, смахивающая на интернетский чат в режиме реального времени. Ну что же, раз так, он готов и пообщаться.
Сначала шли занудные, как во всех чатах, междометия и объяснения в любви и дружбе непонятных людей. Потом почему-то вывалился солидный объём откровенной порнухи, но сегодня он на неё и смотреть не стал, стоило ему только вспомнить Наоми. Если что-то и есть, отбивающее охоту к сексу, подумал он, так это порносайты. Они только каким-то уродам и могут пригодиться.
— Лучше бы я вызвал книжку какую-нибудь почитать, — проворчал он.
И вдруг эти слова сами написались на экране, словно давняя мечта графоманов — способность компа писать проговариваемый текст — воплотилась в реале. Причём выходило это на экране вполне сносно, даже точка в конце предложения имелась.
— Кто тут? А я здесь? — вдруг зелёными буквами написал комп.
Сам-то он любил писать чёрным по бирюзовому.
— Эй, ты не комп? — спросил он на всякий случай.
— Я — Сова. А какой у тебя ник?
— Нет у меня ника, но если тебе нужно прозвище, я просто… Литератор.
— Литератор? Ты смеёшься? С ним полгода мы все скопом пытаемся заговорить, а он… Или всё правда? Ты — это он?
Литератор подумал и вдруг неожиданно для себя стал цитировать один из недавних своих опусов.
— Это каждый может, — написалось на экране в темпе, в каком и он хотел бы писать, хотя неизвестно зачем, ведь от скорости письма качество текстов не зависит. — Ты что-нибудь новое скажи.
— «Я не помню, как влип в эту ситуацию, как она образовалась. Что сделало мою жизнь такой, какой я вынужден жить. Если бы мне удалось её поменять, я бы не задумываясь… Но, возможно, это вранье. Если бы всё началось сначала, я бы не сумел ничего поделать, и снова оказался здесь».
— Неплохо, — возникли слова зелёным цветом. — Слушай, Быстрощёлк, может, это в самом деле он?
— Всё равно не верю. Сова, давай спроси его о чём-нибудь.
— Литератор, а по-честному, где ты?
И тогда, может быть от отчаяния, он стал рассказывать, где живёт, как его лишили на сегодняшний день раковины и душа, что он видел за окном, каким ужасным показался ему взгляд предводителя грабительского отряда.
— Врёшь, — написала Сова, — у нас всё по-прежнему. Москва, декабрь, цены растут, и скоро выборы.
— У меня ещё пруд под окнами замёрз, а вчера на нём первый из рыбаков провалился в воду, — добавил Быстрощёлк курсивом. — Едва спасли.
— Я правду говорю.
Литератор подумал и принялся описывать Наоми, для верности поглядывая на неё. Она уже немного замерзла от сквозняка по линолеуму, закуталась в их общее одеяло, но кальяном дымила по-прежнему. Глаза у неё стали мутноватыми, должно быть, те шарики табака, которые он раскурил, превратились в нечто более крепкое.
— Парень, я тебе завидую, — проворчал Быстрощёлк. — Всегда мечтал, чтобы у меня такое случалось.
— Дурак, — отозвался Литератор. — Я бы хотел, чтобы было, как у вас — Москва, пруд с рыбаками и чтобы в холодильнике находилось только то, что я купил в магазине у живых продавцов.
— Это ты — дурак, — немедленно отозвалась Сова. — Та-а-акая жизнь, а тебе всего мало!
— Да не мало мне, а наоборот — много! Очень много, слишком много!
— Вот я и думаю, — вставил Быстрощёлк, — не Литератор это. Подстава! И ламер к тому же, у меня такое ощущение.
- Предыдущая
- 37/59
- Следующая
