Лишние Земли лишних - Старицкий Дмитрий - Страница 6

Те опять заржали в голос.

— Серьезней, дамы, сейчас вы пройдете новейшую систему охраны, построенную на физических принципах, открытых учеными всего несколько лет назад.

— Надеюсь, не британскими учеными,[63] — снова переливчато засмеялась чернявая «пионерка» по имени Роза.

— Нет, не британскими. Американскими, — с той же серьезной рожей продолжал читать свою лекцию охранник. — Главное, это не опасно для организма и совсем не больно. Но на всякий случай при прохождении завесы, которая будет внешне выглядеть, как серебристый целлофан, не дергайтесь и не шевелитесь. Лучше всего закройте глаза. Некоторые неприятные ощущения могут быть, но не сильные и не более тридцати секунд. И не у всех. Уверяю, это безопасней рентгена в аэропортах. Завеса пройдет весь автобус. Как завеса прошла — можете снова шевелиться и делать все, что вам заблагорассудится.

И снова обернулся ко мне и стал инструктировать:

— Заезжаешь на платформу. Глушишь мотор. Ждешь зеленого сигнала. Платформа сама поедет. Как остановилась, снова можешь заводиться. Понятно?

— Чего непонятного? Все просто, — ответил я ему, а сам подумал: может, пора уже обижаться?

— Ну тогда пошел, — похлопал он меня по плечу, на что я поморщился. Терпеть не могу амикошонства[64] от обслуги.

Завел мотор. В натяг въехал по пандусу на платформу, уперся колесами в ограждение и выключил двигатель.

Светофор на арке загорелся желтым, потом сменился зеленым, загудел за стенкой трансформатор, что-то негромко завыло на пределе ультразвука, и пространство внутри арки на мгновение прострелило красивыми разноцветными искрами. Затем оно как бы подернулось инеем и превратилось в занавесь, похожую на колышущееся расплавленное олово. Красиво и завораживающе. Прям «Звездные врата» голливудские. Я увидел отражение в этой завесе и автобуса, и себя за рулем в нем, как в павильоне кривых зеркал в парке культуры и отдыха. Еще их в моем детстве называли «Комнатой смеха». Но мне почему-то сразу стало не смешно. Даже немного жутко.

Ну надо же, блин горелый. Никогда даже не слышал о таких системах безопасности, хотя в этой области я, кажется, уже всякого навидался — подумал, глядя на надвигающийся, колышущийся слегка, кажущийся металлическим занавес.

Сначала в нем скрылся капот автобуса, как его отрезало, потом переднее стекло, потом я утонул в нем лицом, инстинктивно закрыв глаза. Почувствовал сначала на лице, а потом и во всем организме одновременно и жар, и холод. Что-то покалывающее скользнуло по щекам, пробегая к затылку…

Гул генератора внезапно исчез, и наступила тишина. Я почувствовал, как что-то непонятное так же облизнуло холодом спину и толкнуло вперед.

Новая Земля. Территория Ордена. База по приему переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа».

22 год, 22 число 5 месяца, понедельник, 9:01.

Открыв глаза и бросив взгляд в боковое зеркало заднего вида, увидел, что борт автобуса появлялся из ничего, просто из колеблющегося воздуха.

То же самое было в салоне. В центральное зеркало было видно, как мои «пионерки» выплывали из колеблющегося ртутного полотна с широко раскрытыми одуревшими глазами.

И было отчего одуреть, кроме чудес завесы.

Вместо громкой музыки и нарядной толпы на красочно разукрашенной VIP-площадке корпоративной вечеринки пятой в мире добывающей компании — такой же унылый бетонный зал, только построенный зеркально тому, из которого мы выкатились секунды назад.

Но непонятности, как оказалось, только начались. И дальше только множились.

Не дав мне опомниться, к автобусу подбежал охранник, но уже в форме песочной окраски, с американским автоматом на плече и малиновым беретом за погоном и заорал:

— Кому стоим! Куда тормозим! Съезжай скорее. Вон туда ехай, — он показал направление рукой: — По нарисованной линии. Ставь автобус на стоянку номер четыре. Вприпрыжку действуй, мне еще два автобуса принимать.

И пошел сам впереди капота ровно по белой линии, прерывисто нарисованной прямо на бетонных плитах толстой краской дорожной разметки, ведущей на гравийную стоянку — уже во дворе, у бетонной стены то ли склада, то ли бункера, не понять навскидку. Единственной определенностью были желтые деревянные щиты, прикрепленные на стене. Наш имел номер «4» и был на таком же щите аккуратно намалеван черной краской.

После того как автобус застыл на стоянке и я выключил мотор, все тот же охранник, только уже нацепивший на макушку свой малиновый берет, стал стучать в дверь. Я открыл ее рычагом, не вставая с водительского сиденья.

Охранник вошел в салон автобуса, выдувая из него прохладу кондиционера и впуская с собой внутрь духоту, запах пыли и сухой травы.

— Еще раз здрасьте. Всех вас со счастливым прибытием. У вас есть оружие, которое мне необходимо опечатать? Хождение с оружием по территории Базы запрещено. Но при выезде из Базы, на КПП,[65] вам его обязательно распломбируют, и оно будет снова готово к применению.

— Какое оружие?

— Нет у нас никакого оружия!

— Зачем нам оружие? — испуганно взвизгнули мои «пионерки».

— Мы глазками стреляем, — спокойным тоном подвела общий итог литовка Ингеборге.

— Тогда все еще проще, — широко улыбнулся охранник, перебегая сальным взглядом по девчатам. — Вам идти тут недалеко: вдоль стоянки направо, вторая дверь. Вещи можете спокойно оставить в машине. Все под охраной. У нас здесь не воруют. И еще раз добро пожаловать. Таких красивых девушек, да еще в таком количестве у нас давно не было. — После этого комплимента охранник вышел из автобуса и пошел обратно по белой полосе в те же вороте, откуда он нас вывел.

Кстати, таких ворот в этом длинном дворе был нехилый ряд.

Я вылез с водительского сиденья, почесал репу и, посмотрев на притихших девчат, попытался схохмить:

— Станция «Березай», кому надо — вылезай!

Шутки юмора не получилось. Девчонки смотрели на меня, как прихожанки на святого проповедника своей секты, и явно ждали откровений. А откуда мне их было взять, самого бы кто просветил, что тут, к бениной маме, происходит.

— Ты куда нас завез? — озабоченно взвизгнули с заднего сиденья, около кофемашины.

— Мне известно не больше вашего, — ответил им. — Пошли разбираться всем автобусом.

Вывел я в эту жуткую местную жару стайку своих «пионерок», чувствуя себя просто овчаркой при стаде. Посчитал этих овец по головам и повел вдоль стены.

Девчата, чертыхаясь, медленно враскоряку копытили шпильками гравий. Мне в мокасинах было намного легче, что, впрочем, не спасало от жары. А жарко было просто одуряюще. Нет, на Подмосковье это никак не похоже. Похоже больше на июль в Астрахани. На его тягуче-влажную такую, приморскую жару. С безжалостным солнцем, желающим немедленно выжечь всю воду из организма и иссушить мозг. И одновременно с ласкающим приморским бризом. Рубашка на мне сразу промокла на спине и в подмышках, несмотря на легкий шелковый пиджак.

Площадкой для корпоратива тут вообще и не пахло. Промзона, она и в Африке промзона. Вокруг был большой, пустоватый и неухоженный пыльный двор, окруженный высоким бетонным забором, оплетенным поверху «егозой»[66] на металлических кронштейнах. Посередине двора, засыпанного серым гравием, шла дорога, замощенная аэродромными бетонными плитами, которая упиралась в крепкие железные ворота. В щелях между плитами рядами выбивались пожухлые сухие стебли травы. Под забором, в высокой нескошенной траве, стрекотали какие-то насекомые, а вокруг порхали очень красивые бабочки, которых девчонки сразу стали ловить руками (пришлось приструнить). А в блеклом небе летало много птиц. Нет, это я неправильно выразился: птиц было неправдоподобно МНОГО. Впрочем, как и бабочек.