Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/82
• Следующая

— Подышим воздухом?

Предложение было дельное. Мы спустились во дворик. В этот ранний час здесь не было ни души. Нарком присел на лавочку под платаном, я примостился рядом. Ну?

— Меня уполномочили сообщить: Политбюро рассмотрело ваше заявление о возвращении в Новую Россию. В просьбе отказано.

Я хрустнул пальцами. Ожидалось, но все же…

— Одновременно принято решение предоставить вам и Антону гражданство Союза.

— Мне полагается что-то сказать? Как у вас в таких случаях?

— Выразить сердечную благодарность.

— Не хочу ругаться с утра.

— Ах, Илья Степанович! — Он покачал головой.

— Я подданный Новой России! Заявление о выходе из подданства и о вступлении в новое гражданство не подавал!

— Что с того? Вы стали подданным Алексея Второго, сохранив гражданство Российской Федерации. Чем мы хуже?

— А если в глаз? — поинтересовался я.

Он захохотал.

— Знаешь, чем ты мне нравишься? — спросил, отсмеявшись. — В Союзе меня боятся все, даже Генеральный секретарь. Твой Антон — и тот боится. Ты — нет!

— А должен?

— Ну!.. — Он развел руками. — Понимаю: считаешь себя незаменимым. Но мы можем это забрать, — он коснулся перстня на моем пальце, — и воспользоваться сами.

— С вашими ушами — до первого полицейского!

— Найдем с внешностью ари.

— Полицейский попросит предъявить документы. Вы не сможете подделать паспорт гражданина России — не владеете технологиями и еще долго владеть не будете. Попытка отыскать другого посредника завершится появлением очередного Аслана, который сдерет с вас семь шкур.

— То же самое я сообщил Политбюро. В связи с чем было решено создать вам наилучшие условия труда и быта. Пожелания есть?

— Водка, цыгане и бабы! Последних — побольше!

— Мало студенток?

— Они меня не любят.

— Перестань пить! Комсомолки не любят пьяниц.

— Нарвешься! — пообещал я.

— Смотри, чтоб не сам! Зачем смущаешь девушек рассказами об урожаях?

— Заложили? — сощурился я. — Позволь, догадаюсь? Вера?

— Психолог! — хмыкнул Родион. — Контрразведчик! Даша и Вера славные девушки: умные и пытливые. Наплел им с три короба, они решили проверить. Побежали на кафедру земледелия. Мне позвонил профессор…

— Возмущенный?

— Встревоженный. Это он составлял записку для ЦК. Ты, когда читал, гриф «Секретно» видел?

— Не обратил внимания. Что может быть секретного в урожаях?

— Для потенциального противника — ценная информация.

— Как будто они не знают!

— Знают, конечно. — Семенихин вздохнул. — Факт твоего знакомства с секретными документами и послужил причиной отказа в возвращении.

— Зачем мне их показали?

— Надеялись, что поможешь не только с лекарствами. Стороннему человеку видней, что у нас не так.

— Я об этом писал. Целый реферат.

— Предложенные тобой меры противоречат теории коммунизма.

— Ну и хрен с ней! Хотите жить в коммунизме, живите! Только я не подписывался! Отправьте нас домой! Обещаю секретов не выдавать!

— Дело не в них! Политбюро считает: в предстоящей войне ты станешь сражаться на стороне врага, а с учетом навыков, полученных тобой в Российской Федерации, нанесешь нам значительный урон. Я разделяю это мнение.

— Родион! — сказал я. — Ты же умный мужик! Если все знаете и понимаете, зачем война? Поднимайте урожайность!

— Для этого нужно сменить строй. Семьдесят лет мы отрицали частную собственность, три поколения выросли на этих идеях. Думаешь, легко поменять в одночасье? К тому же у перемен есть серьезные противники.

— Генеральный секретарь?

Он промолчал, но я понял, что угадал.

— В СССР такие препятствия устраняли…

— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал Семенихин. — Илья, это не роман и не кино, в жизни таким решениям противостоит много препятствий.

— Например?

— Честь и достоинство офицера, присяга, наконец. Ты слабо представляешь, что такое Генеральный секретарь в нашей стране. Тридцать лет он правит Союзом и в представлении людей стал богом. За один намек на заговор меня пристрелят мои же подчиненные! Курочкин — честный и бескорыстный человек, он искренне верит в коммунизм и желает своим людям добра.

— Поэтому отправит их на бойню?

Семенихин вздохнул.

— Сам ты думаешь иначе!

— Не надо меня агитировать! Ты знаешь, какое ведомство я возглавляю. Много лет мы засылаем агентов в Новую Россию. Знаешь, какая главная проблема возникает потом? Заставить их вернуться! Они не хотят на Родину! У вас несправедливое устройство, но жить легче и сытнее. Можешь считать это государственной изменой, но мне плевать, какой общественный строй будет у нас. Главное, чтоб людям было хорошо, чтоб они были сыты и довольны. Чтоб были равенство и справедливость.

— Я слышал подобное от одного жандарма.

— Зубов? — усмехнулся он. — Не удивительно. На таких должностях дураков не держат. Зубов, как и я, не хочет войны, однако она начнется. Решения принимаем не мы.

— Что потом? Установите коммунизм на завоеванной территории? Через год голодать будут все: где коммунизм, там всегда голод. Веи и без того вас не жалуют, а после такого возненавидят. Начнется партизанское движение, а это новые жертвы, разруха, болезни.

— Не уговаривай, Илья! — сказал он. — Сделай я то, на что ты намекаешь, ситуация не изменится. От нас по-прежнему будут требовать золото, делать все, чтоб мы отдали рудники и все ценное, что есть в Союзе. Не получится шантажировать хлебом — найдут другое средство. Разве не так? Ты в состоянии повлиять на политику царя?

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда спорить не о чем! Война… Войны кончаются не так, как надеются те, кто их развязывает. Посмотрим! Хочу предупредить: не вздумай бежать! Получится как в России — до первого полицейского. У вас с Антоном приметная внешность.

— Посты можно обойти.

— Без карты и знания местности? Не надо усложнять. Ты летаешь на самолете?

— Учился.

— Как долго?

— Совсем мало. Взлет — посадка, да и то с трудом.

— Достаточно. Командующий ВВС жалуется: катастрофическая нехватка кадров! Новый род войск, не успеваем готовить. Особенный дефицит в мотористах. Самолеты плохо готовят к полетам, они терпят аварии, гибнут пилоты. Ты ведь разбираешься в моторах?

— Любой, кто ездил на «Жигулях», разбирается. У них моторы сложнее ваших.

— Замечательно! Сейчас мы вернемся в квартиру, где вы с Антоном напишете письмо Генеральному секретарю. Поблагодарите за гражданство, выразите желание быть полезными Отечеству. Сообщите о своем умении ремонтировать моторы.

— Нас не отправят на завод?

— Это моя забота.

— Родион, — спросил я, — зачем ты это делаешь?

— Еще месяц твоей пьянки — и от меня потребуют принять меры. Тебя сошлют куда-нибудь в горы, где ты благополучно загнешься через год-другой. Это несправедливо. Спасение миллионов жизней заслуживает лучшей награды. Моя служба не знает сантиментов, но будем считать, что ты мне понравился. Мне интересны люди, которые на «ты» с жандармами враждебных стран. В определенной ситуации это может пригодиться. Держи! — Он достал из кармана «глок».

Я взял пистолет. На ствольной коробке аккуратной вязью шла надпись: «Князеву И. С. от правительства ССП». Я извлек обойму: заряжен.

— С такой надписью не посмеют забрать! — пояснил Семенихин. — Но постарайся без стрельбы!

Я кивнул и спрятал «глок» в карман.

— Антона, если хочешь, можешь оставить. Так безопаснее.

— Нет! — сказал я. — Вы его обязательно жените. Подсунете спортсменку, комсомолку или, того хуже, члена партии. Мне дорог мой товарищ!

— Тебе бы в цирке выступать! — сказал Родион, вставая. — Клоуном.

— Лучше тигром! — возразил я. — Прыгнул, рыкнул — и отдыхай!..

— Мы не можем держать прислугу, — сказал Рик. — Извини, Пров!

Мажордом почесал бакенбарды.

— Мы получаем пособие от казны, — продолжил Рик. — У меня — жалованье. Этого мало. Слуг придется рассчитать, в том числе и тебя.

• Предыдущая
• 50/82
• Следующая