То, что меня не убьёт...-1 - "Карри" - Страница 59
- Предыдущая
- 59/77
- Следующая
В тишине раздался саркастический голос:
— Прекрасная иллюстрация к моим словам о дружелюбии, — умница Инга выручала свою ученицу. — Запомните то, что вы сейчас видели. Завтра на первом уроке мы это обсудим. А сейчас ты, Стас, и ты, Алекс, помогите Егору добраться до спальни.
Двое старших, лет по пятнадцати, ребят стащили Егора со стола и поставили на ноги. Он уже приходил в себя, потому, видимо, что вспышка его злости была мгновенной и не отняла много сил.
— Минуту, — Инга направилась было к нему, чтобы привести возмущённое поле Егора в норму, но опоздала — Миль занялась этим сама. Инга подняла бровь и предоставила ей закончить, внимательно проследив за процессом.
— Ну, что ж, отлично. Кто с тобой работал, девочка? — осведомилась она. — А, помню, конечно же, бабушка. Класс, — повернулась она к ученикам, — кто понял то, что вы видели? Как, никто? Жаль… ну, что ж, не у всякого жена Марья… Прошу всех за мной.
Она круто развернулась — взметнулись её сине-золотые одежды — и быстро зашагала к переходу. Первокурсники потянулись за ней, как птенцы за наседкой.
Люди в столовой вернулись к своим разговорам и еде. Увиденное минуту назад вовсе не было здесь чем-то особенным — с учениками подобные неожиданности случались сплошь да рядом, на то она и учёба.
Вернулись к еде и сидевшие за соседним столом Игхар с однокурсниками.
— Игорёк, кого это Инга имела в виду под «женой Марьей»? — спросил, набивая рот, один из приятелей Игхара.
— Догони и спроси, Димон, — отмахнулся Игхар.
— Ну, ты же знаешь, ты этой новенькой вроде как родич? Это что, секрет? Кого, Игорь?
— Бабушку этой новенькой.
— А кто у нас бабушка? — не отставал тот.
— Марийса-хиз-Аххар-хиз-Грай-хиз-Владар.
И Димон подавился. А прокашлявшись, просипел:
— Предупреждать же надо…
Конечно, Миль ошибалась: первокурсников было намного больше, просто их разбили на классы примерно по десять человек, закрепив каждый класс за одним из профессоров. Набор проводился постоянно, дети поступали тогда, когда дозревали до инициации, а значит — каждый в свой час. Поэтому в каждом классе ученики были разновозрастные, каждый обучался по индивидуальной программе и переходил с этапа на этап, покидая один класс и попадая в более продвинутый по мере достижения успехов. К концу обучения ученики постепенно оказывались в классах с общим профилем программы: класс пирокинетиков, класс телепатов, класс целителей…
Никто не освобождал их и от базовой школьной программы. А ещё предлагались танцы, вокал, музыка во всех ипостасях — был бы талант — изобразительное мастерство… Проще назвать, чему не учили: тому, к чему не было способностей. В основе же всего обучения лежала наука выживания.
Был и несомненный плюс: на дом почти ничего не задавалось. Да и попробуй найди время для чего-то ещё, когда у тебя уроки — весь день, а в остальное время — тренинг за тренингом. Целители только успевали назначать то одному, то другому ученику «день покоя», когда ему не только запрещалось делать хоть что-нибудь, а и просто предписывалось активное безделье под бдительным присмотром целителя-старшеклассника, водившего своего подопечного и в столовую, и на прогулку, и спать его укладывавшего. В тяжёлых случаях назначалась «неделя покоя». А буде он упорствовал — учёба прерывалась для него на месяц и более. Бедолагу вывозили с территории лицея в дом клана или ещё куда — недалеко, но надёжно, потому что прикреплённый целитель следовал тенью и блокировал все попытки заняться чем-либо, кроме отдыха. Изменённые дорожили каждым.
Просторная, светлая, с высоким потолком спальня на двадцать пять кроватей и столько же тумбочек уходила вдаль — таким было первое впечатление. Потом взгляд отметил приятные оттенки покрывал и острые углы белых наволочек на парусниками стоящих подушках, цветные, косо падающие лучи из нарядных витражных окон — в лицее всюду были витражи, куда ни глянь — и их пёстрые проекции на застеленном пушистыми дорожками наборном паркетном полу. Тяжёлые, мягкие шторы, обрамлявшие окна, казались бархатными, и, скорее всего, таковыми и являлись, напомнила себе Миль. Золотисто-бежевый оттенок обоев дополнял тёплую цветовую гамму помещения, смягчая огромные размеры спальни. Правый от входа глухой простенок занимали зеркала в тяжёлых резных рамах, их растительному орнаменту с завитушками вторил декор светильников, развешанных над кроватями. Соседнюю комнату, гардеробную, занимали шкафы всё с тем же узором и вмонтированные в стену подъёмные гладильные доски со стоящими на полках утюгами и другими инструментами для работы над одеждой.
Кое-где на постелях и тумбочках красовались нарядные куклы и пушистые мишки-зайки. Но, как вскоре убедилась Миль, скорее для красоты и ещё чтобы было что в постель взять. Для игры с ними времени просто не было. В спальню девочки приходили… иногда — приползали… именно спать. И дежурный целитель строго следил, чтобы так оно и было, и свет гасили бы вовремя. А то, как ни странно, попадались жадные до учёбы ученики, находившие силы для занятий и ночью.
Восемь-девять уроков с утра, два-три вечером. Отбой в одиннадцать. Подъём в семь. Тяжело, особенно поначалу. Но страшно интересно! И тем интереснее, чем скорее изучение теории давало практический результат. У всех новичков начало было одинаковое: сперва они спешили понять, что умеют, затем учились этим управлять, потом специализировались и совершенствовались.
Миль, получившая начальное образование дома, быстро справилась с адаптацией. Всё-таки веды, в отличие от остальных людей, имели понятие о взаимодействии биополей и знали, как важно для общего комфорта уметь сдерживать проявления своих эмоций, даже если это не всегда и не у всех получалось. Одним из первых прививаемых им навыков был навык блокировки. Вроде простейшее упражнение, но как по-разному его усваивали ученики! Для Миль, например, стала откровением продемонстрированная ей возможность использовать блок для отведения чар поиска. Знай она об этом в день приезда, бедный директор не пострадал бы от её контратаки, не говоря уже о том, сколько сил она сама сэкономила бы на этом. И всё же, признавая неадекватность своего ответа на тот момент, в глубине души Миль сохраняла уверенность, что поступила тогда правильно. Несмотря на энергозатраты.
Это теперь, заметив рыскающие псевдоподии чьей-то злобности, она наловчилась притворяться пустым местом и оставалась необнаруженной. Или, если было настроение, отправляла по тем же опрометчиво раскинутым сенсорам какой-нибудь приказ. Как она выяснила, во всём Лицее никто так и не сподобился догадаться, что злобные намерения так чётко кем-то читаются. Пока она оставалась в классе Инги, тот же Егорка то и дело пытался ей мелко подгадить. Бабулино заклинание здесь не работало, но Егора выдавали оставленные им следы — Миль воочию их наблюдала. Однажды она их закольцевала, и пацану опять досталось: небольшие, но досадные неприятности преследовали его до тех пор, пока он не раскаялся — и в тот же миг кольцо распалось. А целители понять не могли, отчего это мальчик так часто травмируется: никаких чар вроде ведь не было. Это потом, когда он признался в попытке навести сглаз, стало ясно, что ему его вернули.
Забавно было видеть работающие заклинания, иногда они принимали видимые формы, все эти сообщения, приглашения, напоминания, сновавшие по коридорам и классам в виде птиц, бабочек, зайчиков, лент…
Первый семестр превратился для Миль в ряд контрольных тестов по начальной адаптации, первичной специализации, истории сосуществования видов, основам выживания в обществе. В начала адаптации входило обретение навыков самоконтроля и блокировки, а искусство обнаружения ауры и обращения с ней преподавали на старших курсах, как и биолокацию и основы целительства, потому что эти дисциплины требовали более зрелых организмов и более зрелой психики, с чем Миль, прекрасно помнившая, как её трепало при знакомстве с ними, в целом была согласна.
- Предыдущая
- 59/77
- Следующая
