Мечи и ледовая магия - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 14
- Предыдущая
- 14/48
- Следующая
– Поворачивай назад, поворачивай назад, самый замечательный из мужчин, к Стылым Пустошам, к Царству Теней и Смерти, потому что это единственный способ остаться в живых… Доверяй только луне. Не верь ничьим пророчествам, кроме моих. А сейчас – на север, на север, только на север…
И Фафхрд ответил во сне:
– Я не могу повернуть на север, я слишком устал. Люби меня, самая замечательная из женщин… А она хрипловато произнесла:
– Так должно быть, любимый. Ищи Смерть, чтобы спастись от него. Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине. Остерегайся солнца. Верь только луне. Жди от нее знака.
И в это мгновение сон отлетел от Фафхрда, и он тупо сел, услышав резкий вскрик Мышелова, и перед ним мелькнуло леденящее видение лица – узкого, прекрасного, с необычайно грустным бледно-фиолетовым лицом и с глазами, похожими на черные дыры. Еще он успел заметить призрачное тело, как бы обернутое черными крыльями.
А потом Мышелов схватил его за плечо и встряхнул, крича:
– Проснись, проснись! Не молчи!
Фафхрд потер лицо ладонью и пробормотал:
– Что случилось?
Присев рядом с ним на корточки, Мышелов заговорил торопливо, едва успевая переводить дыхание:
– Наши веселые светлячки вдруг забеспокоились и начали метаться вокруг мачты, как огни святого Эльма. Один начал кружить возле меня, словно назойливая оса, а когда я его отогнал, то увидел, что второй огонек летает прямо над тобой, задержался у талии, потом просто прилип к твоей шее. Твоя кожа вдруг стала серебристо-белой, бледной, как у покойника, а огонек превратился в объявший тебя светящийся саван. Я жутко испугался за тебя и прогнал его.
Замутненный взгляд Фафхрда отчасти прояснился, пока Мышелов говорил, а когда рассказ закончился, Фафхрд кивнул и сказал понимающе:
– Да, так и должно быть. Она много говорила о смерти и в конце сама стала похожа на покойницу, бедная пророчица.
– Кто говорил? – спросил Мышелов. – Какая пророчица?
– Мерцающая девушка, конечно, – ответил Фафхрд. – Ты знаешь, о чем я говорю.
Он встал. Его ремень скользнул вниз. Он широко раскрытыми глазами уставился на расстегнутую пряжку, потом поднял ремень и застегнул.
– Фафхрд, я не знаю, о чем ты говоришь! – возразил Мышелов, и его лицо внезапно помрачнело. – Девушка? Какая девушка? Мираж? Твоя эротическая фантазия? Или ты превратился в сумасшедшего лунатика?
Тут Фафхрд заговорил куда более резко и напомнил Мышелову, что именно он, Мышелов, еще недавно высказывал предположение, что блуждающие огоньки – это девушки и что хоть в них ощущается немалая примесь чего-то сверхъестественного, все же они могут обрести вполне материальное женское естество любого вида.
Мышелов постепенно признал справедливость слов друга, хотя его ум постоянно стремился уплыть в размышления о пузырящемся мироздании. Однако под нажимом Фафхрда Мышелов даже признался в своей встрече с огненно-рыжей мерцающей девушкой с красными, как киноварь, глазами, произошедшей прошлой ночью, – когда побратим увидел его охваченным пламенем, и после настойчивых расспросов припомнил те слова, которые слышал во сне.
– Значит, твоя рыжая красотка говорила о Жизни и утверждала, что на юге таятся бессмертие и рай, – задумчиво подвел итог Фафхрд, – в то время как моя темная милашка толковала о Смерти и о том, что мы должны повернуть назад, на север, к Царству Теней и Ланкмару. – И тут его охватило возбуждение, он изумился собственному прозрению, внезапно посетившему его. – Мышелов, я все понял! Их две пары, этих мерцающих девушек! Дневная пара (ты говорил с одной из них) – это дети солнца и посланницы мифической Страны Богов на Полюсе Жизни Невона. А ночная пара, заменяющая первую на период от сумерек до рассвета, – это служительницы луны, дочери Белой Охотницы, преданные Царству Теней, которое лежит в противоположном от Полюса Жизни конце мира.
– Фафхрд, подумай-ка вот о чем, – сказал Мышелов, возвращаясь из глубин своих мрачных раздумий. – Какими должны быть высота и диаметр каждой из водяных труб-смерчей, чтобы звезды на их дне были видны в каждой точке противоположной половины Невона (там, наверху, когда там наступает ночь)? Чем объяснить, почему звезды ярче всего в зените, так что ты отчетливо видишь каждую из них, не прибегая в двояковыпуклым линзам. Похоже, это доказывает, что некие божества должны… – Тут слова Фафхрда наконец проникли в его сознание, и он сказал уже не так отстранение:
– Две разные пары девушек? То есть всего их четыре? Фафхрд, я думаю, тут перебор в количестве. По правилу сабли Илдрика…
– Здесь две пары близнецов, – перебил его Фафхрд. – И именно это верное число, а другое будет ошибочным. Заметь себе, малыш, твоя солнечная девушка предсказывала, что нас ждет беда, хотя и обещала добро, – ведь как же можно достичь бессмертия и рая, если не смертью? Как можно попасть в Страну Богов, если не через гибель? Ведь обжигающие солнечные лучи – чисты они или нет, все равно гибельны и смертоносны. Но моя лунная девушка, тоже считая, что нас ждут несчастья, все-таки желает нам одного лишь добра – и сама она одновременно и добра, и холодна, как ночное светило. Она сказала в моем сне: «Поворачивай назад, к Смерти», и это звучит зловеще. Но ты и я жили рядом со Смертью десятки лет, и ни разу всерьез не пострадали, – а ведь она именно об этом и говорила:
«Это единственный способ остаться в живых. Ищи Смерть, чтобы избежать его!» Так что давай-ка поскорее поворачивать на север, как она посоветовала. Потому что если мы будем по-прежнему плыть на юг, забираясь все глубже и глубже в выжженные солнцем края («Остерегайся солнца!» – сказала она), мы наверняка погибнем, обманутые твоей фальшивой, лживой огненной красоткой. Вспомни-ка, от одного лишь ее прикосновения ты задымился! А моя девушка сказала: «Не доверяй ни одной пленяющей юностью и горящей страстью женщине», – и это подтверждает мои доказательства.
– Не вижу тут никаких доказательств, – сказал Мышелов. – Я люблю солнце и всегда его любил. Его всепроникающие лучи – лучшее из лекарств. Это ты любишь холод, ты, дикарь из Стылых Пустошей! Моя девушка была нежной и наполненной горячей жизнью, а твоя – уныла и мрачна, как оживший труп, сам же сказал. Кто поверит ее словам? Только не я. Кроме того, по правилу сабли Илдрика – если вернуться к нему, – простейшее объяснение всегда и есть самое лучшее, а заодно и самое изящное. Рядом с нами – всего две девушки, и с одной я говорил во сне, а с другой – ты, и вовсе не четверка их порхают вокруг нас, сбивая с толку и сменяясь на рассвете и на закате, к нашему и их собственному недоумению. Две девушки – только две! – выглядят совершенно одинаковыми внешне, медные днем, серебряные ночью, но при этом моя – ангел, твоя – смертоносная валькирия. И в снах это открылось.
– Ну, ты просто играешь словами, – решительно сказал Фафхрд. – И в придачу доводишь меня до головокружения своей болтовней. Мне-то все ясно: мы должны подготовиться сами и подготовить «Черный Гонщик» к развороту на север, как настойчиво советовала мне моя лунная бедняжка, к тому же не один раз.
– Но, Фафхрд, – возразил Мышелов, – мы уже пытались вчера повернуть на север, и тоже не один раз, и каждый раз терпели неудачу. Так почему же ты решил, ты, доверчивое ухо…
Фафхрд перебил его:
– «Верь только луне, – сказала она. – Жди от нее знака». Так что ты уж подожди, ради такого случая, и понаблюдай. Смотри на море и на небо, идиот, и поражайся.
Мышелов и вправду был поражен. Пока они спорили, сосредоточившись лишь на том, чтобы наносить и парировать словесные удары, гладкая поверхность Моря Звезд из ровной и блестящей стала мутной и неспокойной. Сильные толчки несколько раз встряхнули судно. Серебристые клубы пены внезапно прокатились по палубе – ураган разыгрался не на шутку, словно вырвавшись из-под чьей-то власти, порывистый ветер обдавал побратимов то горячим, то холодным воздухом. В небе наконец появились облака, быстро несущиеся одновременно с северо-запада и с востока, вся природа, казалось, опасливо съежилась, как бы ожидая неких зловещих событий, предвещаемых этим странным кипением в небесах. Два серебристых блуждающих огонька, похоже, разделяли эти опасения или предчувствия, поскольку они снова начали беспорядочно метаться, их серебряные кружева трепетали на ветру, они тонко пищали и встревоженно свистели в неестественной тишине и наконец разделились, – один поплыл к носу судна, на юго-восток, другой – к корме, на северо-запад.
- Предыдущая
- 14/48
- Следующая
