Журнал «Если», 2002 № 10 - Хейсти Роберт - Страница 2

Как сейчас помню: плотный коротышка с темными, густыми волосами и бегающими карими глазами. Он был в городе человеком новым и пришел на концерт вместе с соседом. Думаю, он совсем не собирался тревожить осиное гнездо. Просто заметил, что да, игра была блестящей, но рояль немного расстроен.

— И только? — удивился Билл, ошарашенный историей Френка, как и все мы.

— Вы представить не можете, как заводят музыкантов подобные вещи! С таким же успехом он мог сказать, что дирижер не выдерживает такт! Ссора все разгоралась, пока не образовались два вражеских лагеря: те, кто утверждал, что рояль был в полном порядке, и те, кто по зрелом размышлении заметил, что с инструментом было что-то не так. Наконец все вспомнили о магнитофонной записи концерта, и ленты были подвергнуты тщательному анализу с помощью осциллографов и звуковых генераторов.

— И все это лишь…

— Для нас это было важно! Так или иначе, результаты подтвердили заявление незнакомца. Некоторые ноты чуть фальшивили, но столь незначительно, что казалось, человеческое ухо не способно уловить это.

Френк помедлил, чтобы сделать глоток спиртного. Рефлекс стадности сработал, и все мы потянулись за стаканами, слегка позванивая кубиками льда. В небе, слева от нас, появилась крохотная светлая точка, пронизавшая звезды и удалявшаяся на запад. На какое-то мгновение она словно застыла в воздухе и тут же исчезла. Возможно, это был «Боинг-707», летевший так высоко, что звук двигателей до нас не доносился. Мы слышали только слабый гул грузовиков да лодочного мотора. «Все идет своим чередом, — подумал я. — К чему искать ведьм среди доярок?»

Френк поставил стакан на стол и сложил ладони домиком.

— Пока анализировались ленты, мы также старались побольше узнать о незнакомце. И обнаружили, что он необычайно точно умел читать по губам. И при этом был глух с самого детства.

— Что?! — заорали мы хором.

— Вот и мы, доложу я вам, отреагировали точно так же, — кивнул Френк. — Кроме того, мы были вне себя от злости, решив, что он сыграл с нами глупую шутку. Но когда мы прижали его к стенке, он страшно удивился. Сказал, будто понятия не имел, что мы не знали о проблеме с роялем. Тогда мы спросили его, как, во имя Господа, он догадался, что рояль расстроен.

— Как? — хмыкнул он. — Увидел по вашим лицам.

— Иисусе! — фыркнул Билл, осушив стакан. — Кто и когда слышал о чем-то подобном?!

— Я многому научился от этого чудака, — продолжал Френк. — Он показал мне, что человеку подается множество сигналов, которые не фиксируются сознанием, но как-то ощущаются. Самое главное — развить в себе уверенность в том, что вы их воспринимаете. Это больше, чем интуиция. Интуиция — все равно что обоняние. Это больше, чем вкус. Это знание. Ощущение, что ты всегда и все чувствуешь.

— И ты полагаешь, мы «читаем» выражение тысяч лиц и чувствуем неладное? — спросил Ролф так тихо, словно боялся быть услышанным.

— Ну же, смелее, — спокойно потребовал Френк. — То, о чем мы говорим, — это Конец Света, по крайней мере, конец того мира, который знаком нам. Вы же знаете: едва ли не с того самого дня, как человек научился говорить, обязательно находится какой-нибудь святоша, возвещающий Конец Света. Теперь же все словно в рот воды набрали. Потому что на сей раз это всерьез.

Мы кивнули и заерзали в креслах.

— Да, — согласился Ролф. — Именно так и есть. Просто выглядишь ужасно глупо, когда пытаешься толковать об этом вслух. Вы видите огромный огненный шар или что-то еще?

— Нет. Ничего подобного… Думаю, они уже в пути. Вторжение. Вряд ли будет много насилия или чего-то в этом роде. Просто появятся иные существа, и это уже будет не наш мир.

Что же, насколько я помню, после подобной реплики вроде и разговаривать стало не о чем. Мы наскоро опрокинули стаканы и отпра-' вились на покой. Только для меня эта ночь выдалась бессонной. Я был рад снова пуститься в путь. Даже не знаю, что на меня сегодня нашло. Я никогда не говорил об этом. Ни одной живой душе.

История Вечного Путешественника продолжалась почти весь полет. Должно быть, мы уже подлетали к Балтимору. Я взглянул на часы. Еще минут десять.

— И давно это было? — спросил я, собирая бумаги.

— Сейчас посмотрим… Новый Орлеан… месяца три-четыре назад.

— Ну и ночку вы, парни, провели! — ухмыльнулся я.

— Да уж, ничего не скажешь, — виновато понурился он.

Я собрал свои вещи и закрыл «дипломат». За окном — сплошной мрак. Должно быть, мы попали в густую облачность, но полет проходил очень гладко.

Ненавижу садиться в дождь, особенно ночью. Ненавижу запах мокрых пальто, ненавижу стоять в толпе под слишком узкой крышей, слушать шарканье шин по воде. И эти смазанные огни…

И, разумеется, ждать багажа приходится дольше.

Он смотрит на ленту транспортера с привычным смирением, выработанным годами. Остальные переминаются, поворачиваются при каждом шорохе, то и дело поглядывают на часы. Наконец появляются наши чемоданы.

— Не хотите взять такси на двоих? — спрашивает он. — Сегодня их совсем мало.

— Нет, спасибо. Я беру напрокат машину. Не собираюсь оставаться в городе.

— Вот как… — разочарованно бормочет он.

— Может, я вас подвезу? — спрашиваю я, смягчившись.

Он решительно рубит ладонью воздух.

— Не хочу вас затруднять.

— Бросьте, какие затруднения?

Мы берем чемоданы и шагаем по длинному коридору к автостоянке.

Маленький отель, где он остановился, оказывается в нескольких кварталах от центра. Это старый район, довольно убогий и в то же время уютный. Подобные островки прежней жизни остались в любом городе, и старые коммивояжеры знают каждый из них.

Дождь все еще идет, холодный и ровный. Мой спутник поднимает воротник, надвигает на лоб клетчатую дорожную шляпу, снова благодарит меня и счастливо бежит к двери.

Легкий отблеск света из вестибюля превращает дождевые струи в серебряные провода, и старик исчезает. Через несколько минут он будет сидеть в баре, в тепле и сухости.

Я останавливаюсь, чтобы закурить сигарету, глубоко затягиваюсь и направляю тонкую длинную струйку дыма на лобовое стекло, прежде чем снова выехать на улицу.

Мне давно уже было не по себе, но теперь я знаю точно. Они чувствуют. Разумеется, никто не знает, что мы уже здесь, но все понимают: что-то не так. И они определенно не готовы к нашему вторжению. Если мы появимся сейчас, они причинят себе вред, попытавшись сопротивляться.

Будет нелегко убедить остальных членов Команды Захвата, но ничего другого не остается. У нас нет ни малейшего желания уничтожить эту планету и живущих на ней людей. Но если дебаты с Командой продолжатся слишком долго, все будет кончено. В лучшем случае, мы едва успеем связаться с лидером Двенадцатым, чтобы остановить их. Чертов коммуникационный лаг! Сумеем ли мы когда-нибудь преодолеть эти административные барьеры? Хорошо еще, что мы решили встретиться, и группа из Каппадокии наконец согласилась приехать. Команда Захвата рассеяна по всему миру, и мы лишены возможности пользоваться нормальными каналами связи… Поэтому я не успею добиться согласия от всех участников, чтобы вовремя остановить вторжение.

Впрочем, может быть, все и обойдется. Что такое для нас один цикл? Но подумать только, что могут сделать с ними сто семьдесят два их года?! У них и без того чрезвычайно развито восприятие, даже рудиментарное чутье, хотя они совершенно ничего не знают о резонансах. Нам, возможно, придется ждать два цикла. В любом случае наша миграция сейчас немыслима.

Группа из Новой Зеландии не согласна. Группа с Галапагосских островов — тоже. Кое-кто не пришел к единому решению. Определенно, борьба будет нелегкой. А время! Время, которое мы теряем!

— Никогда не слышал ни о чем подобном. Неужели вы сомневаетесь, что мы сможем с ними справиться? Когда это у нас были трудности в общении с аборигенами?

Новозеландская группа дружно кивает.