Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи - Гейман Нил - Страница 29

• Предыдущая
• 29/167
• Следующая

Тем не менее цветы стояли там, куда их поставила Адель; и если месье Кабанель и выразил неудовольствие, скорчив гримасу, то мадам, казалось, ничего не поняла, поскольку улыбнулась с неопределенным и отчасти снисходительным видом, который принимают люди, которые не осознают смысла происходящего.

Мадам Кабанель была иностранка — англичанка, юная, хорошенькая и белокурая, как ангел.

— Дьявольская красота, — сделали заключение пьевронцы со смесью насмешливости и страха, ибо в эти слова они вкладывали гораздо больше значения, чем хотели показать.

Смуглые, худые и низкорослые, они не могли оценить округлых форм, высокого роста и свежего лица англичанки. Они никогда не видели ничего подобного, и поэтому в ее красоте для них было больше зла, нежели добра. Чувство, которое появилось при первом взгляде на мадам, только усилилось, когда все заметили, что хоть она и пришла на мессу вовремя, а это достойно похвалы, но не знала текстов служебника и крестилась неправильно. Поистине дьявольская красота!

— Тьфу! — сказал Мартин Бриоли, старый могильщик на небольшом кладбище. — С ее красными губами, розовыми щеками и пухлыми плечами она похожа на вампира, как будто всю жизнь попивала кровь.

Он изрек это однажды вечером с тяжелым вздохом осуждения, сидя в трактире «Вдова настоятеля». Мартин Бриоли считался самым мудрым человеком в округе, не считая господина кюре, мудрого в своей области, где был не сведущ Мартин, и месье Кабанеля, мудрого в своей области, в которой не были сведущи Мартин и кюре. Он знал все о погоде и звездах, о травах, которые растут на равнинах, и о пугливых диких животных, которые их поедают; он умел предсказывать и с помощью особого приспособления мог найти родник, скрытый глубоко под землей. Он также знал, где искать клад в сочельник, если ты достаточно быстрый и храбрый, чтобы войти в расселину в скале и вовремя из нее выйти; он собственными глазами видел Белых Дам, [7] танцующих в лунном свете, и бесенят, играющих и шаловливо прыгающих у пруда на опушке. И он точно знал, кто из жителей Ла-Креш-эн-Буа — деревни, с которой они враждовали, — мог быть оборотнем, и никто не сомневался в правоте его слов! Эти познания носили по большей части мистический характер; поэтому, если Мартин Бриоли плохо отзывался о ком-то, все подхватывали, если же он говорил о ком-то хорошо — на это не обращали внимания.

Фанни Кемпбелл, которая теперь была мадам Кабанель, ни в Англии, ни где-либо еще не смогла бы привлечь к себе столь пристального внимания, как в таком скучном, невежественном, а следовательно, кишащем сплетнями местечке, как Пьевро. За ее плечами не было никакой романтичной тайны; ее история была достаточно банальна и по-своему печальна. Будучи сиротой, очень юная и очень бедная, она служила гувернанткой. Хозяева поссорились с ней и оставили в Париже, не заплатив, совсем одну и почти без средств. Выйти замуж за такого человека, как месье Кабанель, она могла только мечтать. Прежде Фанни никто не любил, следовательно, ее с легкостью заполучил первый мужчина, который был с нею добр как раз тогда, когда ей грозила нищета. И она приняла немолодого поклонника, который больше подходил на роль отца, чем мужа, с чистой совестью и искренним желанием как можно лучше исполнять супружеские обязанности, не считая себя мученицей или жертвой, подчинившейся жестоким обстоятельствам. Она не знала ни о красивой экономке Адель, ни о ее маленьком племяннике, которому хозяин любезно позволил жить в своем доме и которому кюре давал уроки. Возможно, если бы она знала о них, то дважды подумала бы, прежде чем решиться жить под одной крышей с женщиной, составившей свадебный букет из маков, гелиотропа и ядовитых цветов.

Главной чертой мадам Кабанель был добрый нрав. О нем говорили округлые, мягкие черты ее лица и фигуры, добрые синие глаза и неизменная безмятежная улыбка. Все это еще больше раздражало и без того вздорных французов и тем более вызывало отвращение у Адель. Казалось невозможным рассердить мадам или догадаться, что она оскорблена, когда экономка, по обыкновению, говорила с ней с глубоким презрением; Адель не прекращала попыток поставить мадам на место. Но та принимала надменную сдержанность Адель и то, что она дерзила и продолжала играть роль домоправительницы, с неизменным добродушием; то и дело благодарила Адель, что она так любезно взяла на себя все обязанности по дому.

Благодаря спокойной и размеренной жизни, когда все способности Фанни в некотором роде впали в спячку, когда она наслаждалась существованием, столь отличным от полной лишений и тревог жизни последних лет, как и следовало ожидать, расцвела ее красота, Фанни посвежела и окрепла. Ее губы стали краснее, щеки розовее, плечи еще более пухлыми, чем когда-либо; но пока она расцветала, жители деревушки стали болеть, и даже старики не могли припомнить, чтобы за сезон столько людей заболело и умерло. Хозяин тоже немного прихворнул, а малыш Адольф заболел очень сильно.

Эпидемии болезней в неосушенных деревнях обычное дело во Франции и Англии; французские дети, к сожалению, умирают постоянно. Но Адель это представлялось чем-то сверхъестественным, и, забыв о своей привычке к сдержанности, она взахлеб говорила с каждым встречным и поперечным о таинственной болезни, поразившей Пьевро и дом Кабанеля. Она полагала, что это больше, чем просто болезнь, но не могла ни дать ей название, ни найти средство, которое вылечило бы ее маленького племянника. Она говорила, что творятся странные дела и что в Пьевро с недавних пор все изменилось к худшему. Жаннетт нередко замечала, что Адель сидит, глядя на англичанку с убийственным выражением красивого лица, переводя взгляд со свежего личика и пышного тела иностранки на бледного, чахлого, исхудавшего ребенка. Потом Жаннетт рассказывала, что этот взгляд Адель заставлял ее стынуть от ужаса.

Однажды ночью Адель, словно не в силах больше терпеть, примчалась в дом старого Мартина Бриоли, чтобы тот объяснил ей, что происходит и как от этого избавиться.

— Дело в том, мадам Адель, — сказал Мартин, перетасовав засаленные гадальные карты и выложив их на стол по три, — что тут нечто большее, чем видят люди. Кто-то видит только, что бедный малыш вдруг заболел, это вполне возможно. И в этом нет никакого вреда, причиненного человеком? Господь посылает болезни всем нам и делает мое ремесло прибыльным. Но маленького Адольфа поразил не Господь. Я вижу пожелание злой женщины!

Он снова перетасовал карты и нетерпеливо их разложил. Морщинистые руки дрожали, он произносил слова, которые Адель не могла разобрать.

— Да защитят нас святой Иосиф и все святые! — воскликнул он. — Иностранка, англичанка, та, которую называют мадам Кабанель, — она не законная мадам! О горе!

— Говорите, папаша Мартин! Что вы имеете в виду? — воскликнула Адель, хватая его за руку.

Ее черные глаза смотрели дико, ноздри раздувались, губы — тонкие, изогнутые, трепещущие — раздвинулись, показав маленькие квадратные зубы.

— Повторите ясно, что вы сказали!

— Бруколак! [8] — низким голосом произнес Мартин.

— Я так и знала! — воскликнула Адель. — Я так и знала. Ах, мой Адольф! Будь проклят тот день, когда хозяин привел в дом этого белолицего дьявола!

— Неспроста эти красные губы, мадам Адель, — продолжал Мартин, кивая головой. — Посмотрите на них — они блестят от крови! Я говорил это с самого начала, и карты сказали то же самое. Я вытащил червы и пиковую даму в тот вечер, когда хозяин привез ее, и сказал себе: «Ха-ха, Мартин! Ты на верном пути, парень, на верном пути!» И, мадам Адель, я ни разу с него не свернул! Бруколак! Вот что говорят карты, мадам Адель. Вампир. Смотрите — и увидите, смотрите — и увидите, и поймете, что карты говорят правду.

— А когда мы поймем, Мартин? — хриплым шепотом спросила Адель.

Старик снова перетасовал карты.

— Когда мы поймем, мадам Адель? — переспросил он, растягивая слова. — Вы знаете старый пруд у леса? Старый пруд, где шныряют гномы и где Белые Дамы ломают шеи тем, кто натолкнется на них в лунном свете? Может, Белые Дамы поступят так же с английской женой месье Кабанеля? Кто знает?

• Предыдущая
• 29/167
• Следующая