Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна - Леблан Морис - Страница 16

• Предыдущая
• 16/39
• Следующая

Не отвечая, он позвонил.

— Дежурного офицера, — приказал кайзер.

Появился совсем еще бледный граф Вальдемар.

— Ах, это ты, Вальдемар? Ты в порядке?

— Приказывайте, сир.

— Возьми с собой пятерых… Все тех же, поскольку ты в них уверен. Вы не оставите ни на минуту этого… этого господина в одиночестве до утра, — он посмотрел на часы, — до завтрашнего утра, до десяти часов… Нет, даю ему время до полудня. Ты пойдешь с ним, куда он ни пожелает, сделаешь все, что он велит сделать. Короче, будешь полностью в его распоряжении. В полдень я к вам присоединюсь. Если ровно до полудня он не вручит мне требуемую пачку писем, ты посадишь его в автомобиль и, не теряя ни секунды, отвезешь обратно, прямо в тюрьму Санте.

— Если же он попытается сбежать?

— Действуй, как велит долг.

И кайзер вышел.

Люпэн взял со стола сигару и упал в кресло.

— В добрый час! Такая программа решительно нравится мне.

Граф позвал своих людей и сказал Люпэну:

— Шагом марш!

Люпэн закурил сигару и не пошевелился.

— Свяжите ему руки! — приказал граф. И, когда это сделали, повторил: — Вставайте! Шагом марш!

— Нет.

— Это еще что?

— Я думаю.

— О чем?

— О том, в каком месте может быть тот тайник.

Граф подскочил:

— Как так! Вы еще этого не знаете?

— Клянусь душой! — усмехнулся Люпэн. — Самое смешное во всей этой авантюре — что у меня нет ни единой мысли о том, где находится знаменитый тайник, ни даже представления, что надо сделать, чтобы его найти. Что вы на это скажете, дорогой Вальдемар? Самое смешное, не правда ли? Ни малейшего представления!

Руины Вельденца, хорошо известные всем, кто побывал на берегах Рейна и Мозеля, включают в себя то, что осталось от старинного феодального замка, построенного в 1277 году архиепископом Фистингеном, а также, рядом с огромным донжоном, разрушенным войсками Тюренна, нетронутые стены обширного дворца в стиле Возрождения, в котором великие герцоги де Де-Пон жили в течение трех столетий. Этот дворец и пострадал во время восстания подданных Германна II. Пустые проемы окон таращатся мертвыми глазницами со всех четырех фасадов. Деревянная обшивка, обои, большая часть мебели были сожжены. Нога ступает здесь по обугленным брусьям паркетов. Тут и там сквозь разрушенные потолки проглядывает небо.

За два часа, в сопровождении своего экскорта, Люпэн успел обойти всю постройку.

— Я всецело доволен вами, дорогой граф, — заявил он под конец. — Мне ни разу, наверно, не приходилось встречать такого сведущего, а главное — молчаливого провожатого. А теперь, если вы не против, пойдемте обедать.

На самом деле Люпэн не сумел ничего узнать сверх того, что было ему известно с первой минуты, и его тревога по этой причине непрестанно росла. Чтобы выйти из тюрьмы и, главное, поразить воображение своего высокого гостя, он прибегнул к чистейшему блефу, притворяясь, что все разузнал и что теперь оставалось лишь искать то место, с которого следовало начинать поиск.

«Дело плохо, — говорил он себе уже не раз. — Дело плохо — хуже не может быть».

Обычная ясность суждений при этом не помогала ему. Его угнетала неотступная мысль о неизвестном убийце, чудовище, которое, как он знал, по-прежнему следовало за ним по пятам. Как сумела эта таинственная личность напасть на его след? Как узнала о его выходе из тюрьмы и поездке в Германию? Благодаря волшебной интуиции? Или получаемых ею точных сведений? Но в этом случае какой ценой, какими обещаниями или угрозами добывала такие сведения?

К четырем часам пополудни, однако, после новой прогулки по развалинам, в течение которой Люпэн внимательно осмотрел каждый камень, измерил толщину стен, разглядел форму и размеры каждого предмета, он спросил:

— Не осталось ли здесь кого-нибудь из слуг последнего великого герцога?

— Вся тогдашняя прислуга разъехалась кто куда. Оставался только один старик, по-прежнему живший в этой местности.

— Оставался? Его больше нет?

— Он умер два года назад.

— И не оставил детей?

— У него был сын, который женился и был изгнан, так же, как его жена, за позорное поведение. После них остался младший из их детей, девушка-подросток, которую зовут Изильдой.

— Где она живет?

— Здесь, в крайних помещениях служб. Ее дед служил посетителям гидом в то время, когда замок привлекал еще их внимание. Маленькая Изильда с тех пор всегда жила в этих руинах, где ее терпели из жалости; это несчастное создание, едва умеющее говорить и не понимающее, о чем лепечет.

— Она всегда была такой?

— Кажется, нет. Только к десятилетнему возрасту разум оставил ее.

— Вследствие пережитого горя, может быть? Или испуга?

— Как мне говорили, без особой причины. Отец был алкоголиком, мать покончила с собой в припадке безумия.

Люпэн подумал и заключил:

— Я хотел бы ее увидеть.

На устах графа появилась странная улыбка.

— Конечно, это можно.

Девушка действительно оказалась в одной из комнат, которые ей оставили. Люпэн был удивлен, увидев крошечное существо, худенькое и очень бледное, но почти хорошенькое, с золотистыми волосами и тонкими чертами лица. Ее глаза цвета зеленой воды сохраняли туманное, мечтательное выражение, как у слепого.

Он задал ей несколько вопросов; на одни Изильда не ответила, на другие отзывалась бессвязными фразами, словно не понимала смысла ни тех слов, которыми к ней обращались, ни тех, которые произносила сама. Он стал настойчивее, осторожно взяв ее за руку, ласковым голосом продолжая спрашивать о том времени, когда она, вероятно, еще была в своем уме, о ее дедушке, обращаясь к воспоминаниям, которые могли воскресить в ее сознании годы раннего детства, прожитые на свободе среди величественных руин. Она, однако, молчала, с неподвижным взором, может быть несколько взволнованная, но такое волнение не могло пробудить задремавшего разума.

Люпэн попросил карандаш и бумагу. И написал на чистом листке три цифры: «813».

Граф усмехнулся, не таясь.

— Ах! Что вам в этом кажется смешным? — с раздражением воскликнул Люпэн.

— Ничего… Ничего… Мне даже интересно… Очень интересно…

Девочка посмотрела на протянутый ей листок и отвернулась с рассеянным видом.

— Не действует, — насмешливо заметил граф.

Люпэн написал пять букв: «АПООН».

Изильда встретила их с тем же безразличием.

Люпэн, однако, не отступился. Несколько раз он начертал те же буквы, оставляя между ними различные интервалы. И каждый раз внимательно следил за ее лицом.

Она не шевелилась, глядя на бумагу остановившимся взором, с равнодушием, которое ничто, казалось, не могло уже нарушить. Но вдруг, при очередной попытке, схватила карандаш, вырвала из рук Люпэна последний листок и, словно под действием внезапного озарения, вписала в оставленный интервал между буквами два больших «Л».

Он вздрогнул.

Слово приобрело теперь законченный вид: «АПОЛЛОН».

Изильда не выпускала, однако, карандаша и бумаги и, судорожно сжимая пальцы, с напряженным выражением лица старалась подчинить свою руку нетвердой подсказке расстроенного разума. Люпэн лихорадочно ждал. И она торопливо, словно в галлюцинации, изобразила еще одно слово: «Диана».

— Еще слово! Еще одно! — воскликнул он требовательно.

Она мучительно вертела в пальцах карандаш, сломала грифель, нарисовала обломанным концом большое «Ж» и, обессиленная, выпустила карандаш.

— Еще слово! Так надо! — приказал Люпэн, схватив ее за локоть.

Но увидел по ее глазам, опять безразличным, что мимолетное прояснение не могло более к ней вернуться.

— Пойдемте отсюда, — сказал он немцам.

Он уже удалялся, когда она пустилась за ним бегом и преградила ему путь. Он остановился.

— Чего ты хочешь?

Она протянула открытую ладонь.

— Чего? Денег? Разве она привыкла просить милостыню? — спросил он графа.

• Предыдущая
• 16/39
• Следующая