Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт - Страница 63

В красностенном Нагогрисе Люди Бивня начали убивать друг друга. Почти сразу после того, как Священное воинство добралось до Шайгека, шайгекские вельможи отправили посланцев к Икурею Конфасу, предложив сдать город в обмен на покровительство императора. Конфас немедля снарядил туда генерала Нумемария с отрядом кидрухилей. Однако вследствие некой необъяснимой ошибки ворота оказались захвачены крупным отрядом туньеров, которые тут же, не теряя времени, принялись грабить город. Кидрухили попытались вмешаться, и на улицах города разгорелось сражение. Когда генерал Нумемарий встретился под белым флагом с Ялгротой Гибелью Шранков, великан размозжил ему голову. Смерть генерала внесла путаницу в ряды кидрухилей, а ярость светлобородых воинов подорвала их боевой дух, и кидрухили отступили из города.

Но никто не пострадал сильнее, чем фанимские жрецы.

По ночам, в свете костров из чужих реликвий, айнрити использовали жрецов для пьяных потех — вспарывали им животы и водили, словно мулов, на поводьях из собственных кишок. Некоторых ослепили, некоторых удавили, иных заставили смотреть, как насилуют их жен и дочерей. Иных сожгли заживо. Множество людей сожгли, обвинив в колдовстве. Вряд ли нашлось бы хоть одно селение, в котором нельзя было наткнуться на изувеченного жреца, валяющегося в пыли или со знанием дела приколоченного к могучему эвкалипту.

Так прошло две недели, а затем — внезапно, как будто была нарушена некая мера — безумие схлынуло. В конечном итоге, погибла лишь часть населения Шайгека, но путнику невозможно было проехать и часа, не наткнувшись на мертвеца. Вместо скромных лодок рыбаков и торговцев на оскверненных водах Семписа теперь покачивались раздувшиеся трупы, и течение несло их в Менеанорское море.

Наконец-то Шайгек был очищен.

Отсюда, со смотровой площадки, зиккурат казался куда выше, чем с земли. Но то же самое можно сказать о многих вещах — постфактум.

Добравшись до вершины ненадежной лестницы, Келлхус принялся разглядывать окрестности. На север и на запад тянулись возделанные земли. Келлхус видел орошаемые поля, ряды платанов и ясеней и селения, казавшиеся издалека грудой битых черепков. Неподалеку высилось несколько зиккуратов поменьше, скреплявших сеть каналов и дамб, что уходили к затянутому дымкой гигантскому откосу. На юге, за зиккуратом Палпотис — так его назвал Ахкеймион, — взору Келлхуса предстали группки болотных гинкго, что стояли, словно согбенные часовые, среди зарослей песчаных ив. За ними блестел под солнцем могучий Семпис. А на востоке он видел красные полосы на зеленом фоне — свежепротоптанные тропинки и древние дороги, идущие среди тенистых рощиц и залитых солнцем полей. И все они вели к Иотии, темневшей на горизонте. Шайгек. Еще одна древняя страна.

«Древняя и огромная, отец… Тебе она тоже видится такой?» Он посмотрел вниз, на лестницу, дорожкой протянувшуюся по гигантской спине зиккурата, и увидел, что Ахкеймион все еще тащится по ступеням. Под мышками и на воротнике его белой льняной туники проступили пятна пота.

— А мне казалось, ты говорил, будто в древности люди верили, что на вершинах этих штуковин живут боги! — крикнул Келлхус. — Почему ты мешкаешь?

Ахкеймион остановился и нахмурился, оценив оставшийся путь. Тяжело дыша, он попытался улыбнуться.

— Потому, что в древности люди верили, что на вершинах этих штуковин живут боги…

Келлхус усмехнулся, затем повернулся и принялся разглядывать изрядно пострадавшую от времени площадку на вершине зиккурата. Древнее жилище богов пребывало в не лучшем состоянии: разрушенные стены и валяющиеся каменные глыбы. Он осмотрел куски изображений и неразборчивые пиктограммы. Видимо, это были останки богов…

Вера воздвигла эти ступенчатые рукотворные горы — вера давным-давно умерших людей.

«Так много трудов, отец, — и все во имя заблуждения».

Однако Келлхус не видел особого различия между древними заблуждениями и идеями Священного воинства. В некотором смысле это была более масштабная, хоть и более эфемерная работа.

За месяцы, прошедшие после выступления из Момемна, Келлхус заложил фундамент собственного зиккурата, постепенно, незаметно завоевав доверие сильных мира сего, возбудив подозрение в том, что он нечто большее — куда большее, — чем просто князь. С неохотой, подобающей мудрости и смирению, он в конце концов принял роль, которую ему навязывали другие. Учитывая все сопряженные с этим сложности, Келлхус изначально намеревался действовать осторожнее, но столкновение с Сарцеллом вынудило его ускорить развитие событий и пойти на риск, которого при ином раскладе он постарался бы избежать. Даже теперь — Келлхус это знал — Консульт следит за ним, изучает его и размышляет над его растущим влиянием. Ему нужно прибрать Священное воинство к рукам прежде, чем терпение Консульта истощится. Нужно построить зиккурат из этих людей.

«Ты тоже их видишь — ведь правда, отец? Это ведь за тобой они охотятся? Именно из-за них ты меня и вызвал?»

Оглядев окрестности, Келлхус увидел человека; тот гнал быков по тропинке в гору, подгоняя их через каждые три-четыре шага. Он увидел согбенные спины крестьян, трудящихся на полях, засеянных просом. В полумиле отсюда он увидел отряд айнритийских всадников, едущих цепочкой через желтеющую пшеницу.

И любой из них мог оказаться шпионом Консульта.

— Сейен милостивый! — воскликнул Ахкеймион, добравшись до вершины.

Что станет делать колдун, если узнает о его тайном конфликте с Консультом? Келлхус понимал, что нельзя допускать вмешательства Завета — во всяком случае, до тех пор, пока он не будет располагать такой силой, чтобы говорить с чародеями на равных.

Все так или иначе сводилось к силе.

— Так как эта штуковина называется? — спросил Келлхус, хотя он ничего не забывал.

— Великий зиккурат Ксийосера, — отозвался Ахкеймион, все еще тяжело дыша. — Одно из чудес Древней династии… Впечатляет, правда?

— Да, — согласился Келлхус с вымученным энтузиазмом. «Ему должно стать стыдно».

— Тебя что-то беспокоит, — спросил Ахкеймион, упершись руками в колени. Он повернулся, чтобы сплюнуть с края зиккурата.

— Серве, — произнес Келлхус с таким видом, словно неохотно в чем-то признавался. — Скажи, пожалуйста, как ты думаешь, способна ли она…

Он изобразил нервное сглатывание.

Ахкеймион отвернулся к подернутому дымкой пейзажу, но Келлхус успел заметить промелькнувшее на его лице выражение ужаса. Нервное поглаживание бороды, участившийся пульс…

— Способна на что? — спросил колдун с притворным безразличием.

Из всех душ, которыми завладел Келлхус, мало кто был полезен больше, чем Серве. Похоть и стыд оказались кратчайшими путями к сердцам людей, рожденных в миру. С тех пор как он подослал Серве к Ахкеймиону, колдун старался расплатиться за прегрешение, которое сам едва помнил, множеством разнообразных способов. Как оказалось, старинная конрийская поговорка полностью соответствует действительности: нет друга великодушнее того, который соблазнил твою жену. А великодушие — это именно то, что ему нужно от Друза Ахкеймиона.

— Да нет, ничего, — отозвался Келлхус, покачав головой. — Наверное, все мужчины боятся, что их женщины продажны.

Некоторые возможности стоит разрабатывать постоянно, а некоторые нужно оставлять и давать им дозреть.

Стараясь не смотреть Келлхусу в глаза, колдун застонал и потер поясницу.

— Я становлюсь слишком стар для этого, — сказал он с притворным добродушием.

Потом откашлялся и еще раз сплюнул.

— Как говорит Эсми… Эсменет. Она тоже часть игры.

После стольких месяцев тесного общения Келлхус знал Ахкеймиона куда лучше, чем сам Ахкеймион. Люди, любившие колдуна, — Ксинем и Эсменет — часто считали его слабым. Они старались делать вид, будто не замечают его дрожащих рук или болезненного выражения лица и говорили о нем с почти родительским стремлением защитить. Но Друз Ахкеймион — Келлхус знал это — был куда сильнее, чем считали все, и прежде всего сам Друз Ахкеймион. Некоторые люди растрачивали себя на непрестанные сомнения и размышления, до тех пор, пока не начинало казаться, что у них вообще нет облика, за который они могли бы ухватиться. Некоторых людей словно бы отесывал грубый топор мира. Испытывал.