Глиняный конверт - Рубинштейн Ревекка Ионовна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/22
• Следующая

«Вот это жизнь! — думал мальчик. — Она полна опасностей и разных приключений». А что у него? Каждый день утром он идет в школу, отвечает урок, пишет на глиняной табличке и учит новый урок к следующему дню. Скучно. Ну ничего, отец говорит, что через два года, когда Наби-Син кончит школу, он будет помогать отцу. Тогда и он, Наби-Син, будет ездить в далекие страны, с которыми ведет торговлю отец. Он попадет и в страну Хатти, расположенную в горах, где добывают серебро, в царство Угарит на берегу Великого моря Заката[5]. Оттуда везут медь, высокие, ровные стволы ливанских кедров и пурпурные ткани, из которых делают дорогие одежды. Пожалуй, это будет еще интереснее, чем путешествие Рибамили по одной реке. Только раньше надо кончить ученье. Ну что ж, ради этого можно потерпеть.

Но сейчас об этом не стоит думать. Его мечта осуществилась— он едет с отцом в далекий город Мари, о котором он так много слышал от отца. И школа, неприятности, уроки — все забыто! А сейчас они приближаются к небольшому городу, расположенному у самого берега. У пристани стоит множество различных судов. Баржи Белидинама и его компаньона Наратума подошли к причалу. Сидящий на носу раб спрыгнул на берег и привязал баржи к столбам. К купцам спустился в лодку чиновник и потребовал у них таблички с разрешением на вывоз товаров. Затем он пересчитал мешки, проверил, что в них лежит, и пошел к главному начальнику. Вместе с ним отправился и сам Белидинам. Все было в полном порядке, и разрешение двигаться дальше было получено. Белидинам облегченно вздохнул, когда они отчалили от пристани и снова пошли вверх по реке.

— Сегодня все быстро окончилось, — сказал он Наратуму. — Не всегда бывает удача. Иногда чиновники так придираются, что на сутки задерживают суда.

— Мы же недаром ходили в храм к жрецу, чтобы узнать, можно ли выехать в намеченный нами день и нет ли плохих предсказаний, — ответил Наратум.

— Да, день был выбран удачно. Жрец сказал, что расположение звезд благоприятствует началу путешествия по торговым делам... Не помешал, конечно, и мешок с финиками, который я подарил начальнику... — прибавил Белидинам.

Наби-Син не принимал участия в этих разговорах. С самого начала путешествия для него все дни были удачными и счастливыми. Только что он сидел на носу, смотрел, как отчаливают, а теперь снова примостился около Рибамили.

— Смотри, мальчик, на город, пока он совсем не скроется из виду, и прощайся со своей страной! Отсюда начинаются чужие земли.

— Наконец-то чужие земли! — У Наби-Сина загорелись глаза. — Мы совсем уже далеко от дома!

— Скоро еще дальше будем, — ответил Рибамили.

Много дней уже плывет Наби-Син по реке, и все не надоело ему любоваться берегами. Селения стали совсем редко попадаться. Зато зеленые рощи были повсюду.

— Рибамили! — спрашивал Наби-Син своего друга.— Смотри, как здесь много деревьев, почему же финиковые пальмы так редко встречаются? У нас мало деревьев, но зато кругом целые рощи и сады из пальм.

— Финиковая пальма боится холода, — ответил Рибамили,— здесь финики не успевают созревать.

— Какой холод? Жарко так, что днем дышать трудно!

— Это летом стоит зной. А зимой тут дуют холодные ветры и даже иногда выпадает снег.

— Снег?! — удивился Наби-Син. — Что это — снег? Какой он? Я никогда не видел снега.

— Ты не мог его видеть, Набия. У нас в Бабили никогда не бывает снега. Он идет вместо дождя, когда холодно. Маленькие белые пушинки падают на землю и сразу тают. А в горах, когда зима наступает, они лежат на земле и покрывают ее белым одеялом. Будешь ездить в горы на север, тогда увидишь.

Широко раскрытыми глазами смотрел Наби-Син на рулевого, внимательно слушая все, о чем говорил старик.

— Рибамили, — попросил однажды Наби-Син, — расскажи, как ты жил, когда был маленьким.

— Давно это было, сынок, я уж не помню, сколько мне лет. Еще не родился наш царь Хаммурапи, правил тогда его дед Апильсин... — Рибамили помолчал. — Отец мой всю жизнь был бедняком. Мать вместе с ним работала в поле, братья им помогали...

— А ты, Рибамили?

— Я тогда совсем маленьким был. Не помню ни отца, ни братьев и дома своего не видел никогда.

— Как это? Ни дома, ни отца не знаешь?!

— Слыхал, есть такая пословица: «Бедняк живет ценою своих детей».

— Ценою детей? Я не понимаю.

— Это значит, что, если бедняку нечего есть, он продает своих детей. Отец продал моих братьев богатым купцам. Я их никогда не видел.

— И тебя потом продали?

— Нет, меня не продавали. Отец взял зерно у купца, в долг дал купец. Отец посеял зерно, а Адад, бог бури, послал страшный ураган на наше поле. У всех хлеб погиб. Плохой урожай собрал отец и не смог заплатить купцу долг. Тогда хозяин забрал мою мать в залог. Сказал купец: «Вернешь долг — отпущу жену». Я тогда совсем маленьким был, хозяин меня вместе с матерью взял. Так я никогда на свободе не был — всю жизнь раб.

— Разве хозяин не отпустил тебя и мать через три года?

— Нет! Отец не смог отдать купцу зерно, что брал в долг.

— Как же так? — удивился Наби-Син. —Мы же читали в школе таблички с законами. Там сказано: если хозяин взял за долги жену или сына должника, то через три года он должен отпустить их на волю.

— Это теперь такие законы. А раньше, при Апильсине и при Сумулаэле, отце царя, этого не было. Кто попал за долги в рабство, тот всю жизнь рабом останется.

— Значит, Хаммурапи такой закон придумал? Отец говорит, он справедливый царь, хороший!

— Цари все хорошие, да мы этого не видим. А закон? Нам, рабам, все равно, есть он или нет его.

— Ну как это — все равно! — горячился Наби-Син. — Подумай сам, ты бы не был теперь рабом. Вы бы с матерью через три года вернулись домой.

— А через год опять в кабалу бы попали. Есть нечего было— опять купец за долги забрал бы мать и меня.

— Как же это? Хаммурапи велел написать на табличках, что сильный не должен обижать слабого... А ты говоришь...

— Написать все можно. Много лет я живу на свете, только ни разу еще не видел, чтоб богатый человек кого-нибудь боялся. Сила у него в руках, что хочет, то и делает.

— Надо царю жаловаться. Отец говорит, Хаммурапи сам жалобы разбирает. Он слушает, что читает писец, и сам все решает. Кто виноват, того царь наказывает.

— Отец правду говорит. Ты говоришь, жалобу надо написать царю. А кто умеет писать? Бедняк не может это сделать. Он не учился в школе.

— А писец?

— Писцу заплатить надо. Он даром ничего не делает. Вот ты и подумай, Набия, чьи жалобы разбирает царь, кому законы помогают жить. Понял?

Рибамили умолк. Он направил ладью ближе к берегу, где, натягивая веревки, с трудом передвигались рабы и тащили суда. Суда доверху были наполнены тяжелым грузом, и люди, изнемогая от усталости, шли, мерно покачиваясь и напрягаясь изо всех сил. Иногда какой-нибудь раб нагибался так низко, что, казалось, он сейчас упадет. Но он вытирал пот, катившийся с него градом, выпрямлялся и шел дальше. Когда становилось совсем невмоготу, рабы затягивали заунывную, монотонную песню—это помогало им идти. Они пели о том, что дорога длинная, ладья тяжелая, что веревка натерла грудь, и солнце опалило их голые спины, и ветер пустыни несет им навстречу свое горячее дыхание, и идти им нужно еще много дней по топким берегам, потому что далек путь от Бабили до Мари.

Наби-Син вслушивался в слова этой грустной песни и с жалостью смотрел на рабов. Он думал над словами Рибамили.

Ведь, правда, в школе у них учатся только дети богатых людей. Среди них нет ни одного бедного мальчика. Всё сыновья купцов, военачальников, царских чиновников. Вот у Кулалума отец простой писец, но разве он плохо живет? Кулалума никогда не продадут в рабство, как Залилума. И Наби-Син вспомнил своего товарища. Каким он был веселым вначале, когда его привели к ним в дом. А как он был грустен, когда они в последний раз играли в школу. Теперь и Залилум будет всю жизнь рабом, как Рибамили. Наби-Син вздохнул:

• Предыдущая
• 13/22
• Следующая