Этот несносный Ноготков - Белов Лев - Страница 2

• Предыдущая
• 2/46
• Следующая

— Мы, кажется, не совсем поняли друг друга, — вежливо улыбнулся собеседник Филиппа Ивановича.

— А тут, собственно, и нечего понимать, — пожал плечами профессор. — Туманно было до Баха, а когда он доказал, что в процессе спонтанного окисления энергия, необходимая для активизации молекулярного кислорода, доставляется самизу: окисляемым телом, все стало совершенно ясно. А что вы, милостивый государь, между прочим, окончили?

— Э-э-ээ... как вам сказать, — стушевался гость, — в настоящее время я имею честь руководить кафедрой... э-э-э...

— Ах, так вы просто меня разыгрываете, — рассмеялся профессор. — Я понимаю, что руководитель кафедры должен, конечно, знать, насколько важное значение перекисная теория Баха приобрела в развитии наших представлений о химизме дыхания.

Бидите ли, — уже виновато улыбнулся гость, — тот Бах, Иоганн Себастьян Бах, гениальность которо...

— Иоганн да еще Себастьян? — перебил Филипп Иванович. — Я же говорю об академике Алексее Николаевиче Бахе, биохимике!

— А я — о немецком композиторе и органисте, о том самом, которому Одоевский посвятил свою романтическую новеллу.

— Декабрист Одоевский, Александр Иванович Одоевский?

— Нет, нет, не декабрист,— ответил гость, — а его, кстати говоря, однофамилец — Владимир Федорович.

Спустя минуту они оживленно обсуждали судьбу Александра Порфирьевича Бородина. При этом Филипп Иванович старался в доступных выражениях рассказать о сути докторской диссертации Бородина под названием «Об аналогии фосфорной и мышьяковой кислот в химическом и токсикологическом отношении», а коллега Елены Петровны пытался втолковать Филиппу Ивановичу, в чем именно заключается гениальность Бородина как автора оперы «Князь Игорь». К счастью, на этот раз речь шла об одном и том же человеке.

Узнав об этом инциденте, Елена Петровна ахнула.

— Не знать, кто такой Бах?! — возмутилась она. — Да ведь твоя жена преподает в музыкальном училище! Ты позоришь меня!

— Что-о-о? — возмутился Филипп Иванович. — Я позорю тебя?! Да знаете ли вы, милостивая государыня, что институт, которым имеет честь руководить ваш покорный слуга, получил задание...

Тут Филипп Иванович прикусил язык, и вовремя это сделал.

— Что же ты замолчал? — тихо спросила Елена Петровна.

— Видишь ли, дорогая, — медленно произнес Ноготков, — есть тайны, о которых не должна знать даже безумно любимая супруга.

— А Инфочка? — ехидно поджала губы Елена Петровна. — Инфочка, о здоровье и самочувствии которой ты справляешься чуть ли не каждый день? Ее ты посвящаешь во все секреты?

Ощутив на себе полный ярости взгляд Елены Петровны, Ноготков сначала улыбнулся, а затем расхохотался. Елена Петровна успела выйти из комнаты, хлопнув дверью, а Филипп Иванович все еще продолжал хохотать. Наконец он успокоился, зашел в свой кабинет и, подняв телефонную трубку, набрал номер.

— Варвара Никаноровна? Добрый день. Как себя чувствует Инфочка? Что? Когда? Какой удар! А какая была температура? Значит, не перенесла... Да-а-а. Сейчас еду. Ах, какое горе!

— Ты куда собрался? — спросила Елена Петровна, когда ее муж был готов открыть дверь парадного.

— В институт, — хмуро ответил он. — Погибла Инфочка.

— Рыдать я не собираюсь, — ледяным голосом произнесла жена.

— Эх, ты, — покачал головой Филипп Иванович. — Фуга.

Быть может, Варенька стала бы актрисой, поскольку руководитель школьного драматического кружка пророчил ей будущность на ролях комических старух. Но слепой случай изменил направление ее помыслов.

Когда однажды летом Варенька направлялась в театральное училище, крепко держа в руках упакованный в бумагу и свернутый в трубочку аттестат зрелости, ей встретилась старая цыганка. Мгновенно уцепившись костлявыми пальцами за плечо девушки, она заявила, что обязательно погадает и предскажет судьбу.

— Так я же все равно в эти штучки не верю! — рассмеялась Варя.

— Раньше, любезная красотка, ты не верила, а сегодня поверишь!

— Сочиняете? — улыбнулась Варенька.

— Ничего я не сочиняю, — обиженно произнесла цыганка, — я чистую правду говорю, раскрасавица ты моя! — И, не теряя лишнего времени, цыганка провела пальцами по ладони Вареньки, а затем быстро затараторила: — Линии руки твоей говорят о том, что ты проживешь долгую и красивую жизнь, от женихов отбоя не будет. Были у тебя, голубка, в жизни большие неприятности. Правда?

— Правда, — невольно вырвалось у Вареньки, вспомнившей, как на уроке химии она разбила колбу с дистиллированной водой и в тот же день поссорилась со своей подругой Тоней Скалкиной.

— Но были у тебя и радостные минуты! — заявила гадалка.

— Точно! — ахнула Варенька, живо вспоминая случай с Жорой Брехунцовым, передавшим ей на уроке химии самую настоящую любовную записку, которую он подписал: «Твой навсегда Жобре».

— Но в твоей долгой и красивой жизни, — продолжала ворожея, — на днях наступит очень серьезный момент — червонный король и дама пик будут принимать у тебя вступительные экзамены.

— Откуда вы все это... — удивилась было Варенька, но тут в ее голове мелькнула страшная мысль — выходит, что она, комсомолка Нарзанова, начинает верить в мелко-мелкобуржуазные предрассудки? Какой позор! — Откуда вы все это взяли?! — гневно произнесла Варенька и выдернула руку из цепких пальцев цыганки.

— Я все знаю, — нахмурилась гадалка. — Экзамены ты провалишь и останешься, ненаглядочка моя, с пустыми хлопотами!

— Какие экзамены? — саркастически усмехнулась Варенька, мысленно решив утереть нос цыганке. — Я и не собираюсь их сдавать.

— А что же ты собираешься делать? — растерялась ворожея.

— На работу устраиваться! — выпалила Варенька.

— А куда же это ты, раскрасивая красотка, устраиваешься?

— А вот сюда! — отчаянно блеснула глазами Варенька, не подозревая, что делает решительный поворот в своей жизни, и ткнула пальцем в вывеску, которую она только что заметила над крыльцом.

Через несколько секунд Варенька входила в стеклянные двери, над которыми и висела писанная бронзовой краской табличка:

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ИНСТИТУТ ЦИТОЛОГИИ

На вопрос, что она умеет делать, Варенька ответила просто:

— Вообще-то ничего, но люблю возиться со всякими колбами.

Ее приняли лаборанткой только потому, что в штатном расписании не было должности ученицы.

Сначала ей было, конечно, трудно. Она проявляла излишнюю осторожность при переноске колб, не всегда правильно выполняла указания руководителя лаборатории, но постепенно привыкла к своей работе и даже полюбила ее. По совету своего начальника она засела за популярную, а затем и за специальную литературу. И если на первых порах она путала англичанина Гука и голландца Левенгука, протоплазму и цитоплазму, а шаровидные тельца под названием р и б о с о м ы именовала «рыбы-сомы», то уже через какой-нибудь годик могла прочесть целую лекцию о строении клетки, легко оперируя такими терминами, как «хроматин», «вакуоль», «митохондрия» и «эргастоплазма». Лекцию она прочла своей маме, после чего та хвастала соседке, что ее дочь — доктор.

Когда Варенька научилась обращаться с электронным микроскопом УЭМВ-100 и выяснила, что, кроме микронов, существуют еще и десятитысячные их доли — ангстремы, ею овладела жажда новых знаний. Она подала документы в университет.

День поступления Филиппа Ивановича на работу совпал с торжеством по случаю вручения Варваре Никаноровне диплома об окончании биологического факультета. А еще через месяц в институте отметили два новых события — назначение Варвары Никаноровны на должность младшего научного сотрудника и Филиппа Ивановича — на пост заведующего лабораторией имитации.

Почему лаборатории дали столь странное, название, еще не знал никто, но с первых же дней ее деятельности туда можно было проникнуть только по особому пропуску, который тщательно проверял явно военный человек в сугубо гражданской одежде.

• Предыдущая
• 2/46
• Следующая