Разочарованный странник - Стенвалль Катя - Страница 6

• Предыдущая
• 6/59
• Следующая

Стоял ноябрь, самое начало, но было так тепло, так солнечно! И такое всё вокруг было праздничное, как на открытке. Мороженое в разноцветных киосках, красные байдарки, туристы в белых штанах. Огромные жёлтые розы на клумбах. Я знала, что в Санкт-Петербурге люди уже переоделись в зимние пуховики с капюшоном, а Мариехамн всё ещё напоминал праздник середины лета. И вдруг в один день всё закончилось. Небо заволокло плотными серыми тучами, подул ветер, и стало так холодно, что впору доставать китайский пуховик.

А вот этого у меня как раз и не было: пуховика или какой-нибудь другой тёплой одежды. Когда я уезжала из дому, стоял невероятно жаркий июль. Не тащить же с собой всё то, что годами лежит на антресолях: шубу, валенки, плащ-палатку, «седло большое, ковёр и телевизор». Я подумала, что всю эту скучную зимнюю ерунду можно будет купить когда-нибудь потом, в следующей жизни, а пока что не стоит этим заморачиваться.

И вот он наступил. Холод. В то утро я посмотрела в окно и не поверила своим глазам. Синее море стало сиренево-чёрным, а вокруг мотались на ветру растрёпанные серые ясени. Я надела три свитера и пошла на работу.

Самое неприятное за границей — это заболеть. Особенно, когда ещё только приехал и ничего не знаешь. Заурядная осенняя простуда оборачивается вдруг настоящей бедой, а помощи ждать неоткуда. Что делает человек у себя дома, если он, не дай бог, простудился? Он звонит на работу и говорит, что завтра не придёт. Потом ложится на диван, складывает под спину три-четыре большие подушки, заворачивается в плед и лежит. Он надевает шерстяные носки, заматывает горло пушистым шарфом, берёт с полки несколько книжек с картинками. Кто-нибудь приносит ему горячий чай с малиной или молоко с мёдом, а также аспирин или ещё какое-нибудь чудодейственное средство. Да, во-о-он ту маленькую баночку, в которой осталось совсем на донышке, которая ещё с семьдесят третьего года стоит! Можно намазать грудь остатками мази, и всё к утру как рукой снимет.

И вот лежит себе человек, читает, звонит друзьям, болтает с ними простуженным басом, потом засыпает, а на утро он опять жив-здоров, но на работу не ходит ещё дней пять и блаженствует на своём диванчике.

Со мной же было всё не так. Утром я проснулась с ужасной головной болью, глаза щипало, в горле как будто кошки скреблись, меня мутило, и ноги были ватными. Однако не пойти на работу было просто нельзя. Совсем недавно устроилась, и сразу болеть? А если меня уволят? Поэтому я кое-как оделась и двинулась по направлению к заводу. Мало что помню из событий этого дня. На работе пользы от меня никакой не было, я даже не очень понимала, где нахожусь. Начальник, увидев, в каком я состоянии, велел мне идти домой, и я отправилась в обратный путь, точно так же ничего не замечая по сторонам. Дома я упала на кровать и проспала до вечера.

Проснулась. Я не люблю и не умею спать днём, и стараюсь никогда так не делать, но если это всё же случается, то потом чувствую себя как с перепою. Разбитая, голова дурная, и всё вокруг какое-то мерзкое. Так вот, когда я проснулась, в квартире было темно и тихо. Я тогда жила в доме, принадлежащем нашему заводу. Мне сдали полупустую квартиру для сезонных рабочих. Там было чисто, но уныло: стены оклеены бежевыми обоями, окна без занавесок. Кровать в спальне имелась, но не более того. У меня не было ни телевизора, ни радио, ни компьютера, ни книг. Не было тёплых шерстяных носков и малинового варенья. А главное, мне совершенно некому было позвонить!

Лампы в спальне тоже не оказалось, я зажгла свет в коридоре. Он был одновременно и тусклым, и резким. Резким, потому что лампочка без плафона, а тусклым — поскольку всего сорок ватт. Эта лампочка ничего не освещала, но свет её отвратительно бил в глаза.

Я отвернулась к стене, и мне стало казаться, что я сплю на вокзальной скамейке под фонарём. В комнате было тихо, и с улицы тоже не доносилось никаких звуков.

Мне было очень плохо: то жарко, то холодно. Я надела на себя все тёплые вещи, завернулась в полотенца. Второго одеяла (а тем более клетчатого пледа) у меня не было. И не было никаких таблеток.

За стеной вдруг кто-то тоненько заплакал. Причём оказалось, что стены в доме как бумага: слышимость была такая, будто плакали прямо у меня под кроватью. Я лежала, стучала зубами от холода и думала, что если я, например, сейчас помру, то пройдёт ещё немало дней, прежде чем меня найдут. Даже не знаю, что должно случиться, чтобы меня хватились. Чтобы стали искать, заявили в полицию, взломали дверь, и всё такое. Наверное, когда за неуплату квартира достанется другому жильцу, только тогда кто-нибудь придёт. Я тоже стала плакать вместе с соседом, и мы оба так и уснули.

Наутро я позвонила на работу и поинтересовалась, как мне обратиться к врачу, на что секретарша буркнула: «Не знаю» — и повесила трубку. Я взяла справочник «Жёлтые страницы» и позвонила в больницу. Меня спросили, может ли больной сам дышать и не прислать ли «скорую помощь». Узнав, что «больной» — это я, сама звоню и разговариваю, девушка-диспетчер велела мне не валять дурака и приходить на приём в клинику. Записаться на приём можно через три недели. Я попыталась выяснить, не может ли участковый врач зайти сегодня меня посмотреть и заодно принести каких-нибудь лекарств, но девушка не поняла, кто такой участковый терапевт. Насчёт лекарств она сообщила, что таковые покупаются в аптеке.

В том же справочнике я нашла адрес аптеки. Она была в городе всего одна, в самом центре, и работала пять дней в неделю с одиннадцати до двух. Во вторник аптека не работала, а на дворе как раз стоял вторник. Поэтому день прошёл в слонянии по дому. Я ложилась, засыпала, опять просыпалась, разбитая дневным сном и обессиленная высокой температурой, шла пить чай на кухню, потом снова спала.

На следующий день с утра я надела на себя все свитера, платки и тренировочные штаны, села на велосипед и поехала в город. В аптеке на меня смотрели огромными глазами. Оказалось, что лекарств от простуды не существует в природе!

— Есть антибиотики, но их прописывает врач. Имеется ипрен от головной боли, вот он без рецепта. Хотите ипрен?

— Но у меня не болит голова, у меня жуткая температура. Нельзя ли её сбить?

— Нет, температуру нельзя сбивать.

— Как нельзя?! Но я всю жизнь это делала!

— Не может быть, нельзя сбивать температуру.

Ну, нельзя так нельзя. Я купила ипрен от головной боли (надо же хоть как-то лечиться) и поехала домой. По дороге купила банку малинового варенья и толстые носки. Дома при ближайшем рассмотрении выяснилось, что носки синтетические и совершенно не греют. А варенье больше напоминало красного цвета кисель с желатином.

Я сидела на кровати в голой комнате, освещённой серым светом, падающим из окна. Ковыряла ложкой безвкусное варенье. Голова у меня совсем не болела после ипрена. За стеной опять начали плакать. И тут в какой-то момент я вдруг почувствовала, что у меня вообще больше ничего не болит и завтра я пойду на работу. Постучала кулаком в стену, и там заткнулись.

Вот уже без малого полгода я живу на Оланде. Приближаются новогодние праздники, а какие праздники без угощения. Так что самое время рассказать о местной кулинарии.

Еда явилась для меня одним из самых больших потрясений, разочарований и сюрпризов. Наверное, если поискать в Интернете, то можно прочесть, что аландская кухня представляет собой смесь шведской и финской кухонь и, конечно, несёт в себе отпечаток жизни на морском архипелаге. Вы наверняка представили себе копчёного лосося, жирную балтийскую селёдочку, мидии в вине (или в сидре?), наваристую уху. И правда, тут в каждом дворе установлена печь для копчения рыбы. Но, увы, ольховые щепочки, берёзовая кора, форель, подвешенная в каменной трубе, — всё это существует только в моём воображении. На самом деле в этих печах ничего не коптится, разве что жарятся сосиски из супермаркета, когда народ отмечает Мидсоммар, праздник летнего солнцестояния.

• Предыдущая
• 6/59
• Следующая