Вампир из Мексики. Жмурик–проказник. Стеклянная рука - Веркин Эдуард - Страница 10
- Предыдущая
- 10/48
- Следующая
Семафоров усмехнулся и встал на весы.
С весами что–то произошло. Я думал, они высветят килограммов шестьдесят — Семафор был парнем мощным, — но вместо шестидесятки они выдали всего двадцать кило.
— Врут, — глупо усмехнулся Семафоров и сошел с пластины.
Я сразу же снова встал на весы, и они исправно выдали мои сорок пять. Весы не врали.
— Ну–ка, Семафор, встань еще раз, — попросил я.
— Зачем? — насторожился он.
— Весы чего–то барахлят…
— А если они барахлят, зачем мне на них становиться?
— Мне кажется…
— Если кажется, креститься надо, — огрызнулся Семафоров.
Тут я резко выхватил водный пистолет и выстрелил прямо ему в лицо.
Ничего не случилось.
— Ты чего это? — Семафоров обиженно утирался рукавом.
— Ничего, — ответил я. — Балуюсь.
— Не, — Семафоров прищурился, — не, ты не балуешься. Ты проверял, вампир ли я!
Я пожал плечами.
— Сначала взвешиваться заставляешь, потом в морду святой водичкой плескаешь! — продолжал он. — Тоже мне, инквизитор выискался!
Семафоров повернулся ко мне. В глазах его пропрыгнули золотистые молнии. Он сжал стакан. Стакан лопнул и разлетелся на кусочки. А это, между прочим, был небьющийся стакан. Прочный.
Семафоров охнул.
— Что это? — жалко спросил он. — Что это со мной, Куропяткин?
Злобы в нем уже совершенно не наблюдалось. Наблюдался страх.
Он смотрел на раздавленный стакан в своей руке, смотрел на то, как течет кровь.
— Что это?
— Ты вампиром становишься, — сказал я. — Все просто. Все признаки налицо. Ты прыгаешь, как кенгуру, ты сильный, есть не хочешь. Смена настроения. Поэтому нам надо идти, прикончить эту водяную крысу.
— Я… я не пойду.
— Тогда мне придется прикончить тебя. Не сейчас, конечно. Утром. Но чтобы дожить до утра, надо идти убивать чудовищ.
— Там крокодил, — Семафоров кивнул в сторону. — И другие вампиры. Там полно вампиров…
— Ты сам вампир. Уже почти вампир. Они же тебя не тронули!
— Они не успели… Потому что взлетели.
— Все равно тебя уже свинка укусила. Так что если тебя снова укусит вампир…
Семафоров захныкал:
— А если он мне башку отгрызет? Она назад не прирастет, это точно! А что я буду без башки делать?
— То же, что и сейчас. От твоей башки все равно никакого толка, Семафор.
— Хватит издеваться!
— А что в кабинете у директора? — спросил я. — Что там? Может, какое–нибудь оружие есть?
— Нету, — ответил Семафоров. — Там только стол. И стулья…
— Баран! — ругнул я. — Стол и стулья! Это же то, что нам нужно!
— Зачем тебе стол? Ты где сидеть собираешься?
— Открывай!
— В кабинет нельзя! — сказал Семафоров. — Начальник меня убьет…
— Начальник убьет тебя завтра, а я сегодня. Ключи!!!
Семафоров выдал самый длинный и самый загогулистый ключ со связки. Подошел к двери, вставил его в скважину.
— Отойди! — Семафоров оттолкнул меня в сторону. — Тебе ничего нельзя доверить! Тебе лишь бы крушить…
Он с ловкостью открыл начальственную дверь, вошел в кабинет.
И немедленно выскочил обратно.
— Ну, чего? — спросил я. — Неужели там…
— Там! — глаза у Семафорова выпрыгивали, хотя в этот раз никакая анаконда его не сжимала. — Там!
— Ну что там? — спросил я.
Семафоров открыл дверь пошире. Я вошел внутрь.
Обезьяна Густав сидел в директорском кресле. В смокинге. В цилиндре. Окно было разбито. Декоративные решетки вырваны с мясом. Несгораемый шкаф вывернут из пола и вскрыт. Почти что разорван.
Я понадеялся, что орангутан достал ружье. И надежды мои оправдались. Ружье на самом деле он достал. И согнул его в виде буквы «Г».
Кроме этого, обезьяна разгромила бар и шкаф с одеждой, из которого, видимо, был извлечен смокинг. Этот смокинг был обезьяне удивительно к лицу. И цилиндр тоже. Густав курил просто гигантскую сигару и задумчиво пускал в потолок клубы дыма.
Настоящий мыслитель.
На столе перед ним стояла здоровенная, литра в два, бутылка с желтоватой жидкостью. Периодически Густав эту бутылку брал и прикладывался к горлышку. На две трети она была уже пуста.
— Что он пьет? — спросил я.
— Валерьянку, — ответил Семафоров. — У нас тут раньше кошка была, так ее хозяин валерьянкой все время поил. И Густав к валерьянке тоже пристрастился. Он ее теперь может литрами жрать. Он вообще–то смирный, хотя и вредный…
Это было правдой, демоничности в орангутане не наблюдалось никакой.
Заметив меня, обезьяна глупо улыбнулась. Клыки у нее не выдвинулись, а как–то даже вывалились наружу. Клыки были длинные, желтые и неприятные, на правом чернела дырка. Густав тупо скосил глаза на свои зубы, затем попытался рукой засунуть клыки обратно. Но они не спрятались, а выпали обратно.
Густав хихикнул, снова взял бутылку и вставил ее между клыками. Бутылка стеклянно брякнула.
— Нажрался, — сказал я.
Густав идиотски раскудахтался. Потом вздрогнул, икнул и взмыл под потолок. Это его ничуть не разочаровало, он устроился под потолком и продолжил наслаждаться жизнью.
Даже сигарой дымить не перестал.
Только вот бутылка с валерьянкой осталась на столе.
Густав очень от этого расстроился, он попытался достать бутылку, но оторваться от потолка не мог. Тогда он исхитрился, перевернулся вниз головой и валерьянку–таки достал. Бутылка придала орангутану вес, он немного опустился и завис посередине, между потолком и столом.
Из–за моей спины выставился Семафоров. Он поглядел на обезьяну и сказал:
— Макака чертова! Харя какая мерзкая, тоже уже вампиром стал! В окно пролез. И цилиндр хозяйский напялил…
— Зачем твоему начальнику цилиндр?
— В английском кабинете хозяин только в цилиндре сидит. В цилиндре и в смокинге. Так положено.
Я перевернул стол. У стола оказалось почему–то шесть ножек.
— Знаешь, Семафоров, — сказал я. — Мне кажется, вполне закономерно, что свинка эта попала к вам. В другое место она просто не могла прийти. Где еще найдешь такое собрание дурней?
Я принялся отбивать ножки у стола. Семафоров наблюдал. Одновременно за мной и за обезьяной. Глаза у него работали каждый сам по себе, независимо друг от друга. Как у хамелеона. На это было довольно страшно смотреть, будто в Семафорове обитали сразу два человека. Два существа, вернее.
От обезьяны никакой угрозы, судя по всему, не исходило. Я был гораздо менее безвреден. Отломав ножки, я стал затачивать колья. Дерево было удивительно мягкое и приятное на ощупь, хорошо поддавалось даже кинжалу для резки бумаги.
Наверное, карельская береза.
Колья для вампиров из карельской березы — это круто.
— Давай эту гадину прикончим. — Семафоров взял кол и указал на Густава. — Он у меня давно кровь пьет. Как мимо его вольера прохожу, всегда кожурой банановой швырнет, как сегодня. И метко так швыряет, даже через стекло попадает.
Семафоров погрозил Густаву колом.
Обезьян перестал веселиться и замер, с опаской глядя на Семафорова.
— Чует, — довольно улыбнулся Семафоров. — Сейчас я с ним рассчитаюсь…
— Ладно, оставь его, — сказал я. — Ты же говорил, что он смирный.
— А ты говорил, что надо всех перебить!
— Да с этого все равно никакого толка… вернее, вреда. Пусть живет. Если что, утром прикончим.
— Смотри…
— Пошли лучше на улицу, — я выглянул в окно. — Скоро рассвет, надо эту свинку найти.
— Ей же все равно с острова не уйти. Ты сам говорил, что вампиры не могут через проточную воду пройти…
— Она и не пройдет, — сказал я. — Затаится где–нибудь… А завтра утром придет лодка, свинка залезет в нее… Да ладно, не это самое главное. Главное, ты сам поутру вампиром станешь…
— Пойдем, — заволновался Семафор. — Тогда пойдем. У тебя есть план?
Плана у меня особо никакого не было.
— Все равно надо что–то делать, — сказал я, — надо хотя бы выйти, посмотреть… Слушай, Семафоров, а вампиры в природе больше всего кого жрать любят?
— Людишек больше всего любят, — ответил он. — А среди людишек…
- Предыдущая
- 10/48
- Следующая
