Резец небесный - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 24
- Предыдущая
- 24/51
- Следующая
– Вы используете мои эффективные сны, чтобы изменять реальность. И не хотите признаться. Почему?
– Это вам, Джордж, следует признать, что вопросы, которые вы задаете, резонны лишь с одной точки зрения – вашей, а не моей. С моей – на них и вовсе нет ответа. Мы с вами не можем воспринимать реальность одинаково.
– Но ведь кое-что все же совпадает? Иначе вообще – мы не смогли бы и разговаривать.
– К счастью, да. Но этого подобия для ответов на все ваши вопросы недостаточно. Пока недостаточно.
– Почему-то на ваши я отвечать могу… И отвечаю… В любом случае послушайте! Вы не можете продолжать это, так нельзя, вы не вправе вмешиваться в ход вещей.
– Джордж, вы произносите это прямо-таки как некий нравственный императив, тоном проповедника. – Теребя бородку, доктор одарил собеседника преувеличенно сердечной улыбкой. – Но взгляните фактам в лицо, Джордж, разве не главная цель мужчины испокон веков – созидать вещи, изменять вещи, управлять ходом вещей? И улучшать в результате мир вокруг себя?
– Нет! Неправда!
– Так в чем же тогда цель, по-вашему?
– Не знаю. У вещей нет предназначения, и Вселенную нельзя разъять, как труп, как механизм, каждая деталь которого имеет определенную функцию. В чем, по-вашему, функция галактик? Не знаю, имеет ли какую-то цель вся наша жизнь, но думаю, что это не столь уж важно. А вот что действительно важно, так это то, что мы в ней, мы являемся частью жизни. Словно нитка в одежде, словно былинка в поле. Есть жизнь, и в ней есть мы. И все, что ни делает человек, – это лишь легкий ветерок по траве.
Возникла непродолжительная пауза, и когда Хабер сформулировал наконец свой ответный аргумент, тон его несколько переменился. Сердечность увещеваний уступила место прохладе, близкой к презрению:
– Даже странно слышать такое, столь пассивную точку зрения, из уст человека, выросшего в условиях прагматичного иудейско-христианского Запада. Прямо-таки настоящий буддизм. Может, вам доводилось штудировать восточную эзотерику, Джордж? Или увлекаться мистическими учениями? – В финальном вопросе, насквозь риторическом, звучал уже неприкрытый сарказм.
– Нет. И ничего в них не смыслю. Зато знаю, что неразумно испытывать на прочность порядок вещей, насиловать природу. Не поможет. Человечество совершает эту ошибку, все время одну и ту же, уже сотни лет. Вы видели… видели, что стряслось вчера?
Непроницаемо темный взгляд в упор:
– А что же такое стряслось вчера, Джордж?
Нет выхода. Выхода нет.
На сей раз, чтобы снизить у пациента сопротивление гипнозу, Хабер избрал пентотал натрия. И снова Орр покорился, вяло наблюдая за иглой, жалящей его в вену. А что оставалось? Какой выбор? Выбирать самому Орру никогда и ничего не доводилось. Разве что во сне?
Хабер выскочил, чтобы уладить кой-какие дела, пока не подействует препарат; обернувшись за четверть часа, он был оживлен и порывист:
– Все в порядке? Ну что ж, приступим, Джордж!
С мрачной ясностью Орр предвосхитил тему сегодняшнего сна – война. О ней кричали все газеты, и даже сопротивляющееся информации сознание Орра полнилось этим – ширящимся конфликтом на Ближнем Востоке. Миротворец Хабер хочет разделаться с войной. А заодно прекратить и южноафриканскую резню. Он ведь само благородство и мечтает лишь о счастье для всех, для всего человечества разом.
Говорят, цель оправдывает средства. Но ведь этому никогда не будет конца. И все, что у нас есть, – это одни средства. Орр откинулся на кушетке и зажмурил глаза. Тяжелая ладонь привычно легла на горло.
– Сейчас ты погрузишься в транс, Джордж, – бархатный голос Хабера, – ты уже погру…
темнота Во тьме.
Еще не ночь, только поздние сумерки, на краю пшеничного поля. Впереди роща, влажная и мрачная. Путь под ногами едва виден в последних отблесках гаснущего заката – давно заброшенный потрескавшийся хайвей. Впереди, футах в десяти, смутное белое пятно – это шествует здоровенный гусак. Оборачиваясь порой, он грозно шипит.
Белыми маргаритками вспыхивают на небе звезды. Одна, крупнее прочих, трепетно-яркая, распускается прямо впереди, над темным горизонтом. Следующий взгляд – она все больше, все ярче. Звезда расти не может! – мысль. Светляк в небе, раздуваясь и разгораясь, наливается зловещим багрянцем. Звезда не может быть красной! – следующая мысль. Уже слезятся глаза. Яркие зеленовато-голубые волоски молний жадно тянутся к звезде с разных сторон и гаснут, упираясь в невидимую сферу. Вот уже вокруг звезды разгорается и Пульсирует огромное кремовое гало. Молнии продолжают неустанно жалить. О Боже, только не это! – когда звезда вдруг исчезает в слепящей ВСПЫШКЕ. Упасть плашмя, прикрыть затылок ладонями! Но отвернуться нет сил, не отвести глаз от неба, исполосованного смертоносными блицами. Чудовищное содрогание земной коры приводит в сознание. О Господи, спаси меня! – отчаянный вопль в полыхающие небеса… и пробуждение.
Рывком усевшись на кушетке, Орр спрятал лицо в потных трясущихся ладонях.
Тяжелая рука на плече:
– Снова скверный сон? Черт, я думал, будет все же полегче! Ведь внушал вполне безобидный сценарий, на тему «миру – мир».
– Так и вышло.
– Тогда почему вы так взволнованы?
– Я стал свидетелем жуткой схватки в космосе.
– Свидетелем? А где же находились сами?
– На Земле. – Орр вкратце изложил сновидение, опустив лишь единственно гусака. – Только вот не знаю, то ли они сбили одного из наших, то ли наоборот.
Хабер рассмеялся:
– Да уж, жаль, что ваш сон нельзя записать визуально. Вот бы вышло захватывающее зрелище! Ведь на самом-то деле столкновения эти происходят на таких скоростях и на таком удалении, что человеческое зрение тут просто бессильно. Несомненно, ваша версия куда красочнее реальности. Звучит, как пересказ доброго старого боевика семидесятых. Сколько я перевидал их пацаном… И все же, отчего вам привиделась батальная сцена? Внушение-то было на мирную тему.
– Мирную? Увидеть сон про мир на планете – именно так вы велели?
Хабер, занятый переключением клавиш на пульте Аугментора, ответил не сразу.
– Порядок, – сказал он наконец. – Что ж, давайте на сей раз, в порядке эксперимента, сравним внушение с содержанием сна. Может, прояснится причина негативного результата. Я сказал… нет, лучше поставить запись. – Хабер сдвинул панель на стене.
– Вы записывали весь сеанс?
– Естественно. Обычное в психиатрии дело. Вы не знали?
«Откуда мне знать? – ответил про себя Орр. – Откуда, если магнитофон скрыт, сигналов не издает, а вы и словом не обмолвились?» Но ничего не сказал. Может быть, так у них принято, может, и нарушение, продиктованное высокомерием доктора – в любом случае ничего не попишешь.
«…Вот мы близко, мы почти у цели, мы уже в трансе, Джордж. Погружаемся…» – Мягко щелкнув, магнитофон смолк.
– …Э-эй, Джордж, не отключайтесь! Ну-ка очнитесь!
Орр тряхнул головой и усиленно замигал. Конечно, это всего лишь запись, но ведь он под завязку набит депрессантами.
– Все в порядке, малость промотаем.
И снова голос Хабера в записи: – «…мирную жизнь. Никакого более массового истребления людьми себе подобных. Конец кровопролитным сражениям в Ираке, прочих арабских халифатах и эмиратах. Мир на священной для всех народов планеты земле Израиля. Конец геноциду в Африке. Нет – грудам ядерного и биологического оружия, способного уничтожить все живое на Земле. Нет – разработкам новых средств и способов уничтожения людей. Миру
– мир! Мирное сосуществование как единственно возможное на Земле. Все названное должно присутствовать во сне. А сейчас переходим непосредственно к засыпанию. Когда я произнесу…»
Хабер резко оборвал воспроизведение, чтобы Орр, услышав пароль, не отключился снова.
Орр задумчиво потер лоб.
– Что ж, – процедил он. – Я в точности исполнил вашу инструкцию.
– Не думаю. К чему же тогда эта битва в прилунном простра… – Хабер умолк так же внезапно, как только что его голос в записи.
- Предыдущая
- 24/51
- Следующая
