Солдат Сидона - Вулф Джин Родман - Страница 5

— В таком случае, — осторожно сказал жрец, — ты должен быть обеспеченным человеком.

— Верно, — Муслак опять прочистил горло. — Насколько я понимаю, я могу пожертвовать храму определенную сумму и получить девушку для путешествия?

Жрец кивнул. — Да, для длинного путешествия вверх по реке, по твоему выбору. Но ты должен, закончив путешествие, вернуться сюда.

— Конечно. Я собираюсь вернуться в мой родной город после того, как помогу князю Ахемену.

— Тогда нет никаких сложностей. Ты надеюсь, понимаешь, что должен обращаться с поющей девушкой так, как обращался бы с любым своим товарищем. Ты можешь бить ее, но не без причины и не так, чтобы искалечить ее. И она может оставить тебя, если ее еда будет хуже твоей.

Муслак кивнул.

— Когда ты вернешь ее, ты не обязан больше ничего платить, ибо ты заплатишь всю сумму заранее. Однако, согласно обычаю, ты можешь дать ей какой-нибудь подарок, если она тебе понравится.

— Я так и сделаю, — сказал Муслак. — Что-нибудь приятное. У меня будет немного денег, когда я сделаю то, что просит сатрап.

— Он не наш сатрап, Человек Пурпура. — Жрец нахмурился.

Муслак пожал плечами. — И не наш тоже, если ты это имеешь в виду. Но мы всегда делаем то, что он говорит. Как и вы.

— Ты хочешь услышать как девушка поет?

Муслак кивнул.

— Тогда я хочу увидеть цвет твоего золота.

Муслак вытащил из кошеля несколько золотых монет и продемонстрировал их жрецу.

— Одну из этих, — сказал жрец.

— Дарик? Это слишком много!

— Ты привык торговаться, — сказал жрец, — и конечно торгуешься намного лучше меня, ибо я вообще никогда не торгуюсь. Одну из этих, и я еще должен подержать ее в руках.

— Ты сам сказал, что есть еще шесть Хатхор вверх по реке, — возмущенно сказал Муслак.

Жрец улыбнулся. — Иди в любой. Теперь оставь меня.

Муслак повернулся и пошел прочь. Я пошел за ним, очень недовольно, потому что помнил слова богини. Когда мы почти дошли до входа во внешний двор, он остановился и вернулся к жрецу. — Один дарик? Это твоя цена?

Жрец не шевельнулся. — Если ты не захочешь дать ей еще что-нибудь, когда вернешь ее обратно. Добровольно.

— Ладно, — сказал Муслак, — давай увидим их.

Жрец протянул руку.

— Сначала я посмотрю на них.

Жрец покачал головой и не опустил руки.

— Допустим, что мне не понравится ни одна из них?

— Тогда я верну тебе деньги, — сказал жрец. Все это время в его глазах не было ни презрения, ни страха, только спокойная уверенность. Я с восхищением смотрел на него.

— Решено, — наконец сказал Муслак.

Монета перешла из рук в руки. Улыбнувшись, жрец подошел к маленькому гонгу, висевшему на одной из стен. Он дважды ударил в него и вернулся к нам.

— А ты, Левкис? — ухмыльнулся Муслак. — Хочешь поющую девушку?

Я покачал головой.

Скоро мы услышали голоса и шорох голых ног, ступавших по каменному полу. К нам подошли пять юных женщин. Все миловидные, с точеными ногами и высокой грудью. И все в черных париках, как и остальные женщины этой страны, кроме, конечно, самых бедных. Две девушки несли инструменты.

Жрец спросил Муслака, хочет ли он услышать, как они поют.

Муслак утвердительно кивнул.

— Тогда они все запоют, и ты сможешь выбрать ту, чей голос понравится тебе больше всего. — Он подал знак женщинам, и они тут же запели. Я сумел понять только несколько слов, но пели они веселыми энергичными голосами. Те две, что держали инструменты, играли на них от всей души.

— Эта, — сказал Муслак.

— С лютней?

Муслак заколебался. — Нет, рядом с ней.

Жрец кивнул. — Нехт-нефрет, подойди.

Она вышла вперед, улыбнулась и взяла руку Муслака.

— Этот купец поедет в Меннуфер на собственном корабле, — объяснил жрец. — Когда все его дела закончатся, он вернется сюда. Ты будешь его женой вплоть до возвращения.

— Я понимаю, Святой, — тихо ответила Нехт-нефрет. Она была высока для местной женщины, но не выше остальных.

Внезапно женщина с лютней, ниже ее на ширину двух моих пальцев, тоже вышла вперед, взяла меня за руку и потерлась об меня мягким боком.

— Этот купец не пожелал жены, — резко сказал жрец.

— Он солдат, а не купец, как я, — объяснил Муслак. — Он из Сидона. — Он повернулся ко мне. — Левкис, ты сказал, что не хочешь себе женщину.

— Я хочу себе симпатичного мужа, — заявила женщина с лютней, — и я хочу побывать в Меннуфере и во всех великих местах вдоль реки. — Она делал вид, что говорит с Муслаком, но украдкой поглядывала на меня уголками своих обведенных краской глаз. Мои ноздри наполнились ароматом сада.

Жрец покачал головой, мне показалось немного печально. — Иди обратно, Мит-сер'у.

Я пытался понять значение ее имени, когда заметил застежку, скреплявшую концы ее головной повязки. И лицо кота на ней.

— Она хочет идти, потому что иду я, — сказала Нехт-нефрет Муслаку. Мы подруги. Если хочешь, можешь взять нас обоих. Я не ревнива.

— Да, ты можешь, но за еще одну монету, такую же как и первая, — вмешался жрец.

— Но не эту, — сказал я. — Эту я хочу для себя. Дай этому святому человеку еще одну монету, Муслак.

Мит-сер'у хихикнула.

Но Муслак дал, сказав, что мне он должен намного больше одного дарика.

НАМ жарко, но не так уж неприятно. Мит-сер'у обмахивает меня опахалом из пальмовых листьев. Оно хорошо охлаждает и, по ее словам, отгоняет насекомых. Я сижу и пишу, потому что, как говорит Муслак, должен. Он еще говорит, что целитель дал мне этот свиток и чернила. Мое перо сделано из обожженного камыша. Я окунул его в реку и оказалось, что им трудно писать так мелко, как я привык.

Мит-сер'у улыбается, видя мои буквы и предлагает показать, как пишет ее народ. Нехт-нефрет говорит, что она пишет еще лучше. Но я не даю им свое перо, хотя это очень длинный свиток. Я испишу его с обеих сторон. И кто может сказать, где я найду другой?

Муслак продал все шкуры со склада. Это заняло большую часть утра. Как только покупатели расплатились, мы отчалили. Эта река называется Пре. Мит-сер'у говорит, что в этой стране есть три больших реки и много маленьких. Пре — самая большая. Мит-сер'у показывает три пальца. Река Пре — первый. Дальше на юг все три сходятся вместе и создают Великую Реку. После этого места река одна. Мит-сер'у и Нехт-нефрет никак не называют ее. Просто река. Муслак называет ее Великой Рекой, и говорит, что эллины называют ее Нил или Эгиптос.

Слева и справа от нас расстилаются поля, удивительно плодородные. Не верю, что когда-нибудь я смогу увидеть настолько плодородную землю. Но даже если увижу, она не удивит меня так, как эта. Все зеленое, темное и полно жизни. В этом году будет очень щедрый урожай. Все эти поля плоские, как и у меня на родине. Попадаются и невысокие холмы. На них стоит пара домов, или, на холмах побольше, целая деревня. Я думаю там не сеют из-за того, что они менее плодородны, чем поля. Люди, которых мы видели, не могли быть богатыми, но выглядели здоровыми, веселыми и занятыми делом. Когда мы махали им рукой, они улыбались и махали нам в ответ.

Река была то синей, как море, то сине-зеленой. Вода в ней казалась хорошей, но Муслак сказал, что те, кто ее пьет, заболевают. Тем не менее в этой стране все пьют хорошую воду, вино или что-нибудь еще. Надо спросить об этом женщин.

ОНИ говорят, что из реки воду пить нельзя, в любое время года, и что ее цвет меняется в зависимости от времени года: сначала она синяя, потом красная, спустя еще какое-то время зеленая. Этой водой можно мыться, но нельзя смешивать ее с водой для питья. Нехт-нефрет сказала, что в Меннуфере вода будет еще синее. Нехт-нефрет там уже была, а Мит-сер'у нет.

Мит-сер'у захотела узнать, что я уже написал. Я прочитал ей. Дома и деревни построены на холмах для того, чтобы их не затопило, когда река поднимется. Иногда она поднимается очень высоко и сносит все дома. Тогда их строят заново. Нехт-нефрет говорит, что лучше всего строить на красной земле, но здесь ее нет. Я говорю, что мог бы сделать деревянный плот и жить на нем. Она говорит, что здесь дерево очень дорогое.