Приключения Мильса Веллингфорда - Купер Джеймс Фенимор - Страница 27

— А, это разница. Устроим здесь маленькую колонию из вашего отца, вас, Мрамора, доброго нашего мистера Гардинга, моих дорогих Грации и Люси, и я к вашим услугам!

— Кто же эти дорогие вам особы, мистер Веллингфорд, присутствие которых усладило бы ваше пребывание на пустынном острове?

— Во-первых, майор Мертон, человек достойный во всех отношениях; затем его дочь, которая…

— Оставим ее, ее недостатки мне известны лучше, чем вам. Но кто эта дорогая Грация?

— Грация — моя единственная сестра. Гардинг — мой опекун; а Руперт и Люси его дети.

Расставшись с Эмилией, я отыскал Мрамора. Он разгуливал один по аллее, расчищенной покойным ле-Контом.

— Этот майор человек неглупый, — сказал он мне, когда мы с ним поровнялись, — я люблю таких философов.

— Что же он вам сказал такое особенное?

— Да все та же его чортова мысль и мне засела в голову; и я уже почти решил остаться здесь, когда провожу вас.

Я посмотрел на Мрамора с удивлением. Но он не шутил, намереваясь выполнить на деле воздушные замки Мертона.

— Но ведь это еще не решено, мой друг, — ответил я, зная, что с ним шутить бесполезно в такие минуты, — подождите до завтрашнего дня; может быть, вы еще и передумаете.

— Навряд ли, Мильс. Здесь можно найти все необходимое для существования.

— Я беспокоюсь не о пище: в этом отношении вы обеспечены, но ведь вы можете захворать, умереть. Человек создан не для того, чтобы прозябать в одиночестве; ему нужно общество и…

— Я обо всем подумал, и мне нравится жизнь отшельника. Я не говорю, что не был бы рад, если бы со мной остались такие люди, как Талькотт, майор или даже Неб; но раз этого нельзя, я останусь один. Когда вы возвратитесь к себе, вы, конечно, расскажете об этом острове, и, кто знает, быть может, время от времени сюда пристанет корабль из любопытства взглянуть на отшельника.

— Но ведь это безумие! Имейте в виду, что вам здесь придется, пожалуй, терпеть недостатки. Я даже не знаю, всегда ли полезны для здоровья кокосовые орехи, да и на других деревьях навряд ли имеются фрукты во всякое время года.

— Не беспокойтесь. У меня есть ружье, да и вы мне оставите еще оружия: кроме того, будут приставать сюда суда, так что у меня всегда будет возможность сделать новый запас провизии. А рыбная ловля? Потом я могу насадить овощей! На этой почве урожай должен быть обильный. Да, наконец, у меня целый ящик инструментов; я знаю и плотничные и слесарные работы. Тысячи бедняков, снующих по улицам больших городов, с радостью променяли бы свое жалкое существование на мое одиночество и благосостояние.

Я не стал более уговаривать Мрамора, подумав, что он теперь ненормален. На следующий день закипела работа. Медь, английские товары и многое из французского груза перевезли на остров. Мрамор оставался непоколебим в своем решении, начав с того, что отказался от командования «Полли», которое я передал одному из наших офицеров, весьма способному молодому человеку.

Через неделю, потеряв всякую надежду добиться чего-либо от Мрамора, я отдал приказ отправляться в путь, предупредив капитана «Полли», чтобы он обошел мыс Горн и всячески постарался миновать Магелланов пролив.

Я написал судохозяевам обо всем случившемся, сообщил им свои проекты относительно дальнейших оборотов; что же касается Мрамора, то ограничился тем, что объяснил его самовольную отставку чувством деликатности, заставившим его сложить свои обязанности с момента отнятия у французов судна, при этом я прибавил, что на будущее время я принимаю на себя ответственность за их интересы.

«Кризис» уже давно был готов к отплытию, но я все медлил из-за Мрамора. Я попросил майора Мертона повлиять на него, но майор сам слишком сочувствовал проекту Мрамора, чтобы отговаривать его. Увещания Эмилии тоже ни к чему не привели.

Истощив весь запас красноречия, нам оставалось употребить все меры для улучшения положения Мрамора.

Собрав по возможности строительный материал, мы ему живо соорудили хижину, в которой он мог укрываться в непогоду; затем сделали в ней окна и дверь. Хотя климат здесь был жаркий и камина не требовалось, все же мы перенесли к хижине печку, сделанную французами. Мы даже вспахали часть земли и обнесли ее изгородью, чтобы предохранить от домашней птицы. Так как нас работало около сорока человек, на острове скоро водворился порядок; я принимал во всех работах самое деятельное участие.

Мрамора почти не было с нами во все это время; он жаловался, что ему ничего не останется делать после нас, а на самом деле он был счастлив, видя с какой заботливостью мы относились к его благоустройству.

Предполагая, что Мрамору в конце концов одиночество наскучит и ему захочется направиться в другие места, я принялся за устройство ему шлюпки, в которой приказал сделать всевозможные приспособления для борьбы с бурей.

Мрамор следил с любопытством за нашей работой. Однажды вечером, когда уже все было кончено, и я объявил, что мы выезжаем на следующий день, он отвел меня в сторону с таинственным видом, как будто собирался сообщить нечто важное. Он был сильно взволнован, рука его дрожала.

— Благодарю, Мильс! Единственно, что у меня есть дорогого на сем свете, это вы, мой друг. Вы еще молоды, неопытны, а потому не отговаривайте меня от моего решения. Все, что я вас прошу в настоящую минуту, — это прекратить, наконец, приготовления для меня, а то, право, мне ничего не останется делать. А потом имейте в виду, что я и сам сумею оснастить эту шлюпку, без посторонней помощи.

— Да я в этом не сомневаюсь, друг мой; но я боюсь, что вы сами не захотите этого сделать. Я все еще не теряю надежды, что вы нас догоните и займете на «Кризисе» свое прежнее место.

Мрамор отрицательно покачал головой. Мы молча сделали несколько шагов. Вдруг он обратился ко мне дрогнувшим голосом:

— Мильс, ведь вы будете сообщать мне о себе?

— Каким же образом? Вы сами знаете, что между этим островом и Нью-Йорком не существует еще почтовых сношений.

— Да, я говорю глупости. Совсем потерял память. Конечно, когда вы уедете, для меня настанет конец всяким сношениям с миром.

— Но что же делать?

— Может быть, мне уже немного осталось жить.

— Ну, полно, Мрамор; еще не поздно, поезжайте с нами, хотя из дружбы ко мне.

Целый час я уговаривал его — и все напрасно. Наконец, я решительно объявил, что «Кризис» более ждать не может.

— Я это знаю, Мильс, а потому кончим все эти разговоры. Да вот, кстати, и Неб идет за вами. Спокойной ночи, дорогое мое дитя.

Я оставил Мрамора, все еще надеясь, что тишина ночи подействует на него благотворно и он образумится. У себя на «Кризисе» я сделал распоряжение, чтобы на следующий день, с восходом солнца, весь экипаж был бы в сборе для снятия якоря.

В назначенный час Талькотт явился возвестить мне, что все готово. Я назначил его старшим лейтенантом, а в помощники дал ему одного филадельфийца. Этот молодой человек обладал всеми качествами для морской службы, с одним недостатком: любил выпить. Но пьяницы не вредят на судне, где господствует порядок и дисциплина.

Итак, Талькотту велено было отчаливать. Я же отправился в лодке на остров — сделать последнюю попытку увезти с собой Мрамора. Но ни его, ни шлюпки нигде не было видно; по всей вероятности, он спрятался за погибшим французским судном.

Нечего было делать, пришлось поднять паруса и выйти из бассейна. Положительно, Мрамор пустился в море совсем один. Несколько часов мы еще прождали у скалы. Я все колебался. Но, наконец, «Кризис» стал быстро удаляться от земли.

За обедом мы сошлись с майором и его дочерью. Понятно, разговор зашел об исчезновении нашего старого товарища.

— Как жаль, — сказал Мертон, — что из ложного самолюбия Мрамор отказался отправиться с нами в Кантон, там он всегда мог бы перейти на другое судно, если бы захотел.

— Но зато мы это сделаем, милый папа, не правда ли? — сказала Эмилия, подчеркивая свои слова. — Пора освободить мистера Веллингфорда от наших особ.